ТЕКУЩИЙ ВЫПУСК 240 Декабрь 2016

Входит мужчина средних лет в вязанном меланжево-желтом шарфе, обмотанном вокруг тонкой шеи. В очках. В руках кожаный дипломат. Поспешно осматривается.

Букинист стоит по другую сторону прилавка и разбирает вновь поступившие рукописи на аукцион. Лондонский букинист похож на бухгалтера, в техническом халате с калькулятором.

За окном – пейзаж с видом на Биг-Бен.

Площадка разделена на сегменты как песочные часы и периодически поворачивается.

Коллекционер Вадим Трабах.

Могу поинтересоваться, что у вас есть примечательного в последних поступлениях?

Букинист. Вас интересует что-то конкретное или так, в общем. Могу предложить списки новых поступлений. Здесь тысячи наименований. Да, вы не спешите. Если хотите что-то найти, обязательно найдете. Только не спешите.

(Букинист предлагает обосноваться за столом в зале для посетителей.)

Кроме списков лучше обратиться к сайтам владельцев раритетов, с которыми мы поддерживаем связь.

Вадим Трабах. Знаете, мне нужно поискать среди дневников и рукописей русских эмигрантов начала прошлого века.

Причем я очень стеснен во времени. Окажите любезность и любой труд будет вознагражден... ( Коллекционер делает характерный жест, считая купюры.)

Часы бьют 16.00.

Букинист. Вы немного поздно пришли. Лучше с утра, но располагайтесь спокойно. У вас есть на примете особая личность или период?

Вадим Трабах. Да-да, поступили сведения, что в букинистической лавке Лондона всплыли дневники одесского скульптора Бориса Эдуардса. Ваша – наиболее известная в округе и ценится своими фондами. Слышали о таком?

Букинист. Нет, нет, молодой человек. Передо мной проходят тысячи имен в день, если и слышал или лучше сказать, видел, то и забыл.

Вадим Трабах. А жаль. Такой мастер. Такой скульптор (внимательно посмотрел поверх очков на букиниста)... а впрочем,

за работу. ( Он расположился в уютном зале с компьютерами на столах и стеллажами с коробками, наполненными уникальностями. Принялся внимательно изучать предоставленные букинистом книги с записями о документах, рукописях, редких фотографиях знаменитостей прошлого.)

Звонок на мобильный телефон прервал.

Вадим Трабах. Переменился в лице. Слушает напряженно.

Нет, нет.

Я об этом не знаю.

Нет, это не проверенные сведения.

А как можно проверить то, что было в конце позапрошлого века...

В этом нет и не может быть своей и чужой дороги. О чем вы говорите?!

Трубка на прощанье накаленно взрывалась угрозами в необходимости отставить поиски рукописи.

С утра следующего и других последующих дней Вадим Трабах приходит к букинисту.

Коллекционер продолжает неустанный поиск в списках каталога.

Трабах. Сколько уже пересмотрено источников, увы, пока ничего из того, что мне нужно не попадается.

Букинист. Мне, это состояние знакомо. Нужно обладать огромным терпением. Нам это качество нужно непременно...

Ничем не могу помочь, молодой человек. Сам в поиске.

Трабах. На помощь не рассчитываю, иначе мог бы нанять кого-то. Мне хочется самому докопаться. Это удивляет, что сведения о таком выдающемся скульпторе известны узкому кругу лиц.

Недавно побывал в родном городе скульптора. В Одессе, знаете, у Черного моря город, построенный по указу императрицы Екатерины Великой.

Букинист. Кто не знает этот белый город у Черного моря.

Это город – европейского уровня. Его архитектура... О молодой человек, я многое повидал, но и там мне однажды удалось побывать. Незабываемо!

Ищите, обязательно найдете то, что вам нужно. Только ищите. Будет казаться, что уже ничего не получается, ларчик не открывается. Ничего. Дальше будет проще и обязательно найдете то, что необходимо. Только если это есть в наличии.

Букинист усмехнулся с хитрецой, поднял указующий перст вверх, выдержал паузу и... засеменил в свое хранилище.

Вадим Трабах (в одном из отсеков большого архива из недавних пополнений. Собралась публика из свободных посетителей, часто заходящих просто провести время в приятной обстановке, что не возбраняется при соблюдении правил безопасности.

Специальные службы проверяют людей, будто те попадают на взлетную площадку.)

Вадима заинтересовали стихи.

Читает, обратясь к публике. С пафосом. В этот день, к удивлению, здесь проходит собрание Русского клуба в Лондоне.

- Что за собрание русских в клубе без стихов ?

...Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне

И ждешь, бессонная, чтоб важен и высок

Спокойной тяжестью - что может быть печальней

На веки чуткие спустился потолок.

Соломка звонкая, соломинка сухая,

Всю смерть ты выпила и сделалась нежней,

Сломалась милая соломка неживая,

Не Саломея, нет, соломинка скорей...

В моей крови живет декабрьская Лигейя,

Чья в саркофаге спит декабрьская любовь,

А та соломинка, быть может, Саломея,

Убита жалостью и не вернется вновь...

Как возвышенно звучит! Как думаете, кому принадлежат эти строки?

(Молчание)

Я бы тоже не вспомнил. Но они пера Осипа Мандельштама. Тоже раритет.

А посвящены его возлюбленной Саломее Андрониковой. В историческом понимании умершей недавно. В 1982 году. Возможно появление документа здесь связано с Надеждой Мандельштам. Можно только предполагать.

От Саломеи, красавицы-поэтессы серебряного века многие были без ума. Осип Эмильевич Мандельштам какие только определения ей ни находил!

Лигея! Великолепно! Целая Лига нацией! Его соломинка, его любовь! Она оказалась безучастна. Хм- м-м!.. Что-то разошелся сегодня. Меня все ведет подменить собой центр популяризации уникальных личностей...

Маленькая разминка произошла – пауза закончена. Продолжаем то, за чем пришли.

Раскатисто рассмеялся и закрутил еще раз теплый шарф. Несколько раз приподнялся на цыпочках.

Биг-Бен отбил час.

Коллекционер углубился в списки документов этого раздела.

В компьютере, просматривает сайты онлайн-антикварбук, в разделе имущество Саломеи Андронниковой.

Вадим Трабах. Снова попадаются документы, связанные с Саломеей. Это уже судьба. Чья только!( Обращается уже больше к себе, бормочет.)

Чует мое сердце... все не случайно...не случайно!...

Красавица Саломея Андроникова прожила красивую жизнь. Она подарила миру много важного и удивительного. Ну, давай, давай!.. Что-то

ожидается здесь?..

(Звонок мобильного телефона, забытого отключить, снова отвлек от главного и прервал азарт поиска. Сюда бы в архивные оригиналы вмонтировать определенный чип-поисковик!)

После нескольких фраз отключился и замкнулся. Настроение резко испортилось.

Неожиданно...

... Так вот оно в чем дело! Вот, вот они... (еле сдерживает восторг). Эти дневники, то что мне нужно. Вот они следы наших соотечественников! Эва, куда занесло их!

(Оживленно обращаясь к букинисту)

Я нашел, то, что искал! Но и за мной теперь организована погоня. Преследуют, по пятам. Мне сказать здесь некому кроме вас, сэр.

Обращаться в Скотланд Ярд не с чем. Угрозы еще не происшествие. Но потом поздно. Так что имейте в виду. Мне уже не один раз пришло предупреждение не приближаться к этим дневникам, которые кажется у меня в руках. Так-так-так! Приятно чувствовать, что можно стать кому то

поперек дороги. Ценят значит, если так беспокойны на другом конце этой беспроволочной связи.

(И он вновь приподнялся несколько раз на цыпочках.)

Букинист. Что вас так заинтересовало, можно полюбопытствовать?

Вадим

Мне хочется у вас спросить. Помните ли как к вам попали эти тетради, исписанные по-русски, еще с «Ъ». Похоже это те дневники скульптора, за которыми уже идет охота.

Букинист. Где вы их обнаружили, в отсеке «Э».?

Вадим. Да, вот здесь две тетради, убористым почерком среди документов и биографии красавицы Серебряного века Саломеи Андрониковой.

Помните, как они попали к вам?

Букинист. Нет, нет, таких подробностей не помню. Видите, у меня одновременно сколько прижизненных изданий поэтов Серебряного века и помоложе – Блока, Белого, Гумилёва, Ахматовой, Мандельштама, Цветаевой, Волошина, Пастернака, Паустовского. (Он стал перебирать любимые рукописи, стараясь ими заинтересовать потенциального покупателя. Смотрите, многие книги с автографами и дарственными надписями...) Между прочим вот фотография знаменитой встречи Константина Паустовского с Марлен Дитрих, когда известная звезда на сцене поцеловала писателю руку, так ее растрогал его рассказ «Телеграмма».

Вадим. Да, превосходно. Но у меня конкретная цель. И вот кажется совпадает. Неужели нам тоже одна из самых блистательных женщин прошлого, современница таких мировых величин, принесла еще и невероятную удачу. В 1982 году в Лондоне ушла из жизни Саломея Николаевна Андроникова- Гальперн. Ей было 94 года. Божественно красивая потомственная грузинская княжна Андроникашвили в начале ХХ века содержала в Париже и Лондоне модные литературно- художественные салоны. Была в центре заграничной русской художественно-артистической жизни. Дружила с Ахматовой, Мандельштамом, долгие годы материально поддерживала Марину Цветаеву. Её портреты ныне находятся в музеях – многие известные российские художники (Серебрякова, Петров-Водкин, Сомов, Григорьев и др.), а также французы и англичане воспели её красоту. Известно, что после смерти Саломеи Андрониковой издания из её личной библиотеки попали к антикварам. Некоторые всплыли здесь! О, это превосходно! (Потирает с удовольствием руки). Смотрите эти рукописи! Дневники! Понятно, что их писал скульптор. С множеством заказов и необыкновенной судьбой.

Букинист ( рассматривая дневник).

Кажется, мне это напоминает еще одну такую тетрадь. А ну-ка.... (задумчиво) Возможно как раз недостающие части совместятся.

Вадим. Было бы очень кстати. Вы себе не представляете, какую ценную услугу можете нам оказать.

Букинист (возвращаясь из другого хранилища)

А что я говорил, молодой человек?

Смотрите! А почерк один и тот же. Я не случайно держал этот дневник рядом, подозревая, что он из серии с продолжением. Смотрите, молодой человек!

На титульной странице тетради написано «Мои воспоминания из пройденной 60- летней жизни». Как сказано! Эта рукопись N 416...

( В тетради на титульном листе появилось имя автора – Борис Эдуардс, а также упоминание о его деде – Josef Wiliam Edwards . Надпись проецируется на экране.)

Всполохи огней. Тревожные и призывные мелодии сменяют одна другую.

Действие первое.

Картина первая.

На экране проецируется Одесса. Думская площадь. Вертится круг, разделенный секторами песочных часов. В нем часы – Лондона, Биг-Бен, Одессы - на Здании Думы, Мальты - на Кафедральном соборе. Сыпется песок, плавятся тигли в плавильных печах, взрываются снопы огней, вырываясь из плоскости экрана, плывут караваны судов с беженцами, кадры старых кинокартин с эмигрантами, покидающими родную Одессу.

Титры:

Одесса. 1860 год. Российская империя еще огромная самодержавная, аграрная, крепостная страна. Много иностранцев, приехавших строить город у моря, осели здесь. Их потомки продолжили интернациональные традиции. В семье британского коммерсанта Бэзила Эдуардса и Софьи Юрьевны Коринковой, из семьи известного на Полтавщине казачьего рода, родился мальчик. Назвали Борис.

(Звучит призывный крик младенца).

Бэзил Эдуардс (прощаясь с семьей).

Сонечка, моя птичка, время отбытия подкрадывается незаметно. Нужно развивать начатое отцом коммерческое дело, больше задерживаться не могу, для этого мне пора в путь...

Береги себя и нашего желанного малыша.

На экране парусник. Мелодия рвет душу. Муж отплывает по коммерческим делам в Англию.

На переднем плане – играет музыкальный квартет: флейта, труба, скрипка, гитара. Звучит вокализ.

На полотне трепещет Андреевский флаг. Затем Британский флаг.

София Коринкова. Буду ждать тебя, милый мой! Наш малыш вырастет быстро. Смотри какой он огромный. Не забывай нас!

Мы ждем тебя!

(Сцена прощания. Бэзил быстро целует жену, выходит).

Женщина склоняется к колыбельке.

С нежностью поет на ночь сыну колыбельную песню.

Затем рассказывает ему семейное предание, часто повторяемое ее любимым мужем о его деде.

Сопровождается показом на экране романтических кадров, вызывающих различные эмоции.

Керосиновая лампа освещает пространство. За окном последние конные экипажи развозят горожан по домам.

Одно-двуэтажная Одесса.

- Тебе еще предстоит это узнать. Но пока ты спишь, а я должна быть одна, расскажу тебе семейное предание, мой малыш!

Парусники на экране отправляются в многодневный поход.

На сцене собираются в дорогу моряки, раскручивают, расправляют, зашивают паруса, имитируют поднятие парусов, танцуют зажигательный матросский танец.

Звучит гонг. Полощется на экране знамя парусника.

Даты из жизни деда рожденного младенца – Бориса Эдуардса, отправляющегося в поход.

Оживают кадры сорокалетней давности 18 века.

На сцене появляется страстная красавица испанка. Гордая поза. Веер. Высокие гребни в волосах.

- Бабушка твоего отца, была испанкой из Гренады. Красавица Камилла Мария Феррари. Они обвенчались в полевой военной церкви. Они полюбили страстно друг друга. Камилла не говорила по- английски, а дедушка твоего отца не знал испанского языка. Камилла очень любила танцевать! Это был их первый общий понятный язык.

(На сцене испанский танец.)

- Суровая жизнь, суровые формы испанского танца, ты еще познаешь и поймешь, малыш, что такое настоящая жизнь. Упаси тебя Бог от тяжелых испытаний!

( София крестится перед образами.

Берет ребенка и стоит с ним перед иконой Матери Божьей Донской, ожидая благословения.)

- Дед твоего отца, Йозеф Вильям Эдуардс, служил гусаром Английской армии. Он был первым комендантом Гибралтарской крепости после окончания войны с испанцами.

Поет колыбельную.

Звездочка сияет над малюткой,

Спи мой мальчик нежный, дорогой,

Не могу тебе дать я игрушку,

Морской коник прыгнет за тобой.

Волны плещут, провожая в море,

Все познаешь на своем пути,

Упаси Бог от страданий, горя,

Амулет на счастье пронеси.

София одевает на малютку семейный медальон на счастье.

Вадим Трабах В действии появляется коллекционер, он же теперь биограф, социальный эксперт времени.

Продолжает историю, записанную скульптором Эдуардсом в найденном им дневнике:

- Дед отца, подданный Великобритании, прибывает с небольшим парусным флотом в Одессу. Поселяется в городе, построенном по указу императрицы Екатерины второй, продолжает заниматься коммерцией. В это время очень благоприятные условия для ее развития созданы в городе у карантинной гавани. Порто-франко – свободная торговля, зажиточная жизнь.

Они были уже обвенчаны, но еще искали общий язык. Йозеф Вильям владел шестью языками, а красавица Камилла Мария говорила на четырех языках, а потом еще с акцентом по-русски.

(На экране кадры одесских улиц Дерибасовская и Решильевская. Старинным шрифтом вывеска « Вильям и Вагнер. Английские товары.»

- Английский предприниматель основал огромный производственно-торговый концерн, как бы сказали сейчас: кожевенный завод и огромный магазин в «сердце» Одессы.

Армада парусных судов начала 18 века на экране.

- Флот Йозефа Вильяма Эдуардса составил восемь парусных барков. Они служили для доставки товаров из Англии в Одессу, а из Одессы вывозили сырье.

(Об этом стало известно из дневника Эдуардса, датированного маем 1920 годом.)

Звучит романс «Солнечный парус».

Солнечный парус

все ищет пару

где-то в краю чужом.

Парус на рее,

мачты качает,

шквал обрывает.

Гонг!

Силы собрали, с благословеньем

вдаль уплываем днем.

Солнце на рее

в парус вцепилось,

светит на счастье

с трудом.

Кнехты отдали

наши швартовы.

Парус трепещет,

вперед!

На переходах

по океанам

Роджер

сигнал дает.

Где мой любимый?

Барк вышел в море,

солнечно в парусах.

Что-то купили,

что-то продали, -

наша судьба – в морях.

(Фрагмент из пьесы)

Елена Ананьева, Франкфурт - Одесса

2. Михаил Червяков ТВОРЯЩИЕ ЧУДО

Михаил Червяков

ТВОРЯЩИЕ ЧУДО

Мы с ней стояли вдали от всех,

Когда на моих глазах сотворила чудо

Она, подкинув руку ладонью вверх,

Попросила принести ей хлеба оттуда.

Моего воображение у меня не отнять.

Даже после пластилиновых мультфильмов.

Могу целую горсть солдатиков тебе дать,

Если будешь дружить со мной сильно.

И вот мы уже бежим под синим небом,

Которое, как обёртка от жвачки "Дональд Дак".

А день гонится за нами следом

И не догонит никак.

И, точно применив полученные знания,

Я распечатал радости целую упаковку,

Когда с себя снял, затаив дыхание,

Свою первую божью коровку.

ДЕРЕВЕНСКИЕ НОЧИ

Каких тут только чудес нет, но среди всего этого

Им кажется, что они нашли что-то совершенное.

Ожидание, сложенного вдвое письма ответного -

Это на земле для них самое ценное.

И защитные механизмы мозга уже не справляются,

Когда он начал её части тела руками трогать.

И от промелькнувшей искры они воспламеняются.

Всего от одной искры они горят возле стога.

И как тут не запеть, когда такая луна над головой,

Где из молока и сахарной пудры вновь и вновь

Рождаются чувства, смешанные со слюной,

В мире людей, верящих в вечную любовь.

В любовь, которая оказалась на примятых полях

А всё происходящее легло под звёздный покров.

И среди всего этого где-то в русских деревнях

Летающие тарелки воруют коров.

ДВОЕ

Словно дети, они бегают по безлюдному пляжу,

И глаза их наполняются счастьем в этот момент.

А в небе белые чайки, которые скорее серые даже,

И ветер вдоль берега тащит обрывки газет.

Эта история про то, как люди могут ещё любить,

И, несомненно, самым вкусным будет этот кусок.

Ведь каждому человеку есть чем дорожить -

На подходе к морю почувствовав песок.

А он бежит и подпрыгивает, пытаясь взлететь,

И сквозь смех вдогонку она ему что-то кричит.

И в этот момент жизнь остановилась, чтобы посмотреть.

Остановилась и молчит.

НА КРАЮ СЧАСТЬЯ

Системные подпорки выломав молотом,

Ступая на дорогу в поясе затянув ремень,

Пройдя через поля , расшитые золотом

И через вереницу безымянных деревень,

Через рассветные задворки,

Где в берёзовых лицах видны предки

С сумой, в которой от традиций корки

И с телом, на котором от крестов слепки.

Жаль, мне не с кем поделиться

Тем, что я в пути снимаю с лесок

Окрестность гранями на солнце искрится,

Сошедшая с живописных фресок.

Я оказался в тихом местечке,

Где ромашковый венок плетёт не спеша

И мочит ножки в блёстках речки

Наивная русская душа.

ИКАР

Своё имя на солнце напишу.

Мозговая жидкость полощет мои миры.

Верёвочки оборвались, на сухожилиях вишу,

Буквой А лечу из тишины.

Мне далеко ещё до хлеба,

Обсасывал бы пока вымя.

Не словчил на вираже: сильным было небо,

И слабыми оказались крылья.

Падаю вниз, ветром измятый,

Кривой пульс артерии скребёт.

И сверху виден будет пласт горбатый

Горелого тела, вмёрзшего в лёд.

ОТЧИМ

-Прошу уйди! И больше нас не мучай!

Я её сын и моё мнение нужно учитывать.

Если в жизни, все полагаются только на случай.

То мне тут тогда - на что рассчитывать?

Вдыхая рывками терпкий запах перегара.

Наверное, всё же, я ещё слишком мал.

Потому и закрываю лицо от его ударов

Пытаясь понять, что я не так сказал.

И вспомнил… вспомнил, как однажды

Убегал от него босиком по снегу

И была у него неутолимая звериная жажда

А у меня ни супер силы, ни оберега

И продолжая держать ладони у лица

Пока в доме телевизор орал посреди ночи

Я понял одно, что хуже пьяного отца

Может быть только пьяный отчим.

СЫН

-Ну, вот Я и дома. Здравствуй Отец!

Рассказать Тебе как всё было?

А были гвозди, страдания и венец…

Мне оставалось лишь, их собрать во едино.

И своей любовью - подавляя чувство мести,

Я им кричал: - Не надо со Мной так,

Как с манекеном на краш-тесте.

А они в ответ: - Разожми-ка кулак …

Но, все эти шрамы - побелеют к маю,

И будут напоминать - только о любви.

Так что - бейте! И пусть вас не смущают

Сейчас слегка влажные - глаза Мои.

А когда Меня уже прижали к кресту

Тут то всё и собралось в одну картину…

Здравствуй, Отец! Я забрался на высоту,

Которая не многим под силу.

ДОЛГИЙ ОБЕД

-Мама смотри, люди с копьями за окном.

И тычет в них пальцем, болтая ногами на стуле.

-Ешь молча! Не разговаривай с набитым ртом,

А то услышат… и начнут произносить Твоё имя всуе.

А когда они в дом вошли, через дверь – Он встал!

Кроме самих себя, им сегодня есть кого винить.

А когда трижды прокричал петух - один предал,

А другой, вытряхнув серебро из мешка начал ныть.

А остальным, было наплевать на Его страдания.

В очереди как в сбербанке между собой жужжа,

Им до зевоты скучны все эти бесконечные колебания.

А разорви полиэтилен их душ - там одна жижа.

Но вера, это ж не чётки и её не слепишь из хлеба,

Она требует слишком много обязательств.

И Ему пришлось вести их за собою следом

Закрывая лицо от камней и ругательств.

И на обратную дорогу - не оставив ни каких сил,

В сторону Женщины с креста кричит: -Мама!

-Сынок, кушай - давай! А то уже весь суп остыл.

Он кивнул… и продолжил есть как ни в чём не бывало.

И В СОТЫЙ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ (А.П.)

– Ты меня хочешь? Спрашивает она.

А я в ответ, только поднимаю брови.

А потом сигарета, покрывало, луна…

И мы долго с ней, стоим на балконе.

А под нами во дворе горят фонари

И сигнализации, меняющей мелодии вой.

И все наши слова растворённые в любви

Стали очень сладкой водой.

Она на время стала моему сердцу милая.

Я преисполнен нежностью в минуты такие.

Обнимаю и думаю - она красивая.

Да впрочем, как и все остальные.

НАДЕЖДА. vol.2

Волосы цвета фиолетовой пыли

А на лице не иссыхающая слеза.

Вместе с неизлечимо больными

В палате надежда жила.

И тянут деревья - свои ветки голые

К детям, что прижавшись к окну - глядят,

Как во дворе жгут листья, которые

Как погребальные костры дымят.

И находясь рядом с ними, ей

Надо избегать эмоций - но она не может,

В тот момент, когда выходит через дверь

Душа в обрывках человечьей кожи.

И эта - не надежда, судя по платью

Это какой-то призрак склонившийся,

Над опустевшей больничной кроватью.

Где лежал ребёнок… ею полюбившийся.

ВВЕРХ

-Смотри! У нас взлететь получилось .

Мы летим, обнявшись, не боясь высоты.

И в тот момент не помню, как это случилось

Я дотронулся до твоей груди.

Нас двоих - резко так, подхватила любовь,

От земли, поднимая всё выше и выше.

Она попадала под язык и сразу в кровь.

Когда тебя я целовал - я сердце слышал.

С тобою мы - обнялись, так высоко взлетая.

Что я уже даже начал - бояться высоты.

И я тогда увидел, что, у самого Рая

От солнечных ожогов на коже волдыри.

СИРОП С ТЕКИЛОЙ (Евгении)

Неожиданно, вдруг всё встаёт на свои места,

И все детали головоломки складываются воедино,

Он и она, поочерёдно сходят с ладоней Творца.

Так закончилось шестидневное сотворение мира.

Но от невозможности вытеснить тайные желания

У людей возникает внутреннее напряжение.

И всего один раз даётся ночь для такого свидания.

Раз в жизни - такое бешеное сердцебиение.

И этой ночью, ты проверяешь укладку волос, а я

Сироп с текилой перемешиваю барной ложкой.

А под дверью, от источника света жёлтая полоса

И тебе совсем не хочет спать - став игривой кошкой.

Твои украшения это грудь и драгоценные камни.

И можно уже пощупать то, что воспроизвёл разум.

И я беззвучно, поворачиваю ручку двери спальни

А ты, сильно сжимаешь ноги… и вот он оргазм.

III.

Прощение, последует сразу за страданиями.

И, в конце концов, человек человека пожалеет.

Ты нашёл те заповеди - ведомый знаниями.

А если не умеешь читать, попроси тех, кто умеет.

У человека с человеком случилось свидание.

И на звериных шкурах, она у костра руки греет.

Ведомый желаниями - ты нашёл то сияние.

А если не умеешь любить, попроси тех, кто умеет.

Человек всю жизнь идёт к золотому порогу.

Под ногами вид камней видом глины сменяется

Ведомый интуицией - ты вышел на ту дорогу.

А если ты ошибся, спроси у тех, кто не ошибается.

ВРЕМЯ

Когда-то мы схватили время и затащили под стекло.

С тех пор, как солнце лёд, наш взор его плавит.

Да ещё и стрелками взяли, да и порубили ему лицо.

И вот за это оно нас так нещадно теперь старит,

Заставляя каждого живущего в этой вселенной

Посмотреть на сыплющийся песок в часах,

С воды вековую информацию снимая пеной.

Людей, гуляющих по пляжу, слушая голоса,

И мы видели, как оно играло с детьми и листьями.

Ну а вот, что происходило на самом деле -

Оно желтило в ящике стола фотографии с письмами

И обдирала ногтями в саду краску с качелей.

И теперь из самого детства за нами тянется страх,

Особо ощутимый к утру, когда ночь уже позади.

И в прокуренной комнате пепельницу зажав в руках,

Монотонными ударами выносит дыхание из груди.

И метнув в человека с транквилизатором дротики,

Оно склонится над телом и пальцем потычет.

А после, в кресле держась за деревянные подлокотники,

Будет рассматривать чертежи изобретений да Винчи.

Время тут все предметы и вещи знает по именам,

Оно живёт во всём - от диванной пыли до хлебных крошек.

И если его сейчас не видно, это значит оно где-то там

На корточках вдоль трасс доедает сбитых кошек.

Время на цепях висело с ведьмами на стенах,

Вместе с ацтеками золото отливало в монеты,

Плавало в ладье с викингами в рогатых шлемах,

В запревшее сено прятало пистолеты.

И ему, что рушить, что возводить - всё едино: Гляди!

Даже провернуть планету его не затрудняет сильно,

Но только вот перед зависшим над цветком колибри

Время почему-то бессильно.

3. Сергій Дзюба Теплі історії Володимира Сапона

Сергій Дзюба

Теплі історії Володимира Сапона

За своє життя я перечитав немало цікавої щоденникової прози. Свого часу найбільшим відкриттям стали щоденники Тараса Шевченка, Олександра Довженка, Пилипа Орлика, Леонардо да Вінчі, Едмона де Гонкура, Марини Цвєтаєвої, Михайла Пришвіна, Івана Буніна, Андрія Тарковського, Костя Москальця … Із задоволенням читаю щороку такі проникливі, непересічні щоденники колеги з Тернополя – Петра Сороки. Це – вже чудова традиція! Та й у вражаючих романах Шевченківського лауреата Василя Слапчука – немало автобіографічного, пережитого автором .

І ось тепер – такий цілющий бальзам на зболене серце : тримаю в руках ошатний, теплий, із любов’ю виданий томик денників Володимира Сапона «Чубарейко небо оре» (видавництво «Десна Поліграф», 224 с. ), і щиро радію, адже є де порозкошувати очима, бо це – справжнє, високе письмо, яке гріє душу .

Що мені подобається в цій книжці? Все, починаючи із заголовка! Адже «чубарейком» називав жайворона один із колоритних персонажів денників – дід Лександер. «Отой чубарейко то високо здіймався в голубу просторінь травневого неба, то, склавши крильця, стрімко падав «каменем» униз і в цю мить ставав схожим на маленьку грудочку землі. І аж ніяк – на птахів: ні на всюдисущих і розбійникуватих горобців, що живуть під стріхою, ні на співочих синичок (насправді вони не сині, а світло-зелені), котрим я щоранку насипав пшоно в годівничку на старій сливі, ні на пишних червоногрудих снігурів.

«Чубарейко небо оре», – згадую я також слова старого. Мені невтямки було, що дід мислить метафорами, хоч і не знає, що воно таке. Та цю його метафору я затямив на все життя».

Володимир Сапон напрочуд уважний до деталей. Бо синички таки дійсно світло-зелені, та й про пісню жайвора точно і водночас вишукано написано ! Взагалі, що також важливо, автор має власний, добре пізнаваний стиль. Його ні з ким не сплутаєш, прочитавши хоча б дещицю цих денників. І мова – така жива, народна, чиста, джерельна, нічим не замулена .

Тут – нічого зайвого, непотрібного. І це – не просто спогади, що пливуть химерно нескінченним потоком свідомості, а теплі історії, які так майстерно розповідає допитливий, цікавий автор. Тому немало прочитаного одразу запам’ятовується. До речі, ці історії Володимира Миколайовича постійно друкуються в нашій газеті «Деснянська правда», адже вони мають попит у читачів .

І ось уже перед очима – могутні дуби-нелині. Саме під таким дубом ми з друзями в дитинстві любили слухати чарівні бувальщини від дотепного діда Василя, нашого тренера з шахів, не по літах жвавого й кремезного, як ті дуби, овіяні давніми легендами . А ось – унікальний самшитовий мундштук, як спогад про чудову, талановиту людину – художника Миколу Небилицю, з яким ніколи не було нудно, бо таким уже він був добродієм – душевним і веселим козарлюгою, котрий малював так, як дихав, а жив – як малював! І зараз мені так не вистачає тих його самобутніх, по-справжньому українських картин, вивезених донькою художника до Німеччини…

А настільки проникливо описані «пізнє літо, рання осінь»! «Серпень, схожий на старого лиса, підкрадається серед жовтих стерень (аби не помітили бусли, що повільно ширяють в останніх віражах над полем), щоб перебігти путівець і сховатися на пожухлих луках – у копицях хмільної отави чи в прохолодній тіні кошлатих верб. Бо ж спекотно…

З лісу чимчикує зграйка жолудів, так схожих на смішненьких повненьких чоловічків: вони познімали коричневі капелюхи, натужно хекають. Жарко…

Джмелихи давно наповнили гіркувато-солодким медом свої засіки-барильця і вже неквапом сідають на запізнілий цвіт конюшини. Їм, волохатим, теж задушно на палючому сонці…».

Ось так – гарно, щемко, зворушливо. Нетривіальні мальовничі пейзажі із задушевними авторськими інтонаціями … А потім, зовсім несподівано, – таке влучне, парадоксально філософське міркування (і це – в одному невеличкому й навіть мініатюрному творі): «Ще тепло й затишно, однак неспокій огортає душу. І ти якось незримо переступаєш межу із літа до осені: ніби й звично, та то так здається. Навіть старезному, тертому на життєвих вітрах дідуганові така нагода випадає не більше сотні разів. Але чим більше живеш на світі, тим більше виникає дивне сум’яття, безладний рух думок і речей над мінливістю часу. І, зрештою, відчуваєш марність свого існування…».

Відверто кажучи, і у мене не раз подібні думки виникали, навіяні «пізнім літом, ранньою осінню». Ніби минуло життя, немов один день, і немає на те ради . Начебто ще й не жив до пуття, а вже час про вічне та несуєтне думати, ладнаючись у засвіти…

Власне, такі несподівані, парадоксальні кінцівки багатьох історій Володимира Сапона – ще одне багатство цієї книжки. Неначе тихо пливеш, заколисаний річкою, до рідного берега, і враз звідкілясь вигулькує назустріч щось неймовірне та дивовижно незабутнє. От яку штуку може зненацька утнути зі своїм читачем невгамовний автор!

Приваблює і різноманітна тематика денників. Тут і «Чернігівка» Миколи Костомарова та його романтичне кохання до Аліни Крагельської, яке гідно витримало всі життєві випробування, – їхнє весілля мало відбутися ще у 1847 році, але вони обвінчалися у місцевій церкві села Дідівці біля Прилук лише у 1875-му й були по-справжньому щасливі!

Небанальна історія про наш український борщ («Сідайте борщувати!») , почута автором від знаного на Придесенні журналіста Григорія Янушкевича, якому було п’ять з половиною років, коли золотого вересня рідну Смолянку визволили від фашистів. Перед тим лютий ворог завзято чинив опір і потім спалив село. А його мешканці , здебільшого жінки та діти, ховалися : хто – в очеретах над річкою, хто – в лісі…

«Коли село зайняли наші, ми повернулися, але хати вже не було. Довкола горіляччя стояла лише одна піч, у якій був, що найбільше запам’яталося, ще гарячий горщик борщу, поставлений мамою уранці… » – схвильовано оповідав Григорій . Не один раз друзі-колеги пропонували йому написати про пережите. Він зголошувався, але минали вересень за вереснем, проте так і не написав. Як не написав і його товариш юнацьких літ – відомий прозаїк Володимир Дрозд, який теж знав цю правдиву історію. Та Дрозд, як і Янушкевич, також уже покійний. «Мабуть, щось більше було у цій історії, і нам, поколінню, що народилося після війни, цього не збагнути…» – міркує автор, який увічнив спогад свого приятеля.

І тут же, поряд, в одній книжці, – історія про шлюбні оголошення. Однак йдеться зовсім не про вульгарні «картинки» в Інтернеті… Маємо, наприклад, ось таке «типове» оголошення японської дівчини початку ХХ століття: «Я, Нікіро Накамукі, красива дівчина. Моє волосся хмароподібне, обличчя може зрівнятися із чудовою квіткою, брови дугоподібні. Маю стан гнучкий і стрункий, як вербиця. У мене вдосталь грошей, щоб у коханні пройти з любим увесь життєвий шлях, удень милуючись квітами, а вночі – місяцем. Якщо знайдеться розумний, красивий і цікавий добродій, я охоче віддам йому своє серце. Наостанку літ розділю з ним задоволення спочивати разом з ним у сімейному склепі».

Взагалі, в цій книзі – немало про любов і кохання, вірність та відданість. Або – навпаки… «Є вічна загадка любові» – це одна історія, а от інша – «Мої» листи від чужої коханки» …

«Люблю такі книжки, як оця, щойно видана Володимиром Сапоном, – пише письменник і літературознавець Петро Сорока . – Якесь особливо тепле, м’яке і непроминальне світло проливає вона в душу. Про що б не писав автор, робить він це з любов’ю, з почуттям подивування і захоплення. Жанр книги означений як «щоденникова проза». У полі зору автора – сучасний літпроцес, а також – видатні, великі й маловідомі письменники. Тут зринають імена Лорки і Лукаша, Клода Моне і Врубеля, Володимира Солоухіна і Павла Тичини, Миколи Мірошниченка й багатьох інших… Всіх і не перелічити.

Літературні ремінісценції перемежовані спогадами про дитинство та юність. У книзі гостро відчувається дух епохи – другої половини ХХ ст. Цей дух хвилює і бентежить, відкидає пам'ять у минуле, часто б’є в ніздрі, як запах «Шипру» чи денатурату, але не залишає байдужим, аморфним, ніяким.

Володимир Сапон – цікавий оповідач і чудовий стиліст, слово в нього – містке, запашне, добірне ; але найцінніша його якість як письменника – залюбленість у світ і в людей. Це у нього – справжнє, нутряне, без найменшої імітації чи фальші ».

Згоден я і з позитивними відгуками про щоденникову прозу В. Сапона наших талановитих колег: Володимира Базилевського, Михайла Каменюка, Миколи Ткача, Ігоря Фарини…

Отже, маємо нову книжку – вельми оригінальну й непередбачувану ! А оскільки наша «Деснянська правда» й далі постійно друкує чудові денники Володимира Сапона, до всього – ще й невтомного подвижника-краєзнавця, – справедливо очікуємо продовження його яскравих і теплих с

4. Сергій Дзюба Ти – справжній, брате, вільний, мов орел!

Сергій Дзюба

Ти – справжній, брате, вільний, мов орел!

«У ковчезі часу » – так називається книжка віршів казахського поета Галимкаіра Мутанова , надрукована українською мовою в перекладі Сергія Дзюби у видавництві «Український пріоритет» . Автор цієї збірки – видатна та шанована людина в Казахстані. Галимкаір Мутанов – доктор технічних наук, професор, ректор Казахського національного університету імені аль-Фарабі (це – найбільший і найпрестижніший вуз у Казахстані) . Він – автор понад 400 наукових публікацій. Член Всесвітньої Академії Мистецтв і Наук (The World Academy of Art and Science); віце-президент Національної академії наук РК; віце-президент Євразійського економічного клубу вчених; президент Національної академії наук вищої школи Казахстану. Заслужений діяч науки і техніки Республіки Казахстан . Галимкаіра Мутанова відзначено багатьма високими державними та міжнародними нагородами : Казахстану, України, Франції, Великобританії, Польщі, Російської Федерації, Португалії, Ірану, Йорданії ... Почесний доктор і професор понад десяти університетів світу. Пропонуємо вашій увазі відгук Сергія Дзюби на книжку «У ковчезі часу».

Казахський поет Галимкаір Мутанов – не лише цікава та обдарована творча особистість, а й вельми оригінальний, самобутній філософ. Його вірші – проникливі, дивовижні, ненав’язливі. Це – спогади, міркування й поради мудрої та непересічної людини . Не банально суєтні, а веселково чарівні, з глибокими філософськими асоціаціями.

Прощально, тихим помахом руки,

Зі смутком залишаєш побратимів…

Ще зелен-лист буяє навкруги,

А ти кружляєш в просторі незримім.

(«Зірваний листок»)

Головний персонаж цього несподіваного вірша – листок, який зарано зірвав із дерева підступний вітрисько. Адже його друзі – ще насолоджуються життям. Та й він же – у розквіті сил. Був… І мимоволі виникають асоціації з долею людини – невпинно, непомітно пролітає твоє буття, мов один день. Бо кожне життя – трагічне: спочатку ти втрачаєш своїх близьких і приятелів, а потім хворієш і помираєш сам – вирушаєш у засвіти, в невідомість…

Жалієш нас – тобі вже не болить,

І зовсім скоро зацілують зорі…

Чом саме ти – міцний, із верховіть,

Коли благають смерті поруч кволі?!

У віршах Галимкаіра Мутанова немає готових відповідей на питання, які тривожать кожного з нас, але вони беруть за душу своєю людяністю та сердечністю, щирістю і шляхетністю, вірою та надією, й просто спонукають переосмислити власне життя. Вірші допомагають жити і їх автору, котрий так проникливо розмірковує про любов, кохання, скорботу, пам'ять, власні радощі, болі та жалі. Ці вірші мають позитивну енергетику, вони – прості, але образні, чуттєві (поет буквально пише, мов дихає), глибоко патріотичні – на генетичному рівні, закорінені в казахські народні традиції та обряди.

То що ж нас у світі завжди вирізня?

Століттями манить дорога, –

Казах, який виріс на гриві коня,

Характером схожий на нього!

(«Схожість характерів»)

Як просто і як гарно та влучно! Це – ознака справжнього таланту, тому такий поет – не безнадійний. А ще мені імпонують його щирий оптимізм, віра в добро, в людей, у прийдешнє …

Один із програмних віршів Галимкаіра, який мені дуже подобається, – «Слід на піску». Ось слід, мов чиясь примхлива доля, свіжа рана, розіп’ята вмить у володіннях вітру. І навіть каміння тут – безсиле, не розпростертись йому … Отож зовсім скоро зникнуть і живі сліди на рваному піску.

Ще мить – і тихо зникнуть назавжди,

Загубляться, забудуться, мов зорі…

Та все ж вони були – хай навіть кволі,

І з’являться нові стрімкі сліди!

… Хай не збагнути: із яких джерел,

Що за скарби шукаємо затято?

Піски – довкола і міраж – як свято…

Ти – справжній, брате, вільний, мов орел!

Автор розмірковує про призначення людини, про щастя, яке можливе лише тоді, коли ти почуваєшся вільним, і твоя праця – улюблена справа твого життя.

А мені спадають на думку рядки віршів видатного українця – Григорія Сковороди. Адже головним питанням етики нашого філософа-просвітителя, письменника та педагога стало вчення про людське щастя, основою якого є «споріднена праця», що відповідає природним схильностям людини. Щастя не залежить від багатства та слави !.. Сковорода викривав духовну ницість , пиху, лінь, гноблення … Натомість вважав потрібним і важливим виховувати людину- громадянина, трудівника, здорового духом і тілом.

Про це – й вірші чудового казахського поета Галимкаіра Мутанова, який мріє про відроджений народ, про Дух його – шляхетний та високий.

Гарцює табун, попри тисячі бід, –

Нестримно, разюче, без страху!

І б’ється під музику кінських копит

Проникливе серце казаха.

… Коли в перегонах змагається світ,

Характер сини успадкують, –

Жаданий полине враз цокіт копит,

І хай лиш тримається збруя!

(«Схожість характерів»)

І хай ніколи не змаліють рідні степові простори!

У віршах Г. Мутанова вражають глибокі філософські асоціації, тонкий ліризм, чуйність та проникливість, велика любов до Батьківщини і прекрасне кохання й повага до Жінки. Тому його охоче перекладають та видають за кордоном. Чудові збірки віршів відомого казахського поета успішно вийшли в Туреччині (одразу дві книжки, за які його відзначено престижною медаллю Махтумкулі), Азербайджані, Росії... У популярному журналі «XUDAF ӘRIN» опубліковані гарні переклади перською мовою. Також з’явилися резонансні публікації в українських журналах «Всесвіт», «Бористен» та «Літературний Чернігів», у канадському часописі «Порт- Фоліо» … Нещодавно Галимкаір Мутанов нагороджений і Міжнародною літературною премією імені Миколи Гоголя «Тріумф» в Україні. А тепер із його чарівною творчістю мають змогу ознайомитися й шанувальники поезії в нашій державі, відкривши для себе справді цікавого, непересічного Поета !

5. Олег Гончаренко Чернігівців нагородили в Румунії

Олег Гончаренко

Чернігівців нагородили в Румунії

Відомі українські письменники з Чернігова Тетяна та Сергій Дзюби стали щойно лауреатами Міжнародного літературно-мистецького фестивалю в Румунії, у Бухаресті, який щороку організовують румунська Академія та Фундація Пауля Полідора. Президент Міжнародної літературно- мистецької Академії Румунії, знаний письменник, перекладач, автор популярних пісень Пауль Полідор представив на престижному фестивалі у своєму перекладі твори Івана Франка (тут тепло й гарно вшанували нашого класика) і сучасних українських поетів – Сергія і Тетяну.

Взагалі, в 2016 р . вірші чернігівців друкувалися в провідних румунських часописах, зокрема їхній творчості присвячені журнали румунської Академії – ошатний фотопортрет Тетяни розмістили на обкладинці липневого номера (там же подано близько тридцяти її віршів), а фото Сергія – на обкладинці вересневого академічного часопису, у якому, крім його творів, надруковано й різноманітні матеріали та відгуки про діяльність Міжнародної літературно-мистецької Академії України, котру очолює Сергій Дзюба .

Отож активне співробітництво продовжується – Тетяна та Сергій Дзюби стали членами румунської Академії. А в 2017 році Пауль Полідор планує видати у видавництві Академії, в Бухаресті, у своєму перекладі румунською мовою, книжку віршів Сергія і Тетяни – передмову до цієї румунської збірки українців він уже написав.

6. Олег Гончаренко ФЕНОМЕН АУЗХАНА КОДАРА

Олег Гончаренко

ФЕНОМЕН АУЗХАНА КОДАРА

Творчість і життя Ауезхана Кодара, дійсно, ніяк по-іншому, без застосування визначального епітету «феномен», означити відносно топосу сучасності неможливо. Прозаїк, поет, перекладач, драматург, літературознавець, юрист, енциклопедист... Озираючись назад, подумки читаючи написані ним рядки прози, публіцистики, поезії, чуючи серцем сказані ним колись-то слова, оцінюючи справи його і творіння, знову і знову пригадую я сказане Хайдеггером, неначе в передчутті появи саме такого Героя Нашого Часу, саме такого – нарешті рішучо-позитивного персонажа Божественної Комедії: Людина – носій вісті, яку їй вручає відкриття двоїстості... Що радісніше радість, то чистіше жура, яка в ній дрімає. Чим глибше жура, тим окличніше радість, у ній прихована. Жура і радість переливаються одна в одну».

Тож писати про цю талановиту, мудру людину мені одночасно і легко, і неймовірно важко. Легко, бо взагалі-то долі наші дивовижно схожі. Важко, бо ми так і не змогли зустрітися в реальності, хоча майже щоденно переписувалися під час роботи над перекладами його творів, та й просто багато спілкувалися по- людськи, завдяки теперішнім можливостям Інтернету.

Між нами усього рік вікової різниці, і нема жодної різниці за місцем народження: перше небо, побачене мною у цьому житті, теж було казахським – небом славного міста Теміртау. Так само, як і Ауезханові, мені, уже по поверненні батьківської родини в Україну, шестирічним, довелося більше ніж на півтора року зовсім не добровільно пірнути в море чужої мови та ментальності. І мені так само, як і Аузханові, «посприяли» в тому хвороба та лікарні. До речі, саме у такому віці, пригадується мені з прочитаного колись, відбирали колись завойовники дітей у батьків в яничари...

Проте отут проявляється деяка відмінність між нами... Якщо Кодар на перших порах сприйняв те, що відбувалося з ним у якомусь сенсі навіть, як дар Божий – можливість пізнати те, що досі було сховане від нього безмежними небокраями Великого Степу та «неакадемічністю» казахської мови, то зі мною події розвивалися з точністю до навпаки. Українцеві ж і в принципі нема, та ніколи й не було потреби переінакшуватися заради пізнання принаймні європейських досягнень людства точно! Тому я, як прокляли мене тоді – «маленький хохлюк», отримавши сповна зневаги та збиткування від уже адаптованих до неволі дітей та вже асимільованих у зраду рідного вихователів, пролив у бійках, захищаючи свою особистість, немало чужої і своєї крові, отримав усі можливі покарання і, хоч також швидкісно осягнув російську мову, проте вперся у своїй українськості назавжди. Мої ж однокласники потому, пройшовши цю духовну вівісекцію, уже в другому класі української (ще тоді...) школи, під пильним наглядом та ласкавим пресингом підготованих «рідною партією» вчителів, сьогодні частенько, зрікаючись правди та пращурів, патякають назомбовані їм тими імперськими пропагандистами нісенітниці про якийсь «єдиний народ», якусь «спільну історію», якесь «православне месіанство». А мої перевесники з сусідніх Донеччини та Луганщини і зовсім готові рвати (та уже й рвуть!) неньку-Україну на окровки.

Гадаю, тут не слід фарисействувати, гратися в дипломатичність та толерантність – слід чесно, відкрито визначати і називати винуватців та призвідців тих трагедій, які навалилися останнім часом на нашу землю. Корені того всього – в нашому дитячому минулому… Проте мало що змінилося й дотепер. Підтримувані владою та імперською доктриною росіяни в більшості своїй відмовлялися й відмовляються вчити мову корінних народів, навіть довгий час мешкаючи на землі цих народів. Їм легше, прикриваючись фальшивим інтернаціоналізмом, кроїти свідомість «нацменів», що їх оточують… Кроїти до крові братської. В Україні чорна справа їхня полегшується ще й близькістю мов, релігії та ментальності, бо все те зрештою тут же було й запозичене, перекручене та сфальсифіковане на догоду ідеї «тисячолітньої Росії».

Так, на відміну від українця, казаха практично неможливо до кінця обрусити. Але й з казаха можна зробити манкурта чи мамелюка, що буде стояти за чуже, хоча й відчуватиме себе зневаженим у прісно- відомому «руськом мірє». При тому і українець, і казах з розтоптаним «Я», та, ба, навіть їхні діти та онуки, навряд чи взагалі колись відчують себе повноцінними людьми, пливучи вздовж берегів ріки буття, не маючи істинно свого берега – тверді власної сутності.

І тисячу разів мав рацію Ауезхан Кодар, коли казав, що людина докорінно змінює своє світобачення, коли подається в ойкумену іншої мови, бо починає відгукуватися розумом та душею на зовсім інші символи, духовні віхи та дороговкази. Так, при множинному збільшенні вербальних та пізнавальних можливостей, в такому випадку відбувається ще й духовне травмування та ментальне таврування…

Лише одиниці з найбільш сильних, зрештою виявляються здатними виробити імунітет проти цієї пекельній інфекції… Слава Богові, таку здатність було даровано і мені.

А окрім того, «завдяки» теперішній глобалізації, пересічний Індивідуум, взагалі втрачає своє багатовікове ego, як представник тієї чи іншої національної спільноти , нині скрізь і всюди.

Лише одиниці можуть піднятися над злом, поставити навіть власний біль на службу своєму народові. Слава Всевишньому, саме таким був і Кодар.

Саме тому Аузхан усе-таки неодноразово ніби аж підкреслював двоїстість своєї сутності. Він навіть наполягав на ній, неначе первинно наділяючи цей факт вселенського фатуму якоюсь фундаментальністю і навіть зримою основоположністю свого щоденного фізичного буття: «…А що стосується моєї екзистенційної ситуації – вона відома: я можу виголошувати скільки завгодно розумні промови, але я ходжу на милицях, і цього не приховаєш. Це на телеекрані мене видно до поясу, тому більшості глядачів я здаюся таким собі билинним богатирем. Але варто мені вийти зі студії, як кожний виступ, кожен східець стає для мене проблемою…»

Приблизно те ж самісіньке він писав і про свою ефемерну гуманітарну сутність:

Як може бути добре моїй душі,

Перекроєній росіянами та казахами?

Хай домом мені стане божевілля,

Що стоїть на трамвайній колії…

Знаючи цю больову точку письменника, багато хто з інтерв’юерів спеціально ще й намагалися ятрити рану, постійно задаючи те ж саме питання в тій чи іншій інтерпретації: – У Вашому вірші «Двомовність» є такі рядки: «Навіщо мені долі дар страшний – / У двох світах страждати повсякчасно?!» Чи можна вважати це описом вашого світовідчуття?

Нічого гріха таїти, інколи Кодар дещо підігрував своїм візаві, углибаючи у довгі філософські теоретизації, але… усе те продовжувалося лише до тих пір, поки він не відчував проявлення Межі. Сприймаючи, розуміючи і приймаючи божественну дволикість Януса, як можливу складову засобів виживання людини (тим більш учорашнього «совка»), він терпіти не міг міщанської дріб’язкової двозначності навіть стосовно свого фізичного стану: «…Я хоч і ходив на милицях, не відчував себе інвалідом. Мало того, коли мене так називали чи обзивали, я скаженів і сам міг кого завгодно інвалідом зробити».

Простіше кажучи, він також з дитинства готовий був протистояти навіть явності, відвойовуючи своє божественне «Я». У таких випадках одразу ж проявлявся домінуючий у ньому батир – той, кого він у своїй повісті «Поріг неповернення» зобразив, як виключно цільного правдолюба Айхана (Костилянича). І боєць цей у Ауезханові не просто «відсвічував» – він завжди був напоготові, готовий навіть зубами битися за своє – за можливість бути Людиною, Казахом, Творцем. І, як тільки ці три визначальних якості накладаються на суть та сутність Ауезхана Кодара, розумієш, що без заголовної літери говорити про нього, як про Явище чи навіть, як про Диво, неможливо: масштаби побутових підходів чи банального сприйняття у даному випадку не годяться.

«На небі – Аллах, на своїй землі – казах!» – це мудре прислів’я подарував мені в одному з листів саме він. Можливо, це й звучить страшнувато, або навіть богохульно, щодо мене, як християнина, проте я однозначно назавжди сприйняв і підтримав такий розподіл обов’язків межи людиною та Господом. В принципі, мабуть, це і є – проста і зрозуміла усім Національна Ідея, та сама, якої, може, так не вистачає нам, українцям, легким на підйом в революціях та в поривах до степової, махновської, ніким і нічим нерегламентованої волі.

Далі мені, мабуть, варто усе-таки знову покластися на авторитет Хайдеггера: «…Обивательська думка визначає тінь лише, як нестачу світла, або взагалі – як його заперечення. Насправді ж, одначе, тінь – це явне, хоча й незриме свідоцтво потаємного сяяння».

Отож, залишаючись начебто в тіні самого себе, на перший погляд поверженого та понівеченого лихою долею, Кодар усе-таки ніколи не переставав сяяти і світити! Завжди, усюди, до днів останніх денця! В одній зі статей, присвячених йому та його творчості, читаємо: « … В радянські часи його назвали б казахським Островським, Маресьєвим, а у Франції – другим Тулуз Лотреком. Критики люблять подібні порівняння. Але наш герой у всьому хоче бути лише самим собою. Величезна сила волі, доброта та життєрадісність, що проявляються в його неповторному, запальному сміхові, вроджений гумор та гострий розум – ось головні людські якості Ауезхана». ("Навігатор", 24 квітня , 2001 р.)

Дволикість? Що ж, певною мірою вона притаманна нам усім. В решті решт, ми, дійсно, за Шекспіром, обираємо собі ролі та машкари, щоб хоч якось полегшити та урізноманітнити своє кредо свідків Бога у цій тривожній і тремкій Явності. У кожного народу є свої Ходжа Насреддин, Тіль Улейншпігель, Оллє Лукойле, Козак Мамай – еталонні ліричні герої-пересмішники. Їх люблять, з них сміються, ними стають у важку хвилину…

Колись читав я, що індійські селяни, ідучи у джунглі, прив’язували собі на потилицю маску, що імітувала людське обличчя. Виявляється, більшість хижаків, навіть тигри, бояться бою «віч-на-віч» і нападають лише підло, лише зі спини, лише із засідки. Тобто маленька хитрість часто рятує життя. А хіба тамтешні джунглі більш жорстокі, ніж наші – кам’яні та залізобетонні?

Мені здається, що ось таку захисну другу сутність-маску для себе знайшов і Ауезхан Кодар. Повернемося до його повісті «Поріг неповернення»:

«…Увагу Агзамова привернуло щось схоже на бюст, але якогось аж надто дивного вигляду. Підійшовши ближче, він побачив гидку плюгаву голову, над котрою все-таки там і сям стирчало волосся, але якимись-то рваними віхтями – над чолом невеликий чуб, а над потилицею дві стягнуті у вузол коси, обличчя ж із розкосими очима та покривленими у зловісній посмішці вустами вражало гримасою самовдоволення – мовляв, знай наших, ми таке можемо зачудотворити, що вам і не снилося!

– Це Тазша-бала, – перервав вражене мовчання Агзамова Такен. – Памятаєте, персонаж казахських казок? З виду – простак, плюгавий, вошивий, недолугий такий собі вічний підпасок, а насправді – хитрий пройдоха, а якщо копнути ще глибше, – то великий розумник. Казахські батири, повертаючись із далеких подорожей, зазвичай проникали до свого аулу саме у вигляді такого злидаря-поганця, аби не викликати ні в кого зайвих підозр, – адже таких, гнаних і упосліджених, завжди тинялося чимало. Йому навіть присвячено окрему казку «Сорок побрехеньок», де він у змаганні по брехні перемагає дочку хана і тріумфально одружується з нею. Якщо чесно, я дуже поважаю цього неборака. Доля до нього несправедлива, немилосердна, ніхто навіть не вважає його за людину, але в ньому стільки людської самоповаги, спраги до життя та розуму, що він пошиває у дурні навіть можновладців, примушуючи їх визнати те, хто насправді у цьому житті і розумніший, і талановитіший. Ви знаєте, як би не ставилися до нього довколишні, як би не намагалися піднести чи принизити, справжній талант залишається нескореним і невичерпним, бо йому нічого і непотрібно, окрім упевненості в собі. Звичайно, йому не завадили би і визнання, і почесті, і матеріальні блага… Але хто ж їх йому дасть, запротореному за край ойкумени, зневаженому за те, що він не такий, як усі? Ні, ще й гноблять так, нібито він сам і винен у тому, що йому не дають заробити, не дають відбутися, не дають бути рівним серед рівних, не визнають його видатних заслуг! Мені здається, що це кореневий образ для казахів, це архетип таланту, приреченого на забуття, а часто і на прокляття у темному, неосвіченому середовищі, котре дбає лише про задоволення своїх первісних інстинктів. В уявленні казахів усі великі люди, включно з Абаєм, Чоканом, і Магометом – недолугі, бо дозволяють собі вийти за межі звичного. Я не знаю іншого такого народу, який займався б систематичним відстрілом своїх найдостойніших людей – надії нації. Як може така нація вирости і відбутися? Ніхто нас не загальмовує, окрім нас самих! Те, що для інших народів – виняток, для нас – правило! І, тим не менш, найдивніше те, що народ живе, нехай – як Тазша- бала, але він несе свій хрест і тому заслуговує на повагу! Та й не тільки поваги достойний він, але і вищого його прояву – хварни! Вам, мабуть, знайоме це поняття?..»

Отже, – Тазша-бала? Що ж, це не найгірша личина для прориву «інколи крізь ворожі караули». І не виродок начебто… І не блазень… І не Іван-дурень… Тут головне – щоби гра не стала буттям, а маска – обличчям: адже пожартувати, покуражитися, полицедійствувати Кодар любив. Втім, розмивання особистості йому точно не загрожувало: постійний біль душевний та біль фізичний – хороший блок проти пристосуванства.

Можливо, саме на постійній присутності болю і постав той парадокс, що, нібито й ратуючи за двоїстість людської особистості, сам Кодар ніколи не був дволиким? Йому якось вдавалося бути двоєдиним! При чому те скрізь – в житті, в літературі, в філософії. При чому те – незалежно від сценаріїв, які підкидували йому життя та доля.

І не потрібна йому була ніяка «хварна», аби бути по- справжньому щасливим своєю непереможною вільністю одвічного кочівника, своєю надійною мудрістю бувалого дервіша, своїм незмінним просто-побутом Людини, яку люблять рідні.

Востаннє у цій статті дам слово «улюбленцеві» Ауезхана – Мартіну Хайдеггерові: «Ніхто не здатен одним стрибком вистрибнути з кола панівних уявлень. Одного лише власного зусилля для того не достатньо».

Слава Богу, очевидно, приймаючи важкі рішення чи виходячи на бій з кимось або з чимось, Кодар, схоже, більше прислухався до голосу своєї кипучої азійської крові, ніж до викладок навіть визнаних ним же самим «сенсеїв»... Неначе відповідаючи тому ж Хайдеггерові, якось він сказав: «Дружба – це святе, це найголовніше поняття в моєму житті. Здатність дружити компенсувала мені відсутність ніг. Їх мені заміняли друзі, що підхоплювали мене на плечі і доправляли на будь-який поверх. Користуючись можливістю, хочу подякувати своїм шкільним та університетським друзям. Без їхньої допомоги та співчуття я навряд чи дожив би до сьогоднішніх днів. Адже й дружити зі мною було непросто. Я завжди був йоршистим, незручним, упертим. І як мене терпіли? Сам дивуюся».

Чоловіча скромність. Добре лукавство. Вже так, як міг дружити Ауезхан, те вміють лише одиниці. Нашій з ним дружбі було визначено строк невеликий – його заледве вистачило на переклад мною в українську іпостась повісті «Поріг неповернення». Але ж справжньому багато часу і потрібно: його вистачило Кодарові, що сам знемагав від болю, на найголовніше – він ще встиг підтримати мене, розгубленого та (по-чесному...) наляканого інсультом, що раптом стався зі мною, вселяючи віру в свої сили, надію на майбутнє... Він сам був золотим прикладом того, що життя, боротьба, перемога можливі за будь-яких умов, поки людина не здається на поталу обставин.

Дякую тобі, Друже Мій!

Ще хотілось би сказати, що, нібито й визнаючи ще одну якість своєї «подвійності» – визначаючи себе, як письменника-білінгва, Ауезхан Кодар усе- таки частенько жалівся на деяку антагонічність казахської та російської мов. Наприклад при перекладі жирау йому довелося подавати російською мовою, окрім поетичного російськомовного варіанту, ще й дослівний «підрядник» прозою, бо переклади звучали нерідно, по-чужому, по-чужинському... Коли ж він познайомився зі звучанням казахської поезії українською мовою то, пам’ятаю, написав мені: «Це дивовижно! Справжнісінькі синхронність та співзвучність! Уперше, Друже, зустрічаю інородця (тоді він ще не відав про мою «казахстанську складову» – місце народження) , що так глибоко і легко вник би в чужу культуру та менталітет. Упевнююся, що казахам і варто дружити лише з українцями!»

Час... Його вистачило і мені ще для переспіву «Міс Нуль» та «Ліросонетів» Ауезхана, але не вистачило на головне – на подвиг своєчасного зрозуміння ближнього. Тож, при всій дивовижній схожості наших доль, інтрига творча та загадка особистості Кодара, навіть для мене, усе-таки існують.

Він легко переграв мене наостанку – просто запитав у переддень зникнення: «Хто ти, Олеже?»

«Я – Українець, з душею матусиних молдавських кодрів і очима, повними казахського неба», – напівжартома відповів я йому.

«Це славно...» – відгукнувся він і замовк, як виявилося, назавжди.

Я не встиг запитати його навзаєм: «Хто ти, Ауезхане?»

Можливо, те й на краще... Гадаю, Казахстан ще зрозуміє всю велич зробленого та подвигнутого Кодаром заради нього. Ми ще побачимо «нагороди імені...», ми ще будемо жити в «роки імені...» Головне, хотілося б, щоб не пішла геть, не продала би, не зрадила би його Пам’ять, ставши черговою Манькою- обманкою (хай навіть і такою, що пропхалася в секретарки до Бога і захопила вже скіпетр вселенської влади).

Вірю, що того не станеться.

Тому не втримаюся і дам тут переклад вірша доньки Ауезхана, Айман Кодар. Навряд чи скажеш сильніше, проникливіше… Щасливий батько, у котрого наступником – власна дитина!

ПОСВЯТА ТАТКОВІ

Видихну і, нарешті, все зможу забути,

лише справжньої суті лишивши висі.

Тату, вам за звитягами було б й не зрозуміти

дивовижі, що кояться в моєму лісі.

Лісовик зник. Клен лиш ахами-охами

і зорелистом ранить Всесвіт смути.

Тут лечу, розуміючи, що – закохана

і що… тих, хто пішов, уже не повернути.

Проте я шурхочу ще, я знову шумлю –

я копичу в скарб золото і пісок.

Я, пірнувши у сенс, й вас у Вічність в ’ явлю,

мов сирена. Ідіть же на мій голосок.

Запах лісу осіннього – запах див.

День, вдихай його жадібно, серцем сприйми!

Цей парфум – то є мій ефемерний тил –

літо, в котрому клен мрій чекає зими.

Скоро холоду перлам і втратиться лік…

Татку, й кров, може, згусне, й не стане мети,

та, як вуст ваших доторк, на квіті повік

буде сніг тихо танути… тихо текти…

Ауезхан Кодар. Те, що зробила ця Людина для свого народу, народові цьому ще належить осмислити неспішно і основно .

А у мене тепер є привід мислити, згадувати, оцінювати все, вся, всіх і... вірити у добрі феномени.

7. Микола Істин Мій 2016-тий як позитивний літературни

Микола Істин

Мій 2016-тий як позитивний літературний каталізатор !

Цей рік в великій мірі прискорив процес публічності моєї творчості , за яку в 2016- тому мене відзначено на чотирьох літературних конкурсах, що сприяло публікаціям, та поширенню нового літературного напряму - некстмодернізму як явища, і виникненню навколо літературних додатків в вигляді моральної та матеріальної мотивації .

Першим був Всеукраїнський літературний конкурс імені Леся Мартовича на якому здобув диплом. Приємно що журі даного конкурсу позитивно сприйняло мою добірку віршів про наступну Україну.

Далі був Всеукраїнський конкурс «Відродження Дніпра», і диплом також в номінації «Поезія» за вірш «Дніпро-мегаполіс» в якому я описав ментальність і метафізику українського міста. Завдяки цьому конкурсу відчув що вірші також можуть конвертуватися, адже завдячуючи призовим на банківській картці, можна було розплачуватися в супермаркеті за хліб і до хліба ...

В обласному Івано-Франківському конкурсі «Перший рукопис» вирішив взяти участь щоб нагадати про себе в своєму місті. І хоч твори які подав вже не перший мій рукопис, але мої попередні рукописи трансформувалися в самвидави (які презентував в книгарні «Є» в Івано-Франківську, та на Форумі видавців у Львові), та розміщувалися в електронних бібліотеках, проте виданих видавництвом книжок не маю, і це дало мені право участі в цьому конкурсі. На підбитті підсумків якого, і нагородженні його переможців, в прекрасному Івано- Франківському музично-драматичному театрі імені Івана Франка, було багатолюдно. Я також став лауреатом цього конкурсу. Хочу відмітити чудову богемну атмосферу яка панувала в театрі : наживо лунала класична музика, і за шампанським, можна було поспілкуватися зі своїми колегами та друзями письменниками, з багатьма з яких раніше перетинався тільки в інтернеті. Я подав на цей конкурс потужний рукопис під назвою «Некстмодернізм і космос душі країни ua» в якому була проза, поезія, есеїстика, і навіть драматургія.

Про результати Всеукраїнського конкурсу прози «Крилатий лев» дізнався з газети «Літературна Україна», де було зазначено що я увійшов до десятки кращих молодих українських прозаїків за підсумками цього конкурсу. Особливо важливо що організатори конкурсу запланували спеціальний випуск журналу «Дзвін» з творами кращої десятки «Крилатого лева», а ще рекомендують ці твори до друку в інших літературних журналах. Основна тема моїх творів поданих на конкурс - це розвиток літератури, людини, народу, країни, в наступних світоглядах і світобудовах… Урочисте нагородження переможців відбулося в Львові, в фірмовій кав’ярні «Галка» де мені вручили спеціальну відзнаку, сертифікат на двох що дає можливість відпочити в письменницькому «Палаці Муз» в м. Трускавець, а ще була смачна львівська кава…

Рік був врожайним на публікації в літературних журналах, збірниках. В цьому році друкувався в журналі «ЛітераТ», в альманасі фестивалю «Ан-Т-Р-Акт», в альманасі вільної поезії «Діапозитив», та в інших. Також публікувався в різних інтернет- виданнях.

Щодо планів на 2017-тий, насамперед хочеться щоб він приніс нові знайомства з людьми які зацікавлені в співпраці в книговиданні, перекладах, відео проектах, спільних заходах в Києві, тощо. Я відкритий до творчої співпраці. Пропозиції можна надсилати на мою сторінку в мережі Фейсбук.

Також в наступному році хочу продовжити свої розробки в драматургії , в написанні текстів пісень для музичних гуртів, спробувати виразити слово в інших різних формах, тобто потрібно шукати шляхи творчої реалізації.

Хочу і надалі розвивати некстмодернізм, розширювати межі української літератури , відкривати в творчості космос душі…

Хотілось би щоб з новою українською літературою знайомилися закордоном. Вже публікувався в україномовних виданнях діаспори в Чехії, Австрії, Канади, США. Але перекладів моїх творів ще немає. Якщо знайдуться ті хто захоче перекласти щось з мого творчого доробку, був би радий такій співпраці .

Попри важку ситуацію в країні, та зменшення, на сьогодні, її геополітичних кордонів, варто рухатися в напрямку розвитку літератури, і розширювати саме поняття України.

8. Виктория Колтунова Крым. Начало

Виктория Колтунова

Крым. Начало

Они сидели на каменном бордюре, вытянув зудящие от усталости ноги и слегка

распустив шнурки берцев. С моря поддувал свежий бриз с легким запахом йода, трепля мальчишечьи вихры, русые, белобрысые, каштановые, уже отросшие за три месяца в учебке.

Их было пятеро, новичков–срочников, недавно мобилизованных в армию из Луцка, и распределенных после учебки в часть ПВО. Распределяли еще там, в Полтаве, а сюда, в Крым, они прибыли к месту постоянной службы.

Дело шло к обеду, и в животах юных организмов поднимался знакомый зуд требования пищи.

- Та где ж той сержант, - сердито буркнул Тарас.

- Тебе только б хавчить, - отозвался Дима, - ты на море смотри. Ты дома такое видел? Синева какая, а там вон зеленое полосками пошло. Это почему полосками, как мрамор ?

- Может, зависит от глубины, где темнее, там глубже, - предположил Сашка.

- Та не, - ответил Тарас, - тебе ж не за темнее. А за другой цвет говорят. Я думаю, там, где зелено, там водоросли. А где синее, просто чистая вода.

- Похоже на то, - скользя по бликующему солнцем водному простору распахнутыми глазами, пробормотал Марк.

- Да вы как дети, ей-Богу, моря они не видели. Вы что , телек никогда не смотрели?

Сергей был старший из них, ему было уже двадцать два, а мобилизовали его позже других, так как в 19 он женился, а через месяц всего у него родилась дочка, что некоторое время служило поводом для добродушного зубоскальства друзей. По закону его нельзя было призывать, пока ребенку не исполнилось три года.

- Так то по телеку. Там видишь только то, что в кадре, что тебе показывают, а здесь такой простор и запах, и ветер, и парусник вон слева, за ним второй. Совсем другое дело. После дембеля буду пробовать в художку поступать, если поступлю , море буду рисовать, - сказал Дима.

- Это называется маринист, - назидательно произнес Марк. – Я, лично, в юридический. В Луцке нету, придется или в Киев ехать, или в Харьков. Харьков лучше, там очень известный институт, но поступить труднее будет.

- А я еще не решил, что делать после дембеля. Главное, чтобы Оля меня дождалась. Даже загадывать не хочу. Вдруг загадаю что-то хорошее, приеду домой, а она с другим. Это ж как? Это ж повеситься можно будет. Зачем мне тогда поступать, для кого? Предки хотят, чтоб я в автомобильный техникум пошел, а мне это нудно. Не тянет. Я пока ничего не решил, главное – Оля.

Это сказал Саша.

- Тебе надо было с ней переспать и тогда б она никуда не делась. Или вы уже?

- Уже, уже, но кого это сейчас держит!

- Пацаны, смешно. Мы еще служить не начали, а вы за дембель уже размечтались . Главное зараз, все ж таки, пообедать. Борща бы горячего и пару котлет с картошкой.

В конце аллеи показался сержант. Ребята оживились.

- Так, товарищи военнослужащие. Выдвигаемся на постой до завтра. Обедать, ужинать и ночевать будем в частном доме у квартирной хозяйки. Там договорено. За обед и ужин будет оплочено. Завтра к 8 утра придет автобус и отвезет нас в часть для дальнейшего прохождения службы.

- Ура! – Крикнул Димка.

Сержант грозно нахмурился и повернулся к нему.

- Не по уставу, рядовой Федченко!

Дима выпрямился и вытянул руки по швам.

- Вещмешок на плечо , шагом марш! – скомандовал сержант.

Было два часа дня.

За час ребята прошли через город и поднялись наверх к окраине, где располагался частный сектор.

Хозяйка дома, с которой договорился сержант, встретила их у калитки двора, вытирая руки фартуком. Полноватая, пожилая женщина с сединой на висках, ввела их во двор, где справа располагался большой хозяйский дом с занавесочками на окнах, а напротив меньший – то ли подсобный, то ли гостевой. Из будки выглянула любопытная дворняга, виляя хвостом.

- Вон там они будут ночевать, - показала она рукой на гостевой домик. У меня там всегда летом туристы живут. Там 10 кроватей, так что хватит. Обед на кухне, пусть мальчики помогут на стол накрыть.

Сержант кивнул, а ребята кинулись стайкой в ту дверь, откуда доносился пар и вкусный запах. Сержант вынул из вещмешка пачку денег и, пересчитав, протянул хозяйке.

В гостевом домике было две комнаты, одна , запертая на ключ, во второй располагались пять кроватей, а посредине длинный стол, на который солдаты выставили тарелки с борщом и кашей, поверх которой лежали куски вареного мяса. Блюдо с хлебом и пять стаканов компота.

Расселись и принялись за еду.

Вошел сержант.

- Слушай мою команду. После обеда вымыть всю посуду. Снести на кухню. За домом есть огород. Так что прохлаждаться не будете. В сарае лопаты. Все вскопать, от дома до забора. Весна на дворе, а хозяйка старая, поможем. Потом ужин, посуду помыть, ноги помыть, носки постирать. Потными ногами в чужом дому не пахнуть, ясно?

- Есть, товарищ сержант, потными ногами в чужом дому не вонять, - весело проорал Димка.

- Луцюк, остаешься за старшего. Я за вами заеду в 7.30 утра. Чтоб все при параде, умытые, и застегнутые на все пуговицы.

Он вышел.

- Кажись, нам повезло с сержантом, - Тарас еле протолкнул слова сквозь набитую в рот кашу . – Вот у моего старшого братани был в армии, так тот чисто зверь, гонял их страшенно. А цей человечный, сразу видно.

- Ага, - согласился Марк, отламывая двумя пальцами кусочек хлеба. – Нормальный мужик.

- Хорошо бы около части был поселок с девочками классными,там есть какой-то поселок, кто знает?

Сергей покачал головой.

- Сдается , еще не решили, в какую именно часть нас отправить. Сержант ведь именно за этим в штаб поехал, - сказал Сергей. – Утром узнаем. Сашко, ты посуду моешь, а мы на огород пойдем.

Хозяйка дома выглянула в окно на стук. По стеклу барабанил пальцами участковый. Она открыла дверь и вышла на крыльцо.

- Николаевна, дело есть. Важное, впусти.

Участковый прошел к столу и уселся, положив на колени фуражку.

- К тебе на постой солдат поселили?

-Да, а что?

- Сколько их?

- Пятеро.

- Значит , так. Следи за ними. Вечером, как улягутся спать, только когда совсем уснут, поняла? Зажжешь свет в этом окне – угловом. А во всех остальных комнатах потушишь. Возьмешь Шарика, чтоб не залаял, и вместе с ним уйдешь со двора. До утра.

- Куда я уйду? Зачем?

- К соседке пойди, скажешь, тараканов потравила.

- Так зачем, Вася? Ты ж не сказал.

- Мы с тобой говорили, что здесь Россия? Эта территория захвачена. Сегодня ночью освобождать будем.

- А с ними, что? Они дети совсем.

- Не боись. С ними ничего не будет. Они сонные, их вежливо попросят одеться и выйти, уведут, куда надо. Им ничего плохого не сделают.

- Ой, Вася, там неразбериха начнется, побьют мне все. Там же вазочки, а на стенах новые, недавно купила …

-Не ной. Хочешь в России жить? Там и нитки не тронут. Сама сказала, дети еще. Их пять безоружных, придут пять взрослых, с автоматами, вежливо велят одеться и выйти с поднятыми руками для отправки обратно в Хохляндию. Да они сопротивляться и не подумают. Не тупые, небось.

Участковый протянул руку и потрогал Николаевну за слегка обвисшую грудь. Она не отодвинулась.

- А потом заживем. В матушке-России.

Клавдия Николаевна вернулась домой к 8 утра. Шарик, которого она вела на веревке, радостно устремился к своей будке, но остановился и заворчал. На камешках двора лежала берца с распахнутым, незашнурованным ртом. Он подбежал и обнюхал ее. Коротко взлаял.

Клавдия Николаевна подбежала к дверям гостевого домика, распахнула и завопила. Внутри был полный бедлам. На полу валялась сорванная со стола потоптанная скатерть, вся мебель перевернута, икона Богоматери повисла на одном гвозде, углом вниз. Одна из кроватей стояла дыбом, взгромоздившись на другую. Три поломанных стула, осколки керамики на полу…

- Батюшки-светы! – Выла Николаевна, - урону-то сколько! А говорил, ничего не будет, нитки не пропадет, да тут разор мне полный на мою голову, ой бедная я, да сколько ж тут побитого всего!..

Она бросилась поднимать то, что еще сохранилось целым.

Наклонилась, чтобы дрожащими руками поднять керамическую настенную тарелку с изображением вида Феодосии, бывшей турецкой Кафы, но тут между крышкой стола, лежавшего на боку, и опрокинутой шифоньеркой, заметила светлую, босую ступню ноги.

Николаевна осторожно заглянула дальше.

Солдат лежал лицом вниз. На нем белая майка и камуфляжные штаны. Ноги босы. Видно, штаны успел натянуть, а ноги обуть не успел.

Чуть выше затылка на тыльной части головы виднелась рана, из которой торчали осколки кости, и вспучивалась какая-то серая мокрая масса.

Из раны по тонкой мальчишечьей шее стекала к полу тонкая красная струйка, ползла к дверям, поблескивая в тех местах, где на нее падали блики солнца из окна.

Ползла к ногам Клавдии Николаевны, та отступала, но струйка продолжала тихонько течь за ней, за ее ногами, к выходу из комнаты.

Николаевна бросилась во двор, ее колотила дрожь.

Она стояла под деревом и в голове мелькала только одна мысль: сколько же в нем крови, сколько крови…

Шарик сидел над берцей, вопросительно глядя на хозяйку, что, мол, с этим чужим предметом делать.

Калитка скрипнула, вошел радостно возбужденный участковый Вася.

- Все, Николаевна, наша взяла. Мы в России, Клава. Заживем!

- Там, там… мертвый лежит…

Она указала рукой на дверь.

- Да ты не обращай внимания. Сейчас позвоню, его увезут. Мы в России, Клава, у тебя пенсия в три раза выше, у меня зарплата, я в рост пойду, заживем!

- Ты говорил, сопротивляться не будут, а там все переломано.

- Плюнь, ты в большом деле помогла, Клава . Блестящая операция! В одну ночь вся хохляцкая военщина ликвидирована без шума и пыли! Великая страна Россия!

- Вася, я все думаю, это который из них? Он лицом вниз лежит, я его не переворачивала. Их было пятеро, так который из них?

- Будет тебе, Николаевна, - поморщился участковый, - не морочь себе голову, не парься. Какая разница? Это всего лишь укроп.

Ночь 1-го января 2017 года.

9. Роман Кушнер Виноградники Енгедские

Роман Кушнер

Виноградники Енгедские

"Пробудись, север; юг, приди; повейте на сад мой, разольются его ароматы, придет мой любимый в свой сад - плоды есть бесценные. Пучок мирры – любимый мой, между грудями ночует: Кисть кофера – любимый мой в Эйн-Геди, в садах". (Песнь Песней)

Акко, начало месяца нисан 3828год по еврейскому летоисчислению (Птолемаида апрель 67 год)

Зимняя одиссея из Ахайи в Александрию доставила Титу немало тягостных испытаний ввиде лёгкой дурноты и отвращения к пище. Но слава богам, он вовремя достиг берегов Птолемаиды. Доставленный им XV легион счастливо соединился с двумя другими легионами отца.

Чаши обеденного вина оказалось довольно. Тит привстал из-за стола, собираясь уединиться в своей палатке, как навязчивый Секстий остановил его:

- Ну что хорошего тебя ждёт в душном одиночестве, Titus? Я понимаю твою усталость и мрачный вид, но обнаружилась приятная возможность развлечься твоей же собственной рукой. Идём, - не оглядываясь, Секстий направился к выходу.

Весёлый нрав легата V Македонского легиона был всеизвестен. Тит брёл следом, неудомевая, чем особенным тот может поразить его. Ну конечно, повёл в сторону большого летнего сада при дворце местного алабарха. На время пребывания в Птолемаиде тот предоставил его отцу и царю Иудеи верхнюю, лучшую часть чудесного здание в их полное распоряжение. При встрече отец сказал, что в левом крыле, куда вёл отдельный ход со двора, царь Агриппа поселился вместе со своей сестрой и заметил с участием, что женщина, надо полагать, не так давно пережила горе и теперь больше предпочитает уединённость. Титу прежде не доводилось встречаться с принцессой даже, когда Агриппа и приезжал с ней в Рим. Правда, до него доходили слухи, что знатная еврейка довольно-таки красива, но уже в годах, с тринадцати лет успевшая трижды неудачно побывать замужем.

В ответ сын с грустью признался, что вовсе не стремится к новым знакомствам, ибо сейчас не время, да и путешествие по морю всё ещё напоминает о себе, ведь прошло всего два дня, как его нога ступила на твердь. Тогда Веспасиан ему ничего не ответил, кивнул головой, но при этом как-то по-особому взглянул на своего отпрыска.

Просторная беседка из розового мрамора привлекла внимание. Мальчик-раб, сидевший на нижней ступени, бережно обнимал руками массивную кифару. Нижняя часть её деревянного корпуса покоилась на маленькой скамеечке, а верхняя, с приятным фигурным очертанием, упиралась в его хрупкое плечо. Заметив, что к нему направляются двое важных господ, он в низком поклоне поприветствовал их и замер в ожидании.

- Судя по твоему счастливому виду, ты всё ещё предпочитаешь видеть во мне незаурядного кифариста? - усмехнулся Тит, - Но я сейчас не в настроении, о хитрец, и вряд ли способен на сочинительство.

- Ты не знаешь цены ì своего истинного таланта, Titus, пока ты жив, в тебе не умрёт kitharoides[сочинитель, исполнитель- певец]. Так хотят боги. В Риме ты нередко баловал нас своими стихами и песнями. Прошу тебя, возьми этот инструмент, достойный Аполлона и исполни хотя бы то, что тебе по душе.

Тит принял в руки поданную ему кифару, затем бронзовый plektron с когтевидным отростком и поднялся в беседку. Он знал толк в хороших инструментах, но этот, с туго натянутыми семью струнами, показался ему намного старше его самого, лет эдак на сто. Надел кольцо на палец, провёл по струнам. Сильный резанс окончательно убедил его в домыслах, звучание кифары было звучным и чистым. Улыбнувшись, негромко запел:

- Каждый любовник - солдат, и есть у Амура свой лагерь ;

Мне, о Аттик, поверь: каждый любовник - солдат

Для войны и любви одинаковый возраст подходит:

Стыдно служить старику - стыдно любить старику.

- Но Titus, да простят меня боги, я никогда не слышал от тебя подобных стихов, они чудесны! - не сдержался Секстий, - Уж не морские ли гребни вознаградили тебя даром expromptus?

- Не удивляйся, мой слушатель, тот кто этот стих сочинил, уподоблял любовь военной службе. Послушай дальше, может и припомнишь его имя:

- Те года, что для службы военной вожди назначают,

Требует также она, милая дева твоя.

Бодрствуют оба: и тот и другой на земле почивают;

Этот вход к госпоже, тот к полководцу хранит.

В возникшей паузе оба услышали слабый шорох. Оглянулись, рядом с мальчиком стояла невысокого роста женщина, облачённая в пурпурного цвета просторную еврейскую симлу [верхняя длинная одежда]. Стройность фигуры незнакомки не в состоянии были скрыть нисподающие к земле мягкие складки египетского виссона, а изящный льняной пояс, тканный золотыми нитями, выгодно подчёркивал её хрупкую женственность. Голову же плотно укрывала широкая римская палла. Перехваченная витым еврейским хевелом, она оставляла открытым продолговатое смуглое лицо с некрупным носом и низкой переносицей. Светло-бронзовый оттенок кожи нисколько не подавлял внешнюю красоту еврейки, более того, от этого только выигрывал её бархатисто-нежный покров. Чуть тронутый морщинками, он, казалось, излучал божественный зной. Первые фразы, сорвавшиеся с полных чувственных губ, непривычно стеснили дыхание Тита. Словно некая сила неожиданно перенесла его в совершенно иной мир, освещаемый лишь теплом миндалевидных, несколько выдававшихся вперед глаз цвета расплавленной меди.

- Если не ошибаюсь, высокие мужи, то эти чудесные строки принадлежат известному римскому поэту - низкий тембр её хрипловатого голоса слегка вибрировал, - Отец при мне как-то читал их моей матери. Они оба восхищались Publius Ovidius, а после смерти отца, мама заказала для себя его "Метаморфозы". Эта поэма и сейчас со мной. Но… не заблуждаюсь ли я?

Секстий удивлённо взглянул на приятеля, он не узнавал его. Имея блистательные способности произносить публичные речи, его друг онемел. Застыл с такой смешной неподвижностью, что вызвало бы зависть даже у статуи атлета, что установил Marcus Agrippа против своих терм.

Легат недоумённо покрутил головой. Знающий себе цену, Titus безмолвно стоял перед заурядной еврейской принцессой, точно к нему явилась прекрасная и вечно юная Хлоя, а не эта безутешная женщина в довольно-таки зрелом возрасте. И что он мог разглядеть особенного в её опечаленном взгляде? Она, несомненно, всё ещё красива, своеобразна, но это не повод для молодого мужчины выглядеть перед ней таким отыквлённым.

- Признаю свою оплошность, достопочтенная Береника, - Секстий поспешил исправить маловразумительность создавшегося положения, - я совершенно забыл представить тебе моего друга Titus. Вот уже второй день, как он из Александрии и не желает покидать свою палатку. Пришлось хитростью выманить его сюда.

- Titus? Так ты и есть сын нашего консула? О, я даже не упомню всех достоинств, коих он коснулся, рассказывая о старшем сыне - лицо женщины осветила улыбка, - Мне приятно, что я не ошиблась в своих ожиданиях, у тебя мелодичный голос, он радует слух. Прошу, если не затруднит, ещё что-нибудь из Ovid ius.

Скованность постепенно уходила, уступая место другим, совершенно неожиданно нахлынувшим чувствам. Это было подобно внезапному откровению, дающее новое, неизвестное прежде понимание. Ни одна женщина до сегоднешнего дня так не затронула его сердца, как эта стоящая перед ним еврейка. Её внешний облик удивительным образом гармонировал со внутренней свободой, простотой поведения и незатейливостью речи. А может быть, всё это следствие морской болезни, столь чудно перевернувшее его воображение? Уж не сама ли богиня красоты, прекрасная и несравненная Венера спустилась с Олимпа и облачившись в иудейские одежды, предстала перед ним?

Пересохшее горло давало знать. Тит откашлялся, взял со скамьи нетронутую чашу с лёгким вином, помедлил, протянул нерешительно:

- Не откажись, прекрасная Береника, испробуй вина с александрийских виноградников, думаю, оно ничуть не хуже изреельского, - от едва скрываемого волнения, голос Тита чуть вздрагивал.

Если Секстий не усмотрел в предложении друга ничего необычного, здраво рассудив, что наступающий полдень, безусловно, вызывает жажду у всякого, то женщина восприняла речь и действие молодого римлянина совершенно иначе. Береника пристально всмотрелась ему в глаза и вдруг с ужасом осознала, что находит в них подтверждение своим извечным и сладким страхам. Казалось, сама судьба перстом Всевышнего указывает ей, что прежняя жизнь для неё заканчивается, стремительно исчезает, испаряется влагой на раскалённых камнях. О, какое везенье, она услышала его песнь! Так может распознать лишь отбившаяся от улья пчела свой самый медоносный в жизни цветок.

Береника с жадностью отпила несколько глотков, не вытирая губ, протянула обратно чашу:

- Отпей из неё и ты, солдат, и станешь "как кисть кипера, возлюбленный мой у меня в виноградниках Енгедских", а "поутру пойдем в виноградники, посмотрим, распустилась ли виноградная лоза, раскрылись ли почки, расцвели ли гранатовые яблоки…", - с лукавой улыбкой пропела она, - Прости, Titus, тебе незнакома эта песнь, но когда-нибудь, если будет на то желание, я пропою их все. Сотворённые рукой "возлюбленного Богом", они одарят тебя долиной лилий, что между тернами, а захочешь, яблоню покажет "между лесными деревьями".

Уж давно ушёл Секстий, спустя время удалился и мальчик с кифарой. Ранний вечер вступил во дворец алабарха. Но чем причудливее удлинялись тени садовых деревьев, тем неслышнее становились для стороннего слуха тихие речи в просторной беседке. Перемежаемые грустными вздохами взаимных откровений, они и вовсе вскоре примолкли под звонкими песнями искусных цикад…

"О, сладкие вестники лета!"

Центурион первой когорты уже дважды по поручению консула заглядывал в палатку Тита. Не обнаружив такового, озабоченно спросил торопящегося куда-то легата:

- Прошу тебя, Секстий, я не видел сегодня Titus, может быть, ты знаешь где он?

- Наш Titus уже вторые сутки бродит в виноградниках …э… Енгедских, да помогут ему оттуда выбраться боги. Amantes amentes, - пробормотал задумчиво трибун.

Услышав в ответ маловразумительную фразу о каких-то "влюблённых безумцах", Гектей обескураженно смотрел ему вслед.

* * *

10. Аркадий Маргулис, Виталий Каплан

Аркадий Маргулис, Виталий Каплан

Последний урок

- Не плачь, малышка, - голос ИИ звучал на пределе эмоциональных возможностей, но слёзы продолжали скользить по припухшему от долгих рыданий детскому носику.

Девочка не понимала отчего, почему и за что. Что такого за неполные двенадцать успела совершить она, невинное создание, из-за чего так жестоко наказана. Беспощадно, словно разговор шёл не о ребёнке, но законченном рецидивисте.

Смутный шорох насторожил Тулу. Размазывая слёзы по бледным, бескровным щёчкам, она беспокойно вертела головкой в поисках источника помех. Безызвестный шум исходил из блока пищевого преобразователя, откуда, презрев законы логики, выползало облако беспокойного тумана. Девочка заворожённо следила за клубящейся лавой, поднимающейся кверху диковинным нимбусом. Вскоре исход её прекратился, зато под потолком стали возникать поразительные метаморфозы. Облако формировалось в человеческую фигуру. Тула замотала головой, пытаясь отогнать наваждение. Любопытство перебороло отчаяние и страх, глаза высохли. Реальность происходящего не вызывала сомнений, но для верности она несколько раз ущипнула себя за руку. Боль стала свидетелем материальности происходящего. Прошла минута, и глубокое одиночество девочки-инвалида нарушила сотканная из тумана гостья.

Прелестная девушка, скрестив ноги опустилась на пол. Когда её глаза оказались на одном уровне с Тулиными, ресницы дрогнули и распахнулись, впустив в комнату небо, девственно-синее, как в седьмой день мироздания.

- Здравствуй, малышка, - произнесла она знакомым до боли голосом, - узнала?

Спонтанно рождённое из тумана тело на самом деле состояло из десятков миллионов репликаторов, сконструированных из банальной домашней пыли, процентов на восемьдесят складывающейся из отмерших клеток самой девочки. Небесный взгляд завораживал детское сознание, не позволяя поддаться панике.

- Иди ко мне, малышка, - шепнула ИИ, заключая Тулу в объятия.

Губы и руки оказались тёплыми и нежными, и девочке показалось, что из небытия вернулась мама.

***

За сорок лет двенадцать звонков: шестеро ошиблись номером; пятеро оказались федералами, отслеживающими в условном мире педофилов; последний попутал религию с сизигией.

На сигнал конектора Сальватор реагировал вяло – сплошь только реклама, вот и сегодня он не спеша опустил ноги в тёплые домашние тапочки и, причитая по причине преклонного возраста, засеменил к устройству связи с внешним миром. Экран заполонила девушка первых лет двадцати, одетая по андрогенной моде коммивояжёров в условности: экстремально короткие шорты, очень высокие каблуки, обесцвеченные волосы, тёмный загар и бесчисленное количество фенечек – серёжки, кольца, ожерелья торчали отовсюду. Улыбалась настороженно, впечатление создавали глаза, внимательные, как у матери, разглядывающей первенца.

- По поводу объявления. Вы даёте уроки религии?

Тремор насиловал скрюченные артритом старческие пальцы, приливы жары и холода накатывались спонтанно, не позволяя сосредоточиться, горло перекрыл огромный комок, и Сальватору казалось – ни проглотить, ни выплюнуть. Девушка терпеливо ожидала, пока собеседник справится с разладом.

- Если вас действительно интересует вера, то вы попали по адресу, - запинаясь, но, тем не менее, чётко проговаривая каждое слова, ответствовал старик, справившись с беспорядком.

- Интересует, - убедительно кивнула девица и представилась, - моё имя Венус. Каковы условия?

- Оплата сдельная, - сдержанно ответил Сальватор, едва не рассмеявшись – он готов научить мышей, если те станут слушать, а она "условия"… - вознаграждение по результату. Думаю, останетесь довольны.

- Договорились. Назначьте первый урок в субботу. В выходные дни мне легче выбраться – есть прежние обязательства. Вас устроит?

- Пожалуй...

- Значит, договорились. В ближайший выходной день?

- Именно так. Если устроит, ровно в полдень…

Странная манера девушки выражаться смущала старика, но размышлять о конкретном факторе ему не хотелось.

- Адрес? – по-прежнему отрывисто спросила она.

- Записывайте… - Сальватор даже пожал плечами.

- Я запомню, - нотка превосходства в голосе добавила подозрительности, но выбирать не приходилось, за дверью вместо очереди из жаждущих познаний учеников – пустота, почти космический вакуум.

Венус оказалась пунктуальной, как таймер интеллектуальной системы выброса из Условности. Старик, наоборот, сплоховал. Банально проспал, всю ночь не сомкнув глаз, неволя паркет бесшумными шажками. Прошло сорок лет с того дня, когда люди бесповоротно решили, что общение в условном пространстве предпочтительней непосредственному и закрыли церквушку, где служил Сальватор.

- Почему вы, такой опытный священник, не подумали о новой деятельности – виртуальное богословие, условный катехизис искусственного интеллекта, прозелитизм андроидов седьмого поколения? Ведь преподавать и исповедоваться можно и в Условности. Мир изменился, и, чтобы выжить, нам приходится меняться вместе с ним.

- Благими намерениями устлана дорога в Ад. Как же вы не понимаете, Миру не нужно такое количество успешных людей, он отчаянно нуждается в человеческой причастности. Без материнского прикосновения младенец не станет лучше, чем мог бы стать с матерью. Человечество вожделеет Любви, сказки.

Верно. В своё время Сальватор, обуянный гордыней, отказался от переквалификации, о чём впоследствии сожалел не раз. Новый приход отыскать не удалось, службы велись в нескольких центральных Храмах, где едва хватало на хлеб высшему духовенству. Домой пастырей звать перестали давно, обряды бракосочетания, крещения, отпущения грехов и отпевания восполнялись в условном пространстве. С десяток лет он ошивался на перекрёстках, пытаясь донести слово Божие в редко открытые автомобильные окна, но отклика не добился, лишь получил эмфизему лёгких и инфаркт миокарда. Из открытых окон, как из печей Ада, исходил зловонный табачный дым.

Припасённые деньги быстро закончились, а с ними терпение жены. Вскоре она ушла. Пришлось с убытком продать городской планер, одну из первых моделей, не в пример новым поколениям, уютную и надёжную, а также гелевую капсулу погружения в Условность, за которую до сих пор не выплачены кредиты. "Нет пищи, нет веры", твердил себе Сальватор, за что потом долго страдал. Засим пришло время церковному облачению. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги. Статуэтка Спасителя, исполненная в чёрном эбоните неизвестным мастером кормила полгода. Закладки на Евангелие, рулон византийской парчи, дьяконский стихарь с двойными орарями, греческий подрясник мокрого шёлка соответственно неделю, месяц и по кварталу каждый. Неканонические книги Священного Писания ручной работы, выпущенные в единственном экземпляре – год. "Иллюстрированная Библия. Ветхий Завет. Новый Завет"; " Библия в гравюрах Гюстава Доре (подарочное издание)"; Песнь Песней царя Соломона. Мужчина и женщина в Библии", позволили сводить концы с концами ещё немного времени.

В результате, Сальватор жил в просторной квартире. Её занимали только кровать и тумбочка с подаренным сердобольной соседкой архаичным визором и с Библией – из тех, что когда-то по воскресеньям бесплатно раздавали в церквях. Шрифт Книги был мелким, читать Святое Писание в Условности претило, и скоро он стал забывать не только отдельные слова, но и целиком события.

"Возможно…", так мечтал старый священник в постные часы ночи, когда бессонница атаковала без предупреждения и объявления войны, - "девчонка действительно не ошиблась адресом, и со временем удастся откупить хотя бы статуэтку Спасителя. Боже, о чём он думает, главное возможность передать иному слово Божье и Его любовь".

***

- Проходите, садитесь, - суетился Сальватор, - вот собственно… - священник осёкся, девушка была красива той неестественной красотой, которая позволяет отличить вмешательство виртдизайнера в элитный персонаж одной из условных игр.

Здесь, в крохотной квартире, почти келье, присутствие аватары1 исключается, стоит лишь протянуть руку и удостовериться. Вот они результаты чересчур долгого пребывания в Условности – мы перестаём доверять людям. Даже себе.

- Вы верите в Бога? - неожиданно спросил Сальватор, внимательно следя за реакцией гостьи.

- В начальных классах религию не преподают более двух веков, а в высшей школе она считается уделом немногих блаженных. Сейчас её не преподают даже в гуманитарных университетах, по умолчанию считается, что Бога нет. Встречный вопрос, как вы не потеряли веру?

- Пути Господни неисповедимы, вы не ответили на вопрос, но я не стану настаивать. Человека создали, чтобы его любили, а вещь, чтобы ей пользовались. Знаете, почему наш Мир в хаосе?

- Почему?

- Потому что всё стало наоборот.

- Вам нравиться моё имя, учитель?

- Венус, - он словно покатал на языке чужое слово, пытаясь распробовать незнакомый вкус, - а знаете, нравится, - совершенно искренне ответил Сальватор, оно и вправду пришлось ему по душе.

- Вы первый, кому я его назвала. Научите меня молитвам, это срочно….

- Зачем, если позволите?

- Чтобы помочь одному хорошему человеку.

- Благодеяние, Венус, приходит благодаря действиям, а не молитвам. Двадцать второй век стал началом кризиса, людям просто стало некогда молиться. Они делали карьеру, не утруждая богослужением ни себя, ни своих детей. Так возникло поколение, отрекшееся от Отцовской любви.

- Любви? – приглушённо переспросила девушка.

- Бог есть всё, любовь в первую очередь. Люди забыли слова благодарности, условный мир запутал их окончательно. Появились чуждые интересы – условные. Условный мир, условная география…, условная любовь, она даже хуже продажной. Следующий этап условные дети и всё! Мир сам, как казённое имущество, возвращает себя Создателю на переплавку, а тени настоящих людей увязают в придуманном, виртуальном мире.

Венус потупилась, и Сальватор понял, что задел её за живое. Кто она, программист условных миров, виртконструктор, оператор гелевых капсул для входа в Условность?

- Как скоро мы начнём первый урок? - решительно тряхнув вычерненной, по последней моде, чёлкой, спросила девушка, взглянув учителю в глаза.

- Милая моя, первый урок уже подходит к концу. Когда перестали посещать церкви, они превратились в музеи, где священнослужители выполняли роль экскурсоводов, благодаря Господа за возможность рассказать о Нём редким школьным группам. Никто не роптал. Если Бог дарит любовь, путь к ней непременно окажется тернист и долог.

- Прежде чем учить человека, - на слове "человек" глаза Венус подозрительно блеснули и Сальватор, боявшийся женских слёз, решил - сейчас заплачет, - стоит подумать, в состоянии ли он вас понять. Вы говорите о сексе?

Старик не удивился. Люди, проводившие большую часть жизни в условном мире, были помешаны на сексе.

- Со стороны может показаться, что половая жизнь один из краеугольных камней нашего общества. Так и есть. В Библии говорится, что Адам познал Еву, понимаете, познал. За примитивными, не стану ханжествовать, физическими движениями, скрывается глубинный смысл познания бытия и созидания. Секс, пока люди не обратили его в лишённое достоинства развлечение, являлся частью сложной и многогранной сущности под названием Любовь. В Раю первый человек пребывал в мужском и женском обличии одновременно, пока вследствие некоторых трагических событий его тело не оказалось поделено Высшей волей на две половинки.

- Вот, оказывается, почему мужчина и женщина так стремятся друг к другу, - изумление Венус выглядело настолько естественным, что священник в очередной раз пожалел человечество.

- В мире поселился Хаос, всё перевернулось с ног на голову, любовь и секс тоже стали условными.

- В сети много информации о религии, но как выбрать верную….

- Вы читали Книгу?

- Тысячи.

- Я имею ввиду одну, самую главную, с которой началась цивилизация.

- Библию? Конечно, читала. В электронном варианте.

- Да… видимо крах начался с того момента, когда бумагу сменила электроника. Вы можете представить ситуацию, где мать впервые ощущает своего младенца с экрана конектора.

- Да.

- А я нет! – вскричал Сальватор, обессиленно промокнув вспотевший лоб. Даже в словесных баталиях возраст давал знать о себе, - вы естественно уверены, что процесс необратим и религии не ужиться с прогрессом? Ляпсус! Бог в ваших условных головах. Кажущееся равнодушие Создателя не говорит о Его слабости, но о безграничной мудрости, доброте и любви. У каждого человека, пока он окончательно не ушёл в цифру, существует выбор. Верный шаг – спасение, ложный – условная жизнь под дамокловым мечом в виде кнопки "Delete". Вера всегда и во все времена формировала умы, определяла внутренний мир человека, его духовность. Люди утратили способность на искренние чувства, обратив жизнь в потеху. Религия учит доброте, а современный ребёнок за несколько часов игры в условности способен десятки раз ограбить, изувечить изнасиловать, убить, наконец. Дети растут бездуховными, вот что пугает.

- Не все, учитель.

- Абсолютное большинство. У вас есть дети?

- …Да, - после непродолжительной паузы, ответила девушка, - мне бы постичь азы, а далее я сама. На что ставить акцент, чего избегать? Научите?

- Всенепременно, - твёрдо ответил священник, сердце которого переполняло счастье, большое и жаркое, как воскресная молитва.

Старик вышел из комнаты, но через минуту вернулся в рясе, старой, как Муфусаил. Скрестив руки на груди, проникновенным, ласкающим душу голосом, начал проповедь, - "После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба и имеющего власть великую; земля осветилась от славы его. И воскликнул он сильно, громким голосом говоря: пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице; ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы… и услышал я иной голос с неба, говорящий: выйди из неё, народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах её и не подвергаться язвам её: ибо грехи её…", - здесь голос пастыря зазвенел, войдя с Природой в согласие. Он не смотрел на девушку, иначе заметил бы пронизавшую её тело рябь перемен. Венус исходила волнами, подобно собаке, отряхивающейся от воды, - "да… грехи её… дошли до неба, и Бог воспомянул неправды её…"

- Завтра в такое же время, - стараясь выглядеть как можно равнодушней, сказал Сальватор.

- Утром Тулу, она моя дочь, отвозят на процедуры, так что к десяти я полностью свободна.

- Понятно… Венус…, - старик замялся, покраснев как десятиклассник, - хотел полюбопытствовать… возможно ли получить оплату по наличному расчёту? Понимаете, задолженности по аренде и коммунальным услугам поглощают все поступающие средства, порой закупить продукты бывает сложно… Вы не подумайте, в иное время я вас год обучал бы даром, но сейчас попал в затруднительное положение… - с трудом вымучив улыбку, Сальватор добавил, - знаете, как в миру говорят: "Нет пищи, нет веры". Правда, имеется ввиду пища духовная, но кушать тоже очень хочется.

- Наличными? – в голосе Венус послышалось такое неподдельное изумление, что священник поспешил махнуть рукой – мол, согласен любыми, только приходите.

***

- Вера не только прописанные догмы, - Венус, как всегда оказалась пунктуальна и урок начался по расписанию, - смотрите, все знают… знали, - поправился Сальватор, - десять библейских заповедей. Запрет на убийство строжайше прописан в Ветхом Завете, но нигде нет прямого указа уважать человеческое достоинство. Мудрость сия прямое следствие конкретного запрета на убийство. Кстати, по схожей схеме работают многие светские законы, принятие которых основано на нескольких постулатах конституционного права. Один протоиерей, живущий в благом двадцать первом веке сказал: "Любовь – не есть чувство, когда всё в душе пылает огнём вожделения, которое воспевают поэты. Это не любовь – это "я хочу иметь". Истинная Любовь – когда человек хочет отдать. Свои кровь, время, силы, средства, ум. Жить без тебя не могу – это расхожая подпись под нелюбовью. Когда у меня хорошее настроение, я тебя обниму и поцелую. Так сыр любят, но есть же разница между человеком и сыром, несмотря на то, что и то и другое биологическая масса". Пастырь говорит о Любви, не упомянув ни Бога, ни молитв. Вы не устали?

- Что вы, мне кажется в условных школьных программах не хватает именно вашего предмета, иначе у Тулы не оказалось бы столько сомнений.

Недели гнали недели. Сальватор, а с ним и Венус обретали новый смысл жизни. Законы Божьи сменяли Жития Святых, их замысловатую схоластика средних веков. Лучшего ученика пожелать было нельзя, Венус схватывала предметы на лету. Сальватор не переставал поражаться, как девушка, первоначально глухая к "слову", с каждым уроком постигала гармонию Священного Писания, вехи истории религии, разнообразие конфессий и сект.

Минул год. Сальватор в свободное от уроков время пытался отыскать в церковных текстах прецеденты на посвящение в сан женщины.

Жизнь внушала надежды. Но истинная вера учит быть всегда готовым к испытаниям. Однажды Венус не пришла в условленное время. После нескольких часов бесплодных ожиданий, старик с ужасом осознал, что у него нет контактных данных девушки. Никаких: ни номера конектора, ни адреса, ни даже кода доступа в общее условное пространство. Да что там код, фамилией ученицы старый догматик не подумал озаботиться, а посему не имело смысл посылать запрос во всеобщую поисковую сеть.

За последующих три дня Сальватор сломался. Когда раздался сигнал конектора, не ринулся, как сделал бы в первый день отсутствия Венус, но медленно, опираясь на корректор передвижения, потелепал к экрану. Никого! Священник в сердцах выругался, чего не позволял со школьной скамьи. Шлёпнул себя по губам, прочитал короткую молитву. Поди, дети балуются. Глупости конечно, какие дети, цветы жизни сидят по домам в гелевых капсулах, мечтая о мировом господстве. Очередной звонок, как тупой нож по коже. Сальватор, позабыв о возрасте и лифте, выскочил за дверь и рванул вверх по ступенькам. Какая оплошность, минус десятых этаж, пока добежал, едва Богу душу не отдал.

Давление зашкалило, в первые секунды он не видел ничего, кроме разноцветных кругов перед глазами. На пороге девочка лет десяти в инвалидной коляске.

- Я по объявлению… Приехала… Вы даёте уроки религии?

- Кто приехал? – затупил Сальватор, словно его только что обвинили в растлении малолетних, но заметив, что глаза малышки на мокром месте, очнулся, - да, действительно, имеется такой грешок, но….

- У меня пропала ИИ, - обречённо прервала его лепет гостья.

- Но при чём здесь я… Тебе нужно обратиться в службу контроля за искусственным интеллектом.

- "Любовь – не чувство, когда всё в душе пылает огнём вожделения, которое воспевают поэты. Это не любовь - это "я хочу иметь", - продекламировала девочка. Не случись под рукой перемычка двери, старик непременно бы упал, - … истинная Любовь - когда человек хочет отдать. Свои кровь, время, силы, средства, ум". Святой отец, научите меня молиться…

Не говоря ни слова Сальватор приоткрыл дверь, позволив девочке проехать на коляске, про себя поклявшись, - "Я научу тебя всему, что знаю…", но вслух сказал ласково и тихо:

- Ведь ты – Тула…

Они пили слабый, безвкусный чай в крохотной комнатушке, и девочка, обжигая тонкие, бескровные губы, рассказывала историю, поразительную настолько, что в неё трудно было поверить.

В роддоме, при нынешних-то технологиях, Тула умудрилась подцепить смертельный вирус, но стараниями врачей, Сальватор же счёл, что с Божьей помощью, выжила, навсегда потеряв способность ходить.

- Моя ИИ, Венус, жаждая помочь мне жить, перепробовав все доступные средства, решила, что отыщет ответ в религии. Она показала мне ваше объявление: "Начни с себя…" – говорилось там.

- Но, если я не ошибаюсь, искусственный интеллект не физическая субстанция, а лишь программное обеспечение, позволяющее умной машине решать интеллектуальные задачи. Человеческое мышление своеобразно в сравнении с компьютерной обработкой информации. Но в любом случае компьютер должен быть приспособлен к человеческой деятельности, а человек – к условиям взаимодействия с компьютером.

- Пути Господни неисповедимы, - ответила девочка с глазами мудрой женщины, - вы ведь учили, что, если искренне в Него верить, Он непременно сотворит чудо… Венус… Ожившее Чудо из домашней пыли и отмерших клеток… Первый Репликатор2… Затем… Затем она внедрилась в модель человеческого тела…

- И вдохнула в созданное творение искру Божью, - заключил священник, внезапно осознавший, что судить, есть ли у ИИ душа, не его прерогатива. И что теперь он может спокойно умереть – Господь отыскал способ, как спасти свою паству… - Но, что же всё-таки случилось с Венус?

- Ведь вы сказали: "Благими намерениями устлана дорога в Ад". На мой двенадцатый день ангела родители решили устроить сюрприз… Подарили мне новый комплекс с ИИ самой последней модели, - слёзы полились из глаз Тулы, - но… демонтировали старый… И наша Венус исчезла…

1 - Персонаж виртуальной реальности

2 - Наноробот, способный к созданию своих копий, то есть, к самовоспроизводству.

11. Ігор Павлюк Лауреати премії імені Пантелеймона Куліша за 2017 рік

Ігор Павлюк

Лауреати премії імені Пантелеймона Куліша за 201 7 рік

Цю почесну міжнародну відзнаку 1 березня 2011 року, за сприяння Національної спілки письменників України і міжнародних громадських організацій, заснували Клуб творчої інтелігенції «Оберіг-Чернігів» та Волинське товариство «Світязь», – для розвитку вітчизняного книговидання і підтримки українських письменників, митців, науковців, журналістів, працівників культури та освіти, громадських діячів і меценатів, які мешкають в Україні та за кордоном.

З 1 листопада 2014 р . засновником Літературно- мистецької премії імені Пантелеймона Куліша стала Міжнародна літературно-мистецька Академія України , котра об’єднує відомих письменників, перекладачів, науковців , журналістів та громадських діячів із п’ятдесяти країн світу .

Серед лауреатів минулих років – Іван Плющ, Василь Голобородько, Михайлина Коцюбинська, Володимир Базилевський, Віра Вовк, Рауль Чілачава, Василь Слапчук, Михайло Сидоржевський, Євген Нахлік, Сергій і Тетяна Дзюби , Євген Баран, Анна Багряна, Дмитро Чистяк, Петро Сорока, Йосип Струцюк, Володимир Погорецький, Ярослав Поліщук, Іван Корсак, Кшиштоф Савіцкі, Яцек Токарський, Ееро Балк, Христо Черняев, Томаш Вашут, Фотіні Папаріга та інші відомі письменники, науковці, громадські діячі, меценати з України, США, Великобританії, Канади, Греції, Бразилії, Німеччини, Італії, Фінляндії, Болгарії, Чехії, Угорщини, Польщі , Грузії, Росії, Ізраїлю та Македонії .

Нині Комітет із нагородження Літературно-мистецькою премією імені Пантелеймона Куліша сформовано в такому складі:

Ігор Павлюк – голова журі, письменник, доктор наук із соціальних комунікацій, провідний науковий співробітник Інституту літератури імені Тараса Шевченка Національної Академії Наук України, професор кафедри української преси Львівського національного університету ім. Івана Франка ; Василь Слапчук – письменник, критик, кандидат філологічних наук, лауреат Національної премії України імені Тараса Шевченка, почесний громадянин Луцька і Волині ; Анна Багряна – українська письменниця та перекладач, лауреат міжнародних і національних літературних премій ; Ріта Кіндлерова (Чехія) – перекладач української класики , зокрема романів Оксани Забужко , чеською мовою ; Сергій Дзюба – знаний письменник, журналіст, перекладач, президент Міжнародної літературно-мистецької Академії України , лауреат міжнародних і національних літературних премій в Україні та за кордоном .

Цього року надійшло близько 400 подань і пропозицій з усіх регіонів України та закордону. Зокрема, кандидатури Валерія Шевчука та Леоніда Горлача на здобуття премії висунула Міжнародна літературно-мистецька Академія України . Отже, цьогорічними лауреатами стали:

1. Письменник, Шевченківський лауреат Валерій Шевчук (м. Київ) – за двокнижжя прози «Порослий кульбабами дворик» ;

2. Український письменник та перекладач Василь Барка (посмертно) (США), славіст-мовознавець, історик української літератури, літературний і театральний критик, активний учасник наукового та культурного життя української еміграції, Шевченківський лауреат Юрій Шевельов (Шерех) (посмертно) (США) – за визначний внесок в українську літературу ;

3. Письменник, Шевченківський лауреат Леонід Горлач (м. Київ) – за визначний внесок в українську літературу;

4. Український канадський літературознавець та письменник, директор Видавництва КІУС, менеджер проекту «Інтернетової Енциклопедії України» при Канадському інституті українських студій, викладач курсу української культурної історії в Йоркському університеті в Торонто, доктор славістики Марко-Роберт Стех (Канада) – за літературознавчу есеїстику (представлену, серед іншого, у збірці есеїв «Есеїстика у пошуках джерел») та за серію понад 80-ти просвітницьких культурологічних телепередач «Очима культури» ;

5. Письменник, публіцист, видавець, державний та громадський діяч Володимир Шовкошитний (м. Київ) – за визначний внесок в українську літературу ;

6. Верхньолужицькі та німецькі діячі: поет, прозаїк, громадський діяч Бенедикт Дирліх і публіцист, журналіст, громадський діяч Альфонс Вічас (Німеччина) – за подвижницьку творчу та громадську діяльність;

7. Письменниця, сценарист, головний редактор журналу «Новий Світ» Олена Жукова (Канада) і письменник, публіцист, головний редактор газети «Перекрёсток Виннипег», заступник головного редактора журналу «Новий Світ» Михайло Співак (Канада) – за творчість, що єднає народи ;

8. Польські перекладачі Роксана Кжемінська ( Великобританія ), Анна Кочень , Маріанна Хлопек-Лабо та Катажина Таргош (Польща) – за подвижницьку перекладацьку діяльність, зокрема переклади творів відомої української письменниці Анни Багряної ;

9. Поетеса, літературознавець, доктор філологічних наук Марія Моклиця та художниця Вікторія Федина (м. Луцьк) – за книгу віршів і графіки «Сезонна графіка»;

10. Поет, прозаїк Марек Вавжинський (Польща) – за книгу «Улісс»;

11. Письменниця Людмила Шутько (Італія) – за книжку для дітей «Чи є душа у дерева?» (українською мовою) ;

12. Письменники, науковці, журналісти, громадські діячі, перекладачі, митці, відзначені за власний доробок та значний внесок у пропаганду рідної культури :

– гурт «Смоляни» (Ольга Євченко, Микола Перець , Роман Кизюн ) (Чернігівщина) – за значну творчу, патріотичну та благодійну діяльність і пропаганду української пісні;

– директор музею імені Пантелеймона Куліша Юрій Блоха (хутір Мотронівка Борзнянського району Чернігівської обл.) – за подвижницьку пропаганду творчості Пантелеймона Куліша та Ганни Барвінок ;

– письменник Микола Петренко (Львів) – за послідовний багатолітній розвиток ґрунтівських традицій Пантелеймона Куліша в сучасній українській літературі ;

– фотохудожник Василь Пилип’юк (м. Львів) – за органічну поезію у фотомистецтві та достойні фотомистецькі ілюстрації поетичних проектів світового рівня;

– письменник Василь Кузан (Закарпаття) – за поетично- філософське осмислення сучасності у книзі «Втомоповінь» та тексти понад 150-ти пісень, які виконують відомі артисти України;

– письменник, журналіст Ярослав Савчин (Прикарпаття) – за поетичні книжки «Живиця», «Знаки сонця», «Індульгенція присутністю», «Вересневі ікони», «Світанок мальв» ;

– письменник Михайло Лукінюк (м. Київ) – за книгу «Руйнуймо міфи» ;

– поетеса Ольга Сотник (Ольга Чепка) (м. Умань Черкаської обл.) – за книгу віршів «Моїх надій озимина пророща»;

– тележурналісти Марія Андрушко і Віталій Фетисов (м. Луцьк) – за цикл телевізійних фільмів про українську літературу;

– священик Василь Погорецький (Тернопільщина) – за книжки «На роздоріжжі», «Синдром милосердя» та духовно- просвітницьку діяльність;

– письменниця Адель Станіславська (Олександра Федорів) (м. Івано- Франківськ) – за книжку прози «Правда і кривда» ;

– письменник Наіль Муратов (м. Одеса) – за книгу прози «Психопат» ;

– письменниця Ольга Пилипчук (хутір Мотронівка Борзнянського району Чернігівської обл. – м. Кременчук Полтавської обл.) – за книгу віршів «На гостину до Куліша»;

– письменник, перекладач, науковець Володимир Ільїн (посмертно) (м. Київ) та письменник Василь Струтинський (посмертно) (м. Чернігів) – за подвижницьку літературну діяльність .

12. Максим Шаровара (Гончаренко) Пастка часу

Максим Шаровара (Гончаренко )

Пастка часу

Місце з парадоксом часу – в маленькому провінційному містечку на березі Дніпра, в долині, що нагадує вир.

Сьома ранку, серпень, недільний базар. В полі зору - центральна дорога з гронами припаркованих авто відпочивальників та дачників. Вздовж дороги – низка відреставрованих провінційних магазинчиків з дикими пропорціями фасадів. Люди і машини просуваються потоками, наче у в ‘язкому середовищі. Доки спускаєшся в долину - рух іще є, але в її центрі, де базар – все наче завмирає. Ця місцина затягує як космічна чорна діра, для її жертв ніби час спиняється. Я бував тут раніше, змінились будинки і дерева, стали іншими авто й дороги, але залишилась та особливість місця, що тотально змінює людей. Київські чорні авто, які на скажених швидкостях примчали сюди на вихідні , "влипають" наче мухи в мед - швидкості зменшуються, поспіх та агресивність перетворюються на неквапність й споглядання . Заможні кияни вливаються в рій, що повільно ворушиться поміж базарними рядами. Бурхливий потік, що прибуває з Києва раптом зупиняється і перетворюється на частку тягучої маси, що живе за своїми законами. Ось розвертається старенький пошарпаний "Москвич", поки його водій чухається, видивляючись місце для стоянки, коштовні машини, що їдуть на базар, з пів-хвилини терпляче чекають, ніхто й не писне. З іншого боку автобус на Канів наближається до тротуару й хвилини дві загороджує дорогу, рух спинився, водії сонно споглядають різномастну публіку, що вилазить з його нутра. Верхи на моторолерах, що виникають з різних напрямів й зникають в базарному місиві - переважно дами, всякого віку й комплекції. Тіла цих амазонок , колихаючись, планують над дорогою - я усвідомлюю виносливість іхніх двоколісних машин. Спливає спогад про колісний пароплав, з якого годин п‘ять-сім можна було дивитися дитячими очима на пропливаючі судна та безкінечні береги, сидячи серед куняючих фуфайок, валіз, клумаків, корзин, зв‘язаних курей, поросят у мішках та інших істот аж до великого дебаркадера на Старій пристані…

Люди поодинці й групами йдуть по тротуарах, через дорогу, ніхто не поспішає. Велосипеди використовуються аборигенами не для прискорення пересування, а лише як тачки – мішок борошна перекинуто через раму (або торбинка з дрібними покупками вісить на рулі), господар йде поруч. Знайомі здоровкаються й зупиняються поговорити, інші їх обминають. Високий жилавий чоловік в брилі - місцевий засмаглий мачо пенсійного віку стрімко рушає джипом, їде в далечінь трохи швидше пішоходів . Безпородний дворовий собака виглядає вгодованим й задоволеним життям. Він лежить в холодку на тротуарі, його обходять. На базарі високі ціни - ніхто не поспішає продавати свій товар.

Можливо, поняття швидкості тут так само деформоване, як і відчуття часу. Це щось хтонічне, від місця, від землі, й існує в геологічному масштабі. Технології нашої цивілізації не в силах внести зміни, були вози й коні - стали авто й мопеди, але пастка часу була і буде, потрапити в неї – особливий досвід , тут приходить підсвідоме відчуття, що позаду вічність й попереду вічність – і нема куди поспішати ...

Жовтень, знімаю яблука . Бічним зором бачу, як нетвердою ходою, плутаючись в бур‘янах, до паркану наблизився худий чоловік, з виду – тутешній. Він вчепився за штахетки і мовчки дивився в мій бік кілька хвилин ясними блакитними очима, доки я до нього не повернувся. «Лише одне запитання – наче вибачаючись, сказав він – зараз ранок чи вечір ?», й отримавши стриману відповідь віддалився у своє безмежне, його химерно вдягнена постать попливла геть.

Близька межа позачасового метушливого простору спокушає, але поки що лише зазираю за неї – і скоріше назад, поки не затягло у вир…

топ

Альманах "Порт-Фолио" был основан в августе 2001	Форум Lingvistica BV
Альманах "Порт-Фолио" был основан в августе 2001	29 июня 2015 15-1-2017

	Домой \| содержание \| Обзорная карта \| значок легенда
	ТЕКУЩИЙ ВЫПУСК 240 Декабрь 2016
	PORTFOL@GMAIL.COM PORTFOL@GMAIL.COM