Елена Ананьева         

Эскизы к пробуждению «Спящей красавицы»

Маленький, юркий Боинг непривычно долго стоял перед взлётом.

Предстояла еще одна пересадка, но об этом не думалось. Впереди Тибет. Монастыри, вдохновенно мостящиеся у подножий неприступных гор, виделись, словно в глазок двери, в калейдоскопе. Вот они… Столько о них смотрела слайдов внутренним взором, будто родилась с этими представлениями и читано уже – перечитано не меряно.  А сейчас Галина направляется на очередную научно-практическую конференцию искусствоведов, сродни магов искусства, которые проводит в самых неожиданных местах мира их центральный офис. А это не шуточно, нужно всё увидеть и потрогать своими руками.

Галине думалось о вечном, а в связи с этим у достаточно пожилой, даже плохо видящей уже путешественницы возникал образ прошлого в удивительных встречах и ситуациях. Чаще в фокусе искусства.

Будто обступали люди, с которыми связывала жизнь и говорили, напоминали, взывали: мы здесь. Не забывай! А как их можно забыть! Как необычен полет над дощатой сценой, словно птицей-альбатросом над волнами моря, в белом трико, обтягивающем мускулистое тело, танцовщика балета Сабирджана…

- Девушка, о чём задумалась, джан, - обратился моложавый мужчина с благородной проседью в платине волос, держащий на столике открытый уже компьютер.

- Э, нам ест о чом гаварыть, - с явно казказским акцентом начал разговор попутчик и закрыл своего персонального помощника.

На обращение «девушка» она встрепенулась… Задумалась. Выровняла спинку. Потом взглянула

исподлобья.

Хм, обычно она не вступает в беседы с незнакомыми, но это касается прохожих. С попутчиками, случайно оказавшимися рядом в транспорте на дальнее расстояние, другой разговор. Им охотно сразу вываливается целая «бочка» прошлых увлечений, страстей и сожалений.

Галина Журавская была сама целым гала- представлением и по словоохотливости могла затмить даже Дмитрия Журавлёва, причём также вещая хорошо поставленным, низким голосом. Порой, жаль, что не идёт запись в эфир. Но раньше, работая на госрадио, она испытала массу приятных и волнующих минут, выходя в эфир с литературными обозрениями новинок. Ее даже побаивались и подобострастно старались услужить, ведь от неё зависела дальнейшая карьера пишущей братии. А в эпоху цензур и четвертой власти прессы – это сами понимаете. 

- Да, действительно, в те годы мы многое принимали за чистую монету… - разговор пошёл о наболевшем.

- Но и по сей день столько тупиков, которые не обойти, не пройти, - говорила Гала. Она знала себе цену, но также страдала от коррупции и неразберихи в верхах и её бывшее положение никого не волновало.

- Слюшай, я штоль не в курсе. Нас, кавказцев, знаш, как трусят и по сей день в столицах… -  И он шумно высморкался, словно выдувая всю горечь в большой платок в клетку, которые уже никто не жалует.

Её это передёрнуло, но попутчиков не выбирать.

После крутой встряски, означавшей: боинг взлетел и набирал высоту, в неровном, периодически мотающем из стороны в сторону полёте, разговор продолжили.  

-    В тот день я была в Питере на стажировке, еще тогда Ленинграде, где гастролировал наш знаменитый одесский оперы и балета в Мариинском театре, - увела от болезненной темы Галина.

Прекрасные архитекторы Фельнер и Гельмер создали до этого уже с сорок театров и двух близнецов, считалось, театры в Вене и в Одессе. Но похожи оказались только с дрезденским. И то одесский круче. Разительно отличаются они и внутри. Даже Шаляпин восторгался в письме жене о великолепии одесского театра, описываемого поэтически Александром Сергеевичем Пушкиным. Одесский братец – золотой кладезь, золотая шкатулка всех богов, всех Муз, танцующих даже в архитектурных ансамблях. Здесь выступать – настоящее божественное явление, как Христа народу. Артисты – посланцы божьи. Но бедненькие, какие муки и условия должны преодолевать… И в голоде, и в холоде. Театр издавна не балует своих героев. Но талант диктует своё. Ведь им невозможно иначе. Миссия!

- Да, я захотела непременно попасть в театр на спектакль, где на афише стояло имя нашего солиста. Тогда ещё блистающего на сцене. Восхитительного Сабира, так его звали. Попавшего к нам в балет… расставшись с … балетной Дивой – Маликой Сабировой,  так рано ушедшей из жизни. Но не только поэтому захотела прорваться туда, где все билеты уже были проданы. Не потому, что великолепная музыка Чайковского, поднимающая балерин и их гуттаперчевых партнёров мощными птицами над пространством, не потому что чувствовала себя одиноко тогда в Питере. А стояло между нами событие, никак не разрешившееся. Будоражащее. Память увела ее в те зимние месяцы, когда Сабирджан после травмы позвоночника, был на больничном и они встретились. Вначале на работе. Она, возглавляя редакцию культуры, ведала и социальными вопросами артистов, не только литобозрениями. А он, оказавшись на больничном, стоял под угрозой потери статуса комсомольского ватажка. А это тогда, понимаете, что значило! Это могло обернуться потерей ведущих партий в балете. Хотя при чем здесь политика в танце, казалось бы. Что-что, но он не был пламенным комсомольским организатором, а терять должность из-за болезни не хотелось. Дело прошлое, но история, как из коротеньких штанишек, выросла из неё.

Так они встретились. Он был одинок, как тогда и она. И, возможно, служебные отношения были только причиной. Второй раз он пришёл к ней домой в гости, с огромным букетом иссини-бордовых бархатных роз, цвета обивки кресел театра. Вечер удался на славу. Читали стихи, попеременно. Он – отличный чтец с превосходной памятью. Искристое шампанское и музыка из радиолы «Ригонда», потом тихонько пели и танцевали … танго. Две фигуры, очерчивая крутыми формами пространство, то замирали, то шли в проходке, сладостно сливаясь в одну страсть. В умелых, жгучих руках танцора балета любое па становилось сказом о чувствах. Танцевали самозабвенно. Музы Терпсихоры замерли, боясь вспугнуть.

Обратила внимание на часы в пять утра, не как Золушка, в двенадцать. И … безжалостно выставила горячего героя-любовника срочно за порог.

Сколько раз вспоминала она этот вечер, его великолепную фигуру, проступающие рельефы микельанджеловского торса, не скрываемые, а конечно, подчеркиваемые мягким свитерком. Балет, поэзия, движение и полёт души, с несколько пряным, терпким восточным ароматом. Стоит говорить, что она влюбилась по уши. Но вида не подала. Ждала потом следующего проявления ухаживания. Тогда бы они наверняка… Ведь она не могла сразу допустить сближения, к чему всё вело.

Она взахлеб стала рассказывать, как прорывалась в театр в Петербурге на гастролирующего Сабирджана Яппара! И о, спустилось свыше чудо и ее, уже несколько раз не пропустившие из сторонней охранной фирмы, словно дополнительные конвоиры на этапе, сотрудники, несмотря на удостоверение прессы, разыскали в толпе! Она одиноко стояла, скорбно думая о том, как же попасть в прошлое, в зазеркалье из юности. Как бы попасть! Как?!..

Как неожиданно подошёл к ней, разыскав в толпе жаждущих попасть на балет, любезный молодой человек с беджем, только-только появляющейся тогда именной табличкой на груди, и пригласил… в зал. Это ли не судьба!

Мало того, он провел через служебный вход и оставил рядом со сценой, да ещё вручив программку, где шел последний прогон «Спящей красавицы». В немыслимых пируэтах он – принц Дезире летал над сценой и волшебно-призывно, разрывая музыкальные звуки… пытался разбудить сон красавицы. Принцесса Аврора являла собой чудесное совершенство.  Мне показалось, что я сама так долго спала и вот только просыпаюсь. Что все прошедшие годы были сном, миражом и вот он, наконец, мой принц оказался явью. Рядом, на расстоянии дыхания.  Да, просто увидела, что музыкальная сказка Шарля Пьеро ожила. Вот идут семь фей: Искренности, Цветущих колосьев, Рассыпающая хлебные крошки, - читаю программку, - Щебечущая канарейка, Фея пылких страстей, Фея Сирени. Как всё красиво: звучное, пахнущее, знакомое и знаковое! Здесь столько мотивов и сказок воедино. Но страшно окончательно проснуться, чтобы снова всё не потерять.

На этой мысли вдруг зазвонил телефон уже отошедшего охранника, он о чем-то переговорил и вернулся за мной, сопроводить на приставное место в 9 ряду.

- Так ви встретилис потом? Ви подошли к рампе? Ви его окликнули? Шьто било потом? – увлекся Рифат рассказом и протянул металлическую коробочку с ментоловыми леденцами для полёта. Самолёт уже летел над барханами оранжево-солнечных облаков.  Они снова погрузились в действо.

- Я наслаждалась балетом, превосходной формой Сабирджана. Да, я оказалась в огромном ступоре. Не захотелось ворошить прошлое, - призналась Галина. К тому же тогда у меня был дома спутник жизни и мне захотелось только увидеть танец – высокое, внеземное, парящее искусство – балет! Я взлетела с ним. Я была вполне довольна. Я вошла в иной мир.

- А сейчас знаете, что с ним? – раззадорил попутчик.

Галина, замешкавшись, достала новенький енвелоп бэг - сумочку- конверт или клатч, проще говоря, которая была на шее с паспортом и билетом на самолёт. Одно из организационных усовершенствований деловой жизни женщины. Повернула ее обратной стороной. За прозрачной, пластиковой обшивкой лежал билет на концерт … в Шанхайский театр. Туда она полетит после Тибета. Концерт, поставленный и продюссированный им, Сабирджаном Яппара.

Теперь он живёт в США и возглавляет одну из крупнейший балетных агентур мира.