Ольга Полевина.

Доброе дело

Маринка проснулась рано.

Комната была наполнена светом – с вечера забыли задвинуть шторы. Синее небо заглядывало в комнату, солнце искрило снег, лежащий за окном. Веселые воробьи слетелись к кормушке.

Маринка в ночной рубашке прильнула носом к стеклу, наблюдая, как они жадно клюют крошки.

Вчера дедушка методично нарезал для них засохший хлеб. Крошки получались большие,  но воробьи с ними  справлялись,  что всегда удивляло Марину.

- Пошли, живжикам нарежем, - смеялся он, усаживаясь за стол, вооружаясь ножом и деревянной дощечкой для хлеба.

Процесс нарезки длился долго. Сначала дед резал на ломти, затем каждый ломоть – на длинные палочки, и только потом – на мелкие квадратные кусочки.

- Подавится воробей, - говорила Маринка.

- Не! – смеялся дед. – Схватит и унесет, и съест в удобном месте.

И точно, воробьи налетали, но склевать сразу не могли,  и каждый уносил свою добычу. 

Несколько крошек вмерзли,  но один самый настойчивый воробей продолжал их клевать,  и  тогда Марина поняла, что сегодня морозно: вчерашняя сырость сменилась холодным солнечным днем.

Здорово! Сегодня воскресенье, мама дома. Они собирались прогуляться вместе, и хорошо, что сегодня такая ясная погода.

Только вот гулять с мамой сложно. Ей никогда не угодишь! Сколько раз Маринка давала себе слово быть хорошей девочкой, но ни разу не получилось! Если она вырывалась вперед, мама говорила:

- Не беги! Под машину попадешь!

Марина старалась идти рядом, но споткнулась о камень.

- Осторожнее!  - прикрикнула мама, - новые ботинки порвешь!

Марина старалась не порвать ботинки, но что-то обязательно было не так. И поэтому редкие прогулки с мамой были омрачены.

И всегда виноватой оказывалась Марина!

Каждое утро, просыпаясь, она давала себе слово прожить день так, чтобы не заслужить ни одного маминого окрика, но никогда ей это не удавалось.

Сегодня тоже предстояла прогулка, которую Марина ждала целую неделю. И опять все пойдет не так! Если мама молчит, значит, Марина – хорошая девочка. Но мама молчит редко... Вот такая она неуклюжая,  Марина,  и всегда на чем-то попадется!..

Марина вздохнула, возвращаясь в постель, замерзнув у окна.

И тут ее осенило: нужно совершить Поступок. Такой хороший поступок, который затмит все ее промахи, и мама поймет, что Марина – хорошая, и совсем не непослушная. А просто… так получается!

Только что же совершить? Вымыть посуду? Подмести на кухне? Но это совсем не поступок: мама всегда говорит, что подметать нужно каждый день, а мыть за собой посуду Марина просто обязана…

Это ужасно, когда тобой недовольны. И самое обидное – подозревают, что все сделано специально! Тогда любая неловкость становится преступлением…

…В тот раз она хотела помочь Татке, маленькой девчушке. Они были одни в подъезде, когда сверху стал спускаться кто-то незнакомый и пугающий. Он топал, раскатисто кашлял и сморкался. Марина подумала, что это какой-то пьяница,  и что лучше убраться, пока не поздно. Она потащила Татку к выходу, но та за ней не успевала, упала и разбила колено.

А страшный дядька оказался соседом сверху…

Но как ни объясняла Марина, почему она потащила ребенка, ей не поверили. Сказали, что она нарочно толкнула Татку.  И никто Марининых  объяснений слушать не стал.

Двор объявил ей бойкот.

А двор – это вся жизнь пятилетнего ребенка. Двор – это Томка, заводила и полновластная  хозяйка всей компании. Она старше всех, задает тон, и все слепо ей повинуются.

Двор – это Сашка и Игорек, Олька. Дима, Наташка, Ирка.

И вот этот двор отвернулся от нее.

Это была такая игра: едва Маринка появлялась, все начинали демонстративно  весело смеяться, и никто ее не замечал. Смотрели, как через стекло.

Вечером перед ее дверью Игорек учил Татку:

- Скажи: «горшок помойный».

Татка послушно повторяла в замочную скважину, хотя очень любила Марину и всегда радостно к ней бежала.

Марина сидела на маленькой скамеечке в коридоре и слышала все, что происходило в подъезде.

Отец подошел к двери и хотел открыть дверь.

- Не надо, - сказала Марина.

Бойкот длился дня три, потом все забыли и снова взяли Марину в свою компанию. Но Марине казалось, что прошла целая вечность.

Отец увидел, как она одиноко сидела на скамейке, издали наблюдая за играющими детьми. Он понял, что ее обидели, но расспрашивать не стал. Просто взял за руку и увел со двора.

Они пошли на стадион – он находился сразу за домом.

На стадионе выкрасили все скамейки, и капли краски виднелись на гравии.

Марина присела и стала искать  такой камешек, который был  бы полностью окрашен. Вскоре нашла целых три. Они показались ей настоящим сокровищем. Краска уже высохла,  и серые кусочки гранита были ярко-зеленые сверху. Маринка залюбовалась ими.

Из них можно сделать «клад»: для этого вырыть  ямку в земле, выстелить ее цветами или  кусочком фольги, выложить камешки и накрыть стеклом. Потом можно присыпать землей, словом, спрятать. А потом осторожно убрать землю со стекла, и тебе откроется сокровище!

Раньше «клад» делали, обернув разноцветной фольгой кусочки гравия. Но таких зеленых камешков ни у кого не будет!

-  Папа, как называются  зеленые камни? – спросила Марина.

- Изумруды, - улыбнулся он.

Она удовлетворенно вздохнула и зажала в ладошке свое сокровище.

«Изумруды!» - радостно думала она.

Ссора на время была забыта. Она возвращалась почти счастливая. А через час услышала, как Татка обзывает ее «помойным горшком»…

То, что Игорек подбивает ее  на это – не обидно: он всегда такой, неверный, ненадежный, готов предать в любую минуту. Никакой секрет ему нельзя доверить. Обидно то, что Татка  с такой готовностью повторяет за ним…

Игорек – это другое. Однажды они залезли  на черешню Веры Николаевны, которая за домом. Вернее, залезла Марина, нарвала, а ел Игорь. Марине досталось только то, что она успела съесть на дереве – то есть несколько ягодок. Игорек набил полные карманы и убежал. И вечером рассказал все Марининой маме.

Мама крепко избила ее ремнем. Пряжка ремня оставила рану возле локтя. Потом мама отшвырнула ремень и заплакала:

- Воровка растет!

Папа обнял ее и утешал, говорил, что дочка больше не будет так делать.

А у Марины было, кроме обиды, еще и великое изумление: как мог Игорь, наевшись черешен, пойти и рассказать взрослым, и ему ничего за это не было (ведь рвала Марина), и как мама могла подумать, что Марина может быть воровкой – ведь это всего один раз в жизни! Нельзя – так нельзя, она больше не будет, но все дети периодически обрывают черешню, и никто из взрослых не делает из этого трагедии!

Но разве можно обижаться на маму?

Марина уже и не могла вспомнить,  как они тогда с ней помирились. Просто пришло утро, и мама снова стала мамой…

… «Клады» делали все. Соревновались, у кого красивее. Прятали под кустами, под листком подорожника, тщательно присыпая сухой землей, чтобы никто не нашел.

Иногда находили и разоряли чужие клады. Но в их старом дворе были  места, где спрятать сокровища…

Иногда «клады» делали из цветов, но это были недолговечные тайники.

А из цветов можно было сделать все, что угодно. Сочинить целую повесть.

То есть, сделать из цветов кукол и играть с ними. И все приключения, которые случались с цветочными человечками, становились сказкою…

Лучше всего для этих целей подходили мальвы: увядший цветок нужно было осторожно извлечь из зеленой чашечки. Он был похож на голову с высокой прической. Даже глазки имелись:  щелочки между лепестками. Потом срывался распустившийся цветок, и на  его короткий и толстый стебелек надевалась «голова». Там и дырочка для этого была! Получалась зрелая дама в  пышном платье.

А юную девушку делали еще проще: очищали бутон, прокалывали спичкой дырочку у основания, и вот новая головка одевалась на распустившийся цветок.

Для «мальчика» нужно было обернуть спичку фольгой (это тело), и украсить «плащом» - полоской фольги, затем надеть бутон вместо головы. Правда, у такого человечка не было  ни рук, ни ног, но при известном воображении это не мешало.

Для «деток» нужны были цветы поменьше, но с теми же мальвовыми бутонами в виде голов.

Так что игра называлась – «поиграть в мальвы»…

Чем больше участников – тем интересней. Каждый делал «семью» - своих кукол, давал им имена, придумывал  занятия, характеры, оборудовал «домик». Из других цветов делалась мебель, из листьев – ковры и одеяла.

-  С чего начнем? – спрашивала Марина.

- Ночь, - отвечала Ирка. – Все еще спят. Твои куклы приехали к моим в гости. Вот сейчас они проснутся, и…

И начиналось приключение. Кукловоды разговаривали разными голосами, придумывали на ходу действия, в которых была своя логика…

Взрослые не могли понять, зачем сидят на корточках часами две девчонки возле старой коряги.

А там был целый дворец! И  его населяло множество цветочных человечков! Их можно было иметь, сколько угодно,  не то, что кукол!

У Марины было только три, и новых не предвиделось: Маша,  Наташа и Оля.

Маша была с тряпичным туловищем и глиняными руками, ногами и раскрашенным лицом. Наташа была пластмассовая, у нее закрывались  глаза. Но лучше всех была Оля: резиновая, упругая, почти как ребенок.

- Немецкая кукла, - говорила мама.  – Ты с ней осторожней, такую уже не купишь.

Оле можно было красить веки и губы, подрумянивать щеки. Потом все смывалось. Наташе не получалось сделать красивый макияж, мамина помада не держалась  на пластиковых щеках, а блестящее глянцевое Машино лицо раскрасить было невозможно…

Куклы сидели за игрушечным столиком и пили чай из крохотных чашечек.  У них был на троих один маленький пупсик, непонятно, чей ребенок. Мужей у них не было.

Зато у мальвовых куколок были и мужья, и сыновья, и подруги. И платья менять им было легко: снял бутонную голову и надел на следующий цветок. Если холодно, можно было набросить на плечи шаль из листка сирени.

Одно плохо: такими куклами можно было играть только на улице. Как- то Марина забрала их домой,   и  наутро нашла на подоконнике горсть увядших цветов. Это было так грустно, что больше никогда она не приносила домой цветочных человечков…

…  - Марина, вставай! – крикнула мама из кухни.

Марина радостно пошлепала на мамин зов, помня о намерении быть «хорошей девочкой».

- Опять босиком! А потом в постель?

Марина съежилась: вот уже и зачеркнут день!  Нет, без Поступка не обойтись!

После завтрака Марину одели и выпустили на улицу первой – ждать маму. Было холодно, солнечно.  Марина нетерпеливо преступала с ноги на ногу, а мамы все не было.

И тут ей несказанно повезло: на асфальте лежала смятая бумажка – деньги.

Вот он, Поступок! Кто-то потерял эти деньги, возможно, последние.

Марина подняла бумажку, расправила ее и разглядела на ней цифру «5».

Мама говорила, что это много. Тем лучше! Тем ценнее Поступок!

Только кто же потерял? Кому отдать?

Себе взять – нельзя. Мама снова скажет – воровка.

Хотя… разве Марина украла? Марина – нашла. И  за эти деньги можно купить многое. Радость.  В виде яблока или куклы – все равно.

Но… как же Поступок? Если она найдет хозяина и отдаст ему эти деньги – мама поймет, какая замечательная у нее дочь. И простит шлепанье по полу босиком… Герои ведь могут же позволить себе иногда пройтись без тапочек?

Только кто  потерял?..

И тут Марина заметила тетку, заворачивающую за угол сарая. Больше во дворе никого не было.

Конечно же, эта старая женщина шла через их двор и обронила возле подъезда свои последние деньги! Несчастная придет домой, а в кармане пусто. И останется без хлеба. И будет горько плакать вечером у окна!..

Не будет! Марина поможет ей! Вот он, Поступок! Ведь это такая радость – спасти человека!.. Это даже большая радость, чем яблоко или кукла…

Тетка уже срывалась из виду. Марина бросилась в погоню.

- Тетя! -  догнала она ее уже довольно далеко от дома. – Вы потеряли деньги!

Тетка почему-то совсем не обрадовалась. Вместо того, чтобы расцеловать Марину и поблагодарить ее, она как-то воровато огляделась по сторонам. Они были совершенно одни. Тогда она умильно улыбнулась Марине.

- Хорошая деточка! Вот спасибо! А я вот достала кошелек из кармана, за ним платок, а они-то под платком лежали! Я и не заметила, как выронила!

Марина счастливо смотрела, как тетка, благодаря, взяла из ее рук бумажку и затрусила прочь,  оглядываясь, кивая Марине и улыбаясь.

Марина немного расстроилась: ей хотелось, чтобы «спасенная ею женщина»  еще задержалась с ней. Возможно, спросила бы, как зовут Марину, потом пошла бы с ней к маме и рассказала ей, какая у нее замечательная дочь. А Марина бы тихо стояла и молчала.

И тогда мама бы поняла…

Мама!.. Мама,  наверное, уже давно вышла и ищет Марину!

Девочка бросилась бежать назад.

- Марина-а! – с ужасом услышала она. Мама звала ее и очень сердилась.

- Мама! – крикнула она, подбегая.

- Я сказала – здесь ждать!

Звонкая пощечина  оглушила Марину.  Она оторопела, потом пыталась рассказать маме о женщине, потерявшей пятерку, об одиноком вечере без хлеба, о ее, Маринином, Поступке.

Но мама не поняла ничего  из Марининой  прерывающейся речи. Больше  ее не ударили, но еще долго ругали.

Прогулка радости не принесла. Мама была раздражена,  неласкова. А Марина не могла понять, как же нужно исхитриться, чтобы хоть день побыть «хорошей девочкой».

И только вечером, лежа в постели, вдруг подумала: а почему это у тетки деньги лежали в кармане, если у нее был кошелек?

Значит, это не она потеряла. Значит, соврала.  Значит, украла у Марины.. Значит, это было вовсе не «доброе дело».  Лучше бы отдала маме… И Марина почувствовала себя не героем, а глупой маленькой девочкой…

И хмуро усмехнулась, вспомнив, как мама говорила, что взрослые никогда не лгут...

Май, 2008