9. Елена Рышкова Стихи
Елена Рышкова
Стихи
лодочка
Лодочка моя одноместная —
Ноги только вытянуть,
Спину упереть,
Не скрипят уключины песнями —
Стонут до утра упыри.  
Днище тонко,
Низко посажена,
Как бы не наехать на мель,
Лодочка моя —
Мерил саженью —
Что получишь видно теперь.
Всё плывет
Никак не закончится
Леты её злой ручеёк
В кулаке потеет просроченный
Вышедший в расход пятачок.
Лишь вода остылая катится,
Отмывая старую ржу,
Свято-пусто место под платьицем
Там, где сердце пуговкой шью.
в раю
Мы будем там жить,
Помидоры растить в грязи,
Кормить с руки прилетевших на зиму пернатых,
В раю происходит то, о чём не просил,
Но это лучшее из невозможных занятий.
Там Судный день, как все остальные длинен
И так же часто его замедляют повторы,
Мы вспомним — откуда, не зная — зачем идём,
Давно не пугаясь конечного приговора.
И будем там жить неспешно и не дыша,
А главное — не познавая различий,
Но, глядя вниз, где смерти бьётся душа,
Мечтать о яблоке с привкусом прошлой жизни.
Молодым реформаторам жизни
накажи их, Господи, длинной жизнью,
чтобы до ста лет и всё стариком,
а вокруг голодные молодые — ближние,
у которых капает жизнь с клыков,
чтобы день был короток — ночь бессонна,
и прощенья не было по долгам,
только фото мамины в пыльной горке,
только похоронные по друзьям.
накажи их, Господи, мудрой речью,
да чтоб до ста лет без учеников!
лишь за дверью служит по-человечьи
старый пёс дворовый на цепи — Серко.
накажи их, Господи, верой в бога,
в то, что будут избраны по делам,
лишь бы не заглядывали в свою душу толком,
лишь бы не тревожили Тебя там.
вечер во Франкфурте
Считаю двустишья в остатке под фонарём
В навязчивом ритме поэзы Иосифа Бродского,
А небо садится на медь католических форм,
Марая невинную облачность розовым отблеском,
Мой Франкфурт затих и, запястье реки обнажив,
Вскрывает его металлической лунной дорожкою
И льётся безудержно грязная, мутная жизнь
Под руки мостов, что до этого ужаса дожили.
Вся улица глохнет и дрожь пробирает листву
В предчувствии лета последнего за новолунием,
Где сборище окон лакает небесную мглу
С асфальтовым вкусом раздавленной бегом петунии.
Наследие ночи рождает привычную боль,
Стилетом стиха открывая пивную бутылочку,
И только не вспомню, зачем мне вторичная роль
На этой забытой и нежно забывчивой улочке.
обратись
обратись ко мне по имени
незаметно ближнему,
по ветвям пространства инеем
онеменье движется,
нам с Тобой дожить до лета бы —
вон как небо старится,
не читай стихи столетьями —
день уходит Сталкером.
под сутулость крылья спрятаны,
разговоры — толками,
мы найдём с Тобой занятие
в этом веке с волками,
да под вёсну, как положено,
раздобреем с птицами,
ох, как много неухоженных
перед утром снится мне —
да не знаю все ли собраны,
чтоб просить прощения
за Тебя, такого доброго,
что хочу отмщения.
волшебство
Убавить громкость, шёпотом сказать
То, что само, как гром из поднебесья —
Какая преданность отчаянная песья
У осени в синеющих глазах
Когда идёт забывчивым дождём,
Холодных щёк нечаянно касаясь,
И кажется — она уже босая
И след простыл хрустальных башмачков.
А фея обнищание своё
Давно упаковала в саквояжи,
Горят костры — готовя к ночи сажу,
Чтобы марать небесное бельё,
Но в синей шапочке немного набекрень
Уже на утро встрепенётся зяблик —
И осень поведёт ветвями зябко,
И старой тыкве кликнет лошадей.
врёт она
пробирается дождик по осени,
словно старый потрёпанный ёж,
между иглами желтою проседью —
то листок, то осинника ложь,
и такой вроде дождик умеренный,
а топочет совсем, как большой,
осень нынче красивая ветрено,
словно бал у неё выпускной —
завитками от рыжего к алому
бесподобна кленовая прядь,
как легко её ветры заставили
перелётные крылья менять,
прошепчу те слова, что заброшены
по рябиновым к ночи стихам —
пишет осень, что схожи не очень мы,
но расходится небо по швам
и сквозь дырочку в ткани сатиновой
светит долго ночная звезда,
обещая, что время помилует —
врёт она.
Навстречу. Романс
навстречу, с опрокинутым лицом,
глаза не поднимая от дороги,
мне шла любовь, но не одна — вдвоём,
на поводке у спутника недоброго.
кричала в доме громко суета
и я оглохла, ничего не слышала,
со мною свиделась любовь на склоне дня
и напросилась ночевать, бесстыжая.
я не знакома с ней накоротке
в переполохе многоцветья буднего,
ко мне любовь пришла на поводке,
чтобы освободила безрассудную.
и лишь тогда я толком поняла
зачем она вела его на привязи.
её освободила, да сама
чужой любовью стала
несчастливою.
безмолвие
как резко стих раскалывает время
на „до“ и „после“ — встречной полосой
накатывает грузовик творенья
на запрещающий движение покой
и давит сердце жадно и нелепо —
по скомканному впопыхах листу
расплавлено стекает в урну лето,
стихами огрызаясь на ходу.
и, немотой перед рассветом маясь,
заглядывая в пустоту двора,
в который раз испытываю зависть
к безмолвию, доступному богам.
голая судьба
Судьбу вчера я встретила на привокзальной площади
С татуировкой лилии на худеньком бедре,
Она и не подумала на плечи свои тощие
Накинуть время летнее в студеном октябре.
Глазели люди добрые в приличном изумлении
На эту невозможную и голую судьбу —
Такую непонятную, несломленную временем
От головы до пяточек нагую и мою.
Так коротко острижена — чтоб не вцепились в волосы,
Одеждой и надеждами не о-бре-ме-не-на,
Легко и беззастенчиво прошла стопами голыми
По улице, по дурости, по сердцу у меня.
моё зло
когда я зло держу за маленькую руку,
оно ребёнком тулится ко мне,
оно моё — не выбросить, не спутать,
как яд пчелы или маяк во мгле.
срывает голову в нестямной жажде крови,
но смерти запах отрезвляет новь,
держу за руку, прячу в изголовье —
то, что играет взапуски с добром.
и видно, как отращивает крылья,
чтоб вместе с ним свободно убивать
во мне врага — стать стороною тыльной
моей руки, привычной для добра.
всё меньше
всё меньше хочется читать,
всё больше
смотреть туда, где небо вспять
стекает в "проще
молчать" и только вопреки
движенью ветра
то перистым, то грозовым
менять ответы.
всё меньше хочется любить
вечерний сумрак —
сиреневый настой обид
в словах "подумай",
латать былые кружева и дачный воздух,
всё меньше хочется добра
для общей пользы.
нахальное
Не прося иного имени --
Чтобы ближе к божеству,
Я всегда прошу — возьми меня
Ровней Твоему плечу,
Чтобы было чем открещивать
Всех, кто ходит по пятам,
Бормоча — «Вот это женщина,
Бог такую целовал»,
Пусть горит огнём отметина,
Что под чёлкой —не видать,
Прячет кожу платье летнее,
А под кожей сущий ад.
Как тебе, мой вышний Суженый,
Рядом с пламенем печи?
Если знаешь, как остуживать —
Непременно промолчи.
вознесение
Потяни плащаницу чуток на себя —
Облака задевают за пятки,
Непричёсанной девкой гуляет война,
Раздавая убой в разнарядку,
И апрельские шутки — то холод, то снег
Накрывают мой Киев рядниной,
Подтяни одеяло к лицу перемен,
Может выживет хрупкая глина.
Ливень вымочит простыни серым вином,
Зелень кровью отбелит пехота,
Это всё — про апрель с бутафорским крестом
На плечах у рекламного бота,
Это всё — не взаправду и только война,
Сольным градом лупасит по крыше,
На Голгофской высотке сидят у креста
Те, кто дальше историю пишут.
текст
жизнь — это текст с неправильными рифмами,
прочтёшь, не зная знаков препинания
и хочется, чтобы тебя урывками
отметили оценкой пятибалльною.
но будет шесть или четыре с присвистом —
написан текст с коротким послесловием,
душа влетает с веточкой сосновою
в любую точку, за которой избранность.
а на полях и за полями — красные
отметки исправлений удивительных
так радуют…
божественно бесстрастная
вселенная не знает алфавита.