ТЕКУЩИЙ ВЫПУСК 239 Ноябрь 2016

5 ноября в ЦДЛ – в Центральном Доме Литераторов – торжественное вручение дипломов и антологий, лауреатам прошлых лет проекта. Вручение почетных Дипломов – одна из составляющих программы в рамках партнерских отношений Содружества деятелей литературы и искусства Глория и Содружества Современных Литераторов во время вечера писателей, участников Франкфуртской книжной выставки-ярмарки, знаменитой международной «FrankfurterBuchmesse“ , оставившей неизгладимые впечатления и новые творческие контакты . Так идет круговорот творческих «вещей» в природе.

Однако, пролистаем страницы материалов доклада «Мир для женщины – женщина для мира». В нем есть более актуальные вставки по результатам работы Большого жюри и Финала Международного многоуровневого конкурса имени де Ришелье-2016, возглавляемого Кириллом Ковальджи и автором этих строк.

…Вчера поспешила на встречу с Снежаной из Беларуси, которая привезла мне оттуда довольно увесистую монографию "Мир для женщины - женщины для мира" с материалами 5-й международной научно-практической конференции в Гродно.

В ней, как уже сообщала раньше, в издательстве Гродно "ЮрСаПринт" вышла обзорная статья о лауреатах- женщинах Международного конкурсного проекта имени де Ришелье "АМАЗОНКИ ПОД ЗВЕЗДОЙ РИШЕЛЬЕ". А вышла она еще в мае. Вот только добралась к нам во Франкфурт сейчас. Нужно сказать, что заслуги сильного пола не умаляю, а наоборот перечисляю тех, кто способствовал в представительствах.

Но я была бы не я, если бы эта статья не вышла еще раз с именами всех наиболее запомнившихся и ведущих авторов проекта - "Под звездой Ришелье"... Только нужно еще раз подчеркнуть, что основой обзорной статьи для научной конференции все же пошли материалы до подведения итогов этого года в сентябре. Дай Бог еще поговорим и попишем свои мемуары… А там столько всего и всех))) Кстати, ничего не забываю. Почти... особенно из того, что не нужно:) Это - катастрофа. Особенно детали. Пока не освобожусь, не выпишу их…

Некоторые отрывки-выжимки с упоминанием имен из статьи, а также добавленные некоторые актуальные моменты года :

«Небезосновательно считают, что открытия происходят не стыке наук.

Также можно с полным основанием заявить, что наши культурологич ecкие проекты и публикации о них  отражают этот постулат. Обзорная статья, написанная о роли женщины в обществе и нашем проекте,  опубликована как научный доклад в материалах 5-й международной научно-практической конференции  этого года по гендерной политике в Республике Белорусь.  Здесь же рассмотрена в настоящем обзоре под  иным углом. Обозначая и роль сильного пола в лицах, именах, картинах, книгах, спектаклях,  кинофильмах. Перечислю некоторые славные имена звездных лауреатов:
".... «Бриллиантовый Дюк» в одной их популярнейших и массовых номинаций «Проза», возглавляющей  список года , завоевал известный писатель Виктор Васильчук  за рассказ «Дорожные записки» (на  украинском языке), в рамках проекта «Франция, Париж», из Коростеня . Инна Ищук  из Одессы  награждена «Алмазным Дюком» за пьесу «Мисс двора». За высокое исполнительское мастерство  «Алмазный Дюк» в театральной номинации разделили народные артисты Украины, солисты-вокалисты  Одесского академического театра музыкальной комедии им. Водяного Наталья Завгородняя и Николай Завгородний, заслуженные артисты Украины, ведущие солисты Национального академического театра  оперы и балета Елена Стародубцева и Валерий Бендеров были отмечены также «Алмазным Дюком» за  исполнение центральных партий в операх «Трубадур», «Вий» и «Кармен ». Артисты преподнесли  зрителям музыкальный подарок – фортепианный дуэт.  Высокими наградами отмечены: Андрей  Халтурин за картины «Дюк де Ришелье - 250» и «Леонид Утёсов - 120» в рамках проекта «Нам нужен  мир»; Елена Тищенко за высокое профессиональное фотомастерство. Дипломы конкурса также были  вручены: Анатолию Яни за перевод сонета «О розах и людской судьбе» из дона Педро Кальдерона дела  Барка Энао де ла Барреда-и-Рианьо, «Песня о жужжащей Мухе» (перевод Лорки), режиссеру- постановщику Людмиле Соколовой за создание фильма «Справка», Александру Сороковику за «Простые  рассказы. Истории из жизни», Евгению Голубенко за цикл стихотворений «Подстрочник Кавказа» в  рамках проекта «Грузия. Шелковый путь», Елене Халтуриной за картину «Одесса праздничная салютует», вязанную спицами вручную, (зафиксированный рекорд по размеру в Книге Рекордов  Гиннесса).
Специальный диплом имени Шолом-Алейхема получила Татьяна Амирова - финалистка телеконкурса  «Голос ». Этот список можно продолжать до бесконечности, столько талантов в нашем Бриллиантово- Хрустальном Венце.

«Творческие люди ближе к истине, говорят, что их рождает почва, а они наполняют ее духовным смыслом, выступая от имени Земли. Стало быть, их задача – донести свое понимание до широкой аудитории через виды искусства, через поступок», - заявили художники группы «Арт-Аллея» Лилианы Кофановой из Краснодарского края, коллективные участники проекта. Получившие от партнеров Творческой группы «Золотые мастера Одессы» Почетный диплом «Золотой Дюк», который вручается ... в единственном экземпляре. В прошлом году им был награжден известный писатель Гурген Баренц. О нем будет еще сказано подробнее. Вместе мы сильнее и можем приблизиться к истине не только в споре, но в понимании и притяжении единомышленников в пространстве, обладая общим языком - языком искусства. Искусства слова, линии, цвета, формы. Во многих произведениях, а также в главном прозаическом произведении автора «Беженцы», о котором также идет речь в антологии, как одна из актуальных тем, идет активный поиск истины в разных аспектах .»

Откроем список в номинации «Авторская книга». Возглавляет кавалькаду имен лауреатов года в  «Бриллиантовом Дюке» Елена Куклова, за книгу воспоминаний «Свет любви», мастер художественного  слова, солистка Одесской национальной филармонии. С успехом делят этот «венец» - Галина Соколова,  известная уже в великолепных книгах рассказов, изданных в США, «Рагу из дуреп», 2013, « In Vino Veritas», «Истина в вине», 2015, также отмеченных проектом. А теперь Элла Мазько и Галина Соколова  разделили Гран-При за книгу «Хождения по Золотой горшок или Сказки Гофкина», изданную в США в  этом году. Счастливый тандем получился…
"Международный Творческий фестиваль на Тиносе в Греции познакомил с удивительными личностями.  Его президентом, организатором, писателем Ириной Анастасиади, представившей произведение «Три  безумных идеи до конца света», оригинальный, остросатирический роман, а затем и пьесу. На греческом  Олимпе зажжен новый огонь демонстрации фундаментальных исследований в области литературоведения и планетологии – открылись новые имена новых звезд-ученых. Одна из ярчайших –  Иппократис Дакоглу, выдающийся астрофизик современной Греции с книгой "Секретный код Пифагора  и расшифровка его учения". Поиск истины продолжается. Все, что делаем в плане продвижения  выдающихся личностей, вносится в копилку арт-просвещения в мире. Ошибиться в них невозможно,  трудно выбрать лучших из лучших.
Есть много заслуженных деятелей искусств, обладателей престижных наград и премий, доктора и  кандидаты наук, народные артисты и художники, такие как Нонна Гришаева, Раиса Недашковская, Ольга  Синицына , Владимир Пороцкий, Алена Максакова и ее команда, музицирующие композиторы –  папа и  сын – Игорь Баулин и 11 летний Максим-Михаил Баулин. София Юзефпольская- Цилосани, Сандро  Цилосани, Альберт Туссейн, Сергей Берсенев, Светлана Дион, Елена Данченко, Инна Карауш, Алла  Дробот, Елена Зинченко, Маргарита Москвичёва, Елена Фильштинская , Елена Готзелиг, Наталия  Шевченко, Софья Никитина, Наталия Мазаник, ведущая гуманитарного проекта «Мир без границ»; во  Владивостоке-Уссурийске и азиатско-тихоокеанском регионе Алла Дробот; в Одессе Лилия Вахтина;  Софья Оранская и Петр Шидывар из самого сердца Франции, из Парижа и Версаля и многие другие.  Нельзя не назвать имена представителей проекта, давших свет творчеству талантов, Евгения Букраба в Марбелье, Испании. Анхель Луис Энсинас Мораль, доктор филологических наук, профессор  Мадридского университета Комплутенсе, переводчик и составитель, за книги: «Владимир Иванович  Немирович-Данченко. Тропой Станиславского», перевод „Путешествия за три моря“ Афанасия Никитина  из Мадрида, Испании, появился вместе с другими талантами в результате его стараний. Эдуард Амчиславский, профессор искусствоведения и психологии, академик в Нью- Йорке, помогает объединить  таланты не только Америки, но других стран. Это - лауреаты культурцентра США: Нина Краснова,  Литературный театр «Диалог» (художественный руководитель Ирина Волкович) представили спектакль  «Скажи мне, что ты любишь...» об истории любви Эриха Марии Ремарка и Марлен Дитрих. Или  замечательный художник Алекс Клас, создавший галерею подарков- акварелей лауреатам-прима, в том  числе Эммануилу Виторгану, нашему звездному актеру и исполнителю. Картина уже переехав три  границы: США, Украины, Германии и России , ждет вручения 5 ноября в ЦДЛ.

Интересные появились планы с композитором Борисом Маминым и его командой, Витей Сапожником, Виталием Червонным ранее из «Сябров», Сэмом Чубатым; журналистом, фотокорреспондентом из Берлина Алексом Соркиным, Андреем Хермлиным, художественным руководителем; Дэвидом Хермлиным, солистом оркестра, получивших за подготовку джазовых программ, в том числе «Евреи в джазе», берлинского джаз-оркестр Swing Dance Orchestra , Берлин, Германия, высшую награду. Также с нашим молодым мастером проекта деятелей литературы и искусства «Глория» Андреем Сердюком из украинского Бердянска.

Не могу не назвать имена заслуженных деятелей искусства и культуры Украины Евгения Лукашова и Евгения Женина в Одессе, популяризирующих проект, в котором их трудами участвуют созвездия мировых солистов театров и кино, народных артистов Украины и России: Лариса Кадочникова, Дмитрий Шарабурин; Константин Риттель-Кобылянский, выдающийся кавалер- баритон Европы, доктор музыки за вклад в развитие и популяризацию мировой оперной классики, из Дюссельдорфа, Германии. Отдельный разговор может получиться о Грегори Айрияне, музыканте, композиторе, сценаристе, документалисте, режиссере из США и России. Также о его отце Давиде Айрияне, играющем на старинных инструментах или брате Давиде, участвовавшем в проекте с документальным фильмом о геноциде армян. Иногда у нас отмечены целые династии профессионалов – мастеров искусств. О Валерии Кудинове из Мурманска, документалисте, чей номинированный у нас фильм «Избравший свет» помог найтись братьям в Германии, в настоящее время находящегося во льдах Арктики, можно снимать отдельно фильм.

Продолжаем рассматривать номинацию «Авторская книга», как значится в самом главном документе  конкурса - Почетных списках:
«Алмазный Дюк»
Тамара Алехина, за книгу сказок «Художник и эльфы» с цветными иллюстрациями Никоса Сафронова,  Киев, Украина
Татьяна Гржибовская, за книгу стихотворений «По алфавиту», Москва, Россия
Марина Чайкина, за литературный альманах «Витражи» Содружества Современных Литераторов,  Москва, Россия
Татьяна Шереметева, за сборник повестей и рассказов «Грамерси-парк и другие истории», Нью-Йорк,  США
«Изумрудный Дюк»
Илья Дубинский, за альбом «Памятники знаменитым евреям», в рамках проекта «Спаси, сохрани,  возлюби», Франкфурт, Германия.
«Платиновый Дюк»
Лилия Почкун, за детскую повесть «Царица Трия», Киев, Украина
"Серебряный Дюк" Юлия Коронелли,
«Коронель: сборник избранных статей и исследований», Москва, Россия.

Это - взять лишь одну номинацию более подробно. За каждым именем стоит уникальная история. Поначалу соответствующая темам проекта года. А также его главному постулату: «Спаси и сохрани», библейской мудрости столь важной в жизни.

Рассказать сразу обо всех невозможно. В этом сезоне было отмечено более двухсот лауреатов из более двадцати стран, даже далекой Австралии. Значимо эссе Людмилы Ларкиной из Брисбена, где беженцы и эмигранты первой волны страдали вдали от родины и оставляли удивительные свидетельства любви к своей любимой стране, семье, детям .

«Олимпийские игры в культурологическом аспекте, -
так назвал Международный многоуровневый конкурс имени де Ришелье белорусский писатель Вениамин  Бычковский, лауреат проекта.
Среди номинантов и лауреатов есть имена других авторов из Беларуси, Тамара Кейта-Станкевич, юрист,  защитница женщин, готовая содрать свою кожу в поддержку гендерной политики, (Книга поэзии «За и  против любви» - яркий документ) и другие. »
"Есть интересные начинания с профессором Венской консерватории Галиной Крутиковой / Gal Rasche/,  создавшей 14 красочных фолиантов о выдающихся личностях искусства и музыки, где на обложке наши  фото и на сайте есть информация; режиссером Райнхардом Ауэром ( Reinhard Auer), также с инструментальным трио Веры Жук или Лидией Рыбаковой, физиком, поэтом, прозаиком с большой  семьей, множеством увлечений и тонкой душой. И если в прошлом году доктор физики Ольга Печенова  из Дармштадта, продолжая исследования синхрофазотрона, создала прекрасную выставку «Воздуха аллюзии», на сей раз удивила, создав документальный фильм «Барьер» о выдающемся физике Сергее  Поликанове, показав 14 интервью о нем с ведущими учеными мира. О ней и нашем проекте есть  публикация в сентябрьском номере Приложения «Соотечественник» к газете «Московский Комсомолец»
Есть в проекте имена детей. Начну, пожалуй, с самых маленьких участников: Арина Козак играла на  презентации в Одесском музее западного и восточного искусства “Менуэт” Иоганна Баха, Нино Хупения,  Даша Галятина, Светлана Жук и Саша Милиглазова исполнили мелодии в четыре руки, также джазовые, Дунаевского и современных авторов. А привела детей педагог Школы хорового искусства имени С.  Крыжановского, наш представитель в Одессе Инна Карауш. Значит, все возможно, и сейчас в не совсем  легких условиях, детей обучают музыке. Им вторят воспитанники – юные художники из Детской  музыкальной школы (ДМШ) № 15, им. Т. И. Боевой, преподавателя Ирины Харитоновой, под музыку  передавая видения и чувства бумаге или холсту.
Об одной творческой семье писателей Сергея и Татьяны Дзюба, лауреатов нашего высшего звена в самых  престижных номинациях: «Поэзия» и литературная олимпиада «Олимпийские игры – Творческие  многоборье». О них на украинском языке сообщают многочисленные СМИ."

«Знай наших! Три «Діамантових Дюки » – вже в Чернігові!

Відомі українські письменники з Чернігова Тетяна та Сергій Дзюби щойно перемогли на престижному Міжнародному літературному конкурсі імені де Рішельє, в Одесі, в якому взяли участь більше 200 письменників із понад 20-ти держав: України, США, Великобританії, Франції, Італії, Іспанії, Росії, Білорусі, Австралії, Японії, Китаю, Індії, Ізраїлю, Естонії, Казахстану, Узбекистану, Вірменії...

Чернігівці здобули найвищі нагороди – водночас три «Діамантових Дюки »: у номінації «Поезія », одній із найпрестижніших (відзначені Тетяна і Сергій) ; а поет, прозаїк, публіцист, автор творів для дітей , радіодраматург, перекладач, критик, пародист Сергій Дзюба виграв літературні Олімпійські ігри (літературне багатоборство, де змагалися письменники, які працюють у різних жанрах), тобто став першим Олімпійським чемпіоном із літератури.

Цього року «Діамантовим Дюком» нагородили також, зокрема, народну артистку України Ларису Кадочникову (у номінації «Театральне мистецтво» – роботи акторів театру та кіно), відомого письменника Гургена Баренца (який представляє дві країни – Вірменію та США), башкирського сатирика Марселя Салімова . Серед лауреатів минулих років – Михайло Жванецький, Валерій Балаян, Еммануїл Віторган ...

Президент Міжнародного літературного конкурсу імені де Рішельє – Олена Ананьєва. Нагородження лауреатів урочисто відбулося в Одесі, - “ сообщил Олег Гончаренко» .

До новых встреч и высот!

2. Олег Чорногуз Сміх заради миру!

Олег Чорногуз

Сміх заради миру!

Заспів до Відродженого «Перця » — Веселої Держави Сміху

Почнімо з того, що Світ ніколи не вмирав. Від сміху. І ніколи не старів. Також від сміху. Кажуть, нема старих анекдотів, а є старі люди, котрі люблять їх розповідати... Отже, сміх вічно молодий... А ще — Безсмертний!.. Як і наша славна Україна! ... Як розповідають легенди, молодий Джузеппе Гарібальді, будучи ще моряком, дістався якось берегів... Одеси. У цьому південному місті він зустрів чимало вічно веселих і усміхнених людей. Різних національностей, різних віросповідувань, різних традицій і, природно, різних звичаїв та уподобань. Але найдивовижніше — що, власне, найбільше і вразило майбутнього революціонера, — це те — що геть усі щиро кепкували один над одним, як потім так само щиро та приязно посміхалися один одному, і від того тільки ще дружніше та згуртованіше жили під мирним небом цього чудодійного поліса доброзичливості... Джузеппе Гарібальді відтоді, кажуть, узяв собі «одеську усмішку » — як один із найефективніших засобів мирного спілкування між людьми — за надійну зброю. Тоді, в Одесі, він відкрив для себе одну із непереборних істин: щоб наміцно об'єднати Північ і Південь своєї рідної Італії — як у нас, скажімо, сьогодні в Україні Захід та Схід, — треба усміхатися. Усміхатися щиро! Усміхатись добром один одному і любити одне одного... Тільки перед усмішкою і любов'ю капітулюють гнів і ненависть. Сміх і любов — знезброюють... А ще Сміх перетворює клятого ворога — на ганебне посміховисько... Італія перемогла. Оскільки там перемогла ідея Гарібальді.

Український народ вічно сміявся... Великодушно реготались на Січі козаки... З чорною гіркотою на серці усміхались над своєю недолею покріпачені царською грамотою селяни... Сміявся народ і продовжував жити!.. У лихоліття Революції, громадянської війни, лєнінського благоденствующого НЕПу, сталінських колгоспів... із їх вічно «напів-не-до-пере-за-повненими » коморами... Не втрачали почуття гумору українці і в підвалах-катівнях НКВС, куди їх нещадно кидали правовірні більшовицькі «радетєлі чаяній народа ». Бо і там, серед закатованого люду, знаходились ті, хто мужньо та зухвало сміявся навіть власній смерті в лице... Сміялись українці скрізь! І на фронті, коли брали на глум біснуватого і недолугого фашистського недомірка Адольфа-фюрера... Сміялись і потім, коли здобули Перемогу. Щасливим сміхом радості життя... Сміявся народ з усього, що тільки піддавалося Сміхові... Інакше б не вижив... Сміявся усно, із вуст в уста, сміявся різножанрово — підбадьорливим дотепом, доречним жартом, добросердим лукавством, іронією... а часто-густо й убивчим сарказмом.

Аж поки у 1922 році не засміявся на повний голос своїм першим друкованим словосміхом... Ним виявився щойно народжений журнал «Червоний Перець». Заснував його поет Еллан Блакитний, і разом із фейлетоністом Остапом Вишнею та молодим карикатуристом Олександром Довженком дав йому соціальну путівку у велике народне життя. З того часу вся велелюдна українська громада засміялась навкруг настільки гучно та щиро, й таким іскристим, мудровеселим приперченим Сміхом, що наш великий народний сміхотворець Остап Вишня згодом змушений був зізнатись: «ми сміялись, сміємось і будемо сміятися із радянських дурнів »... А заразом самоіронічно засміялись українці ще й, власне, над собою... Аби завчасу убезпечити себе від можливого пошиття до самозакоханих дурнів... І не погрішити проти давньої, як світ, істини: добре сміється тільки той, хто вміє посміятися над своїми вадами та недоліками.

За 90-то років свого вікування чого тільки не пережив та не побачив Перець. Радянські дурні закривали часопис, нищили фізично найталановитіших його творців, призупиняли його вихід у світ урізноманітненими постановами, декретами, інструкціями, циркулярами і просто чиновницько- тупеньким — ніззя... А Перець, як і Сміх народу, наче нічого й не було, продовжував повноцінно жити. Набирав з роками передплатний тираж, подеколи сягаючи його тримільйонних вершин, а то й вище. І непомітно створював у всезагальнонародній державі, де панувала тільки одна кремлівська «Правда » як основний орган «керівної та спрямовуючої », свою власну вільну Веселу Державу Сміху... Серед громадян яких володарювали насамперед живий розум, здорове почуття гумору, критичне ставлення до дійсності, глибинне розуміння соціальної справедливості і людської честі. А ще непохитна віра у те, що будь-яке зло здоланне і неодмінно (невідворотно) має бути покаране, якщо проти нього рицарствує Добро... Та ще й озброєне різнокаліберним Сміхом ! Чи не з такою, погодьтеся, святою вірою у Справедливість починався у незалежній українській столиці Майдан Гідності?!

Та за епохи нікчемного президентства Януковича славний Перець умертвили. Чиновникам, — лизоблюдам-нукерам, — тієї недавньої доби явно було не до сміху. Вони , як ніколи , жили зосереджено і напружено! То постійно зосереджуючись... на отриманні хабаря, то надміру напружуючись... цуплячи чуже, тобто наше із вами народне майно... Хапонути з голови перехожого кудлату шапку — це один із видів кримінального злодійства; на чому, ніде правди діти, наш колишній гарант добряче набив руку, але вкрасти у всього народу його веселу щиру душу, де віками оселявся його людинолюбний Сміх — це вже, коли хочете, — своєрідний духовний злочин проти людяності...

Вочевидь саме тому на наших-таки українських теренах появилися й ті, хто заходився, після тривалої реанімації, повернути Перець знову до активного творчого життя. Ними виявилися колишні перчани-ветерани і не тільки: Юрій Цеков, Анатолій Василенко, Олексій Кохан, Петро Перебийніс, Валерій Чмирьов, Юрій Іщенко і скромний автор цих рядків.

Послуговуючись немеркнучими найкращими традиціями Великого Перця і переконливим досвідом того ж таки Джузеппе Гарібальді, запозиченого ним вряди-годи у наших земляків-одеситів, нові батьки-реаніматори відродили не просто Перець, а цілу його Веселу республіку, у межах непорушних українських кордонів, що простяглись вздовж і вшир: від зелених Карпат до безкраїх донецьких степів, від замріяних поліських озер-очей до скелястих вершин миловидного Ай- Петрі та найвищої гори кримської яйли — Роман-Кош. Ми твердо віримо, що миролюбний український Сміх знову заживе- залунає Україною. Адже синонімом Сміху завжди був Мир ! А «Кремлівським браткам » радимо таки угомонитись і не каламутити народ ні «ЛД Недоношеними Республіками » на українському Донбасі, ні гнилими гаслами на кшталт «Крымнаш !» в окупованому тимчасово Криму, а таки хоч раз дослухатися до слів свого негласного письменника- Пророка, лауреата Нобелівської премії Олександра Солженіцина, який майбутнім доморощеним любителям «русского міра » та крадіям -зазіхачам на все чуже, завбачливо радив для початку облаштувати хоча б саму Росію, зробивши з неї справді квітучу і найбагатшу країну, а не з’являтись, бува, перед світовим людом у лаптях на босу ногу, зате із атомною ломакою -« дубінушкой » у руках .

Отож Перець відроджено і вже з Нового року він прийде до своїх читачів. Аби разом сміятись і боротись... І нарешті, викриваючи гострою і нещадною сатирою , перемогти : хабарників, здирників, бюрократів, зарозумілих чинуш та всілякого роду інших горе-колекціонерів незліченних «заводів та пароходів », що колись було за копійки відібрано у його справжніх власників. Людям — чесним, добрим і світлим Перець, як і колись, знову подарує свою щиру усмішку в гуморесках, віршах, літературних пародіях, жартах, дотепах, смішних малюнках, карикатурах, веселинках... А ще приберіг чимало несподіваних іронічних, пародійних сюрпризів для своїх пристрасних шанувальників. Наповнюймо наше життя сміхом радісним, життєствердним, оптимістично-обнадійливим!.. Сміх — це щедре Свято, подароване кожному, хто вміє любити і цінувати життя.

І насамкінець. У 20-х роках минулого століття легендарний Остап Вишня кожен свій фейлетон завершував обов’язковою фразою. Вона звучала приблизно так: «... Здавайте хліб та коні до Червоної Армії! » Ми ж, перчани, аби не порушувати усталених традиції, перефразуємо по-своєму великого сміхотворця: «Набувайте громадянство Веселої республіки Перець на поштових відділеннях та інших пунктах прийому передплати УДППЗ «Укрпошти »! Будьмо з Перцем! Він — прийшов, щоб залишитись. Уже назавжди! ».

Від щирого серця Вашого Перця —

письменник-сатирик, Голова-Заводій Верховної ради народних Сиднів Веселої республіки Перець

3. Сергій Дзюба Нова почесна нагорода

Сергій Дзюба

Нова почесна нагорода

В Україні засновано почесну міжнародну нагороду – медаль «Олександра Довженка »

Міжнародна літературно-мистецька Академія України для відзначення заслуг громадян України, а також іноземних громадяни та осіб без громадянства, які проявили себе у сфері мистецтва і науки , як видатні творці, організатори та меценати , рішенням Правління Академії від 1 листопада 2016 р . заснувала медаль «Олександра Довженка ».

Згідно з «Положенням про нагородження» почесною медаллю «Олександра Довженка» відзначаються талановиті люди творчих професій: письменники, літературознавці, перекладачі, художники, композитори, музиканти , – за видатні творчі здобутки, а також особи з інших сфер діяльності, котрі внесли вагомий внесок у розбудову національної культури та відродження духовності, виводячи їх до рівня загальнолюдських надбань.

Медаллю можуть нагороджуватися меценати, державні та громадські діячі, представники різних професій та віросповідань, які щиро підтримують мистецтво і науку матеріально, поширюють їх чи активно сприяють їхньому розвитку.

Отже, першими нагородженими медаллю «Олександра Довженка » стали видатні українські та зарубіжні письменники, науковці, перекладачі, громадські діячі і меценати : грузинський та український письменник , перекладач, дипломат Рауль Чілачава , письменник, Шевченківський лауреат Василь Голобородько , письменник і науковець Ігор Павлюк , грузинський письменник та громадський діяч Гурам Одішарія , письменник, автор історичних романів Іван Корсак , публіцист, письменник, головний редактор газети «Культура і життя» Євген Букет, письменник та публіцист із Канади, головний редактор журналу «Порт- Фоліо» Михайло Блехман та український меценат і громадський діяч Віктор Кияновський .

Згідно з Положенням , міжнародна медаль «Олександра Довженка» є громадською відзнакою. Нагородження медаллю здійснюється одноразово. Медаль вручається разом із посвідченням встановленого зразка. Носиться з лівого боку грудей і розміщується в ряді зліва направо – після державних нагород України та відомчих відзнак.

Рішення про нагородження медаллю ухвалює Правління Міжнародної літературно-мистецької Академії України.

Сергій Дзюба,

президент Міжнародної літературно-мистецької Академії України

4. Сергій Дзюба Історія чоловіка, одержимого жінкою

Сергій Дзюба

Історія чоловіка, одержимого жінкою

Василь Слапчук. Поміж світів і сяяння світил : Роман. - Київ: Український пріоритет, 2016. - 280 с.

Можливо, ця книжка про мене? .. Читаючи її, неодноразово ловив себе на думці, що все це - наче трапилося і продовжує відбуватися зі мною . Маю на увазі не суто сюжетну канву, а думки, переживання та страждання головного героя. Шекспірівські пристрасті! Адже, мабуть, просто не може бути інакше, якщо все своє життя по-справжньому кохаєш лише одну жінку, яка для тебе - водночас сонце і місяць, земля та небо… Так і живеш поміж її нерозгаданих, неймовірних, парадоксальних, магічних світів та вічного сяяння дивовижних світил . І ви почуваєтеся тисячолітніми Адамом та Євою - не тією, що з твого ребра. Бо як може з ребра такого звичайного чоловіка народитися богиня та твоя повелителька ?! Тому на її запитання : «Хто там ?..», просто відповідаєш потойбіч дверей: «Це - ти». Авжеж, ваші тіла інколи існують окремо, а душі сплелися так, що вже й не розчепиш. І найбільша розкіш - чути, як б'ється в твоєму тілі серце коханої людини!

Василь Слапчук нічого не вигадав, однак такої вражаючої книжки про стосунки чоловіка та жінки до нього ще не було. Шекспір відпочиває… Адже буквально на кожній сторінці - спрагла, шалена битва, де немає переможців і переможених. Трагікомічна історія життя, приправлена фірмовою Василевою іронією. Власне, що відбувається?.. З таким собі Марком Затокою, головним героєм сучасного приголомшливого трилера від Слапчука, допитливі читачі вже мали нагоду познайомитися в його попередньому романі «Та сама курява дороги», де цьому дивакуватому добродієві відводиться епізодична роль - таємничого незнайомця, самітника та філософа на ім'я Немо, тобто ніхто… На відміну від Натана, головного персонажа тієї книжки про вічні мандри в пошуках власної ідентичності, який зачарований війною, не мислить свого життя без «гарячих точок» і слідом за Ніцше вважає, що жінка створена для відпочинку воїна (відтак бачить у ній не пристановище, а розглядає кожну, як окрему віху на своєму тернистому шляху, що позначає лише диспозицію, яку рано чи пізно доведеться змінити), - цей Марко Затока, котрий теж пройшов Афганську війну, знаходить для себе рятівне зцілення у такому жертовному, самовідданому коханні до жінки, і ця завжди жадана Єва стає центром його всесвіту; як раніше на олтар війни, так і тепер він кладе своє життя під ноги цій жінці, позаяк не бачить поза нею для себе смислу існування …

Так пояснює сам автор, якщо все це взагалі можна бодай якось пояснити . Принаймні маємо дивовижно правдивий та водночас неймовірний роман - історію чоловіка, одержимого жінкою. Попри свою зовнішню нездоланність, незламність і незворушність, цей Марко виявляється абсолютно беззахисним перед зворушливим і ніжним почуттям, яке владно охоплює все його єство, і немає на те ради. Пам'ятаєте притчу про аксакала, котрий на запитання: «Чи вам, за всі роки свого подружнього життя, не хотілося розлучитися зі своєю благовірною?», щиросердно відповів: «Розлучитися - ні, а вбити - так»…

Власне, як же умістити в себе таланти бездоганного логіка й філософа, неперевершеного воїна зі становищем підкаблучника? Хто ти, Немо (Марко Затока), якщо з-поміж перспектив стати світилом прикладної математики або зіркою-кілером обираєш роль звичайної тріски в гірському потоці? Але чи підкаблучника? .. Тут би я все-таки посперечався - з автором та його Марком !

«Моя наполегливість, - розповідає герой твору, - не знала кордонів. Я завоював цю жінку. Окупував її. Але не як генерал. А як рядовий боєць. Мені доводилося повзати і їсти землю… Таки правда: я був варваром. І лишився ним. Але не руйнівником. А варваром-споглядачем. Варваром-цінителем. Варваром, для якого , окрім вроди коханої жінки , не існувало у світі жодних інших цінностей… Цілував у те місце, де мав би бути годинник (Лідія не терпіла годинників). За моїм поцілунком вона визначала час. Коли зі шкіри стирався дотик моїх уст, вона кидала все і квапилася до мене. Лідія ніколи не спізнювалася ».

- Якби не застала тебе, померла б.

І це - не перебільшення . Адже його дім - Лідія !.. Він долав безмежні простори океанів та суші, звіряючись із родимками на тілі цієї жінки, наче із зоряним небом. Міг по пам'яті скласти зоряну карту її тіла, навпомацки розмістити її родимки на тверді небесній.

- Ти пам'ятаєш, що в мене під одягом?

- У тебе під одягом - ти.

- Ти пам'ятаєш, що на мені?

- До останнього ґудзичка, гапличка та бретелечки…

- Якщо якогось дня з'ясується, що ти не знаєш, якого кольору на мені трусики - я тебе вб'ю…

Ось так, а не інакше! А хіба Марко, захищаючи свою кохану, не здатний ризикувати життям? ! У міліції, куди на ніч запроторили Затоку, дивувалися: яким чином інвалід, хай і колишній «афганець», впорався з сімома гевалами, котрі, до того ж, були озброєні ножами? Розлютившись, він відібрав ножа і просто порізав умить трьох здорованів, немов якихось свиней, а четвертому нападнику несамовито зламав щелепу, навіжено ганяючись за хуліганами на місці баталії. Проте в Марка наразі не було вибору - негідники погрожували Лідії, цинічно ображали її, тому «найязикатішому» він буквально застромив ножаку в сідниці, і це було принципово! .. А коли наспіла міліція (як завжди, «вчасно», коли це побоїще закінчилося, тож Марко спокійно дав одягнути на себе наручники) й один мент штовхнув Лідію, бо та не відпускала коханого й хотіла їхати з ним разом до відділка, скутий Затока вмить носаком відправив цього грубіяна в нокаут (струс мозку), а потім затято відбивався ногами від його немилосердних колег. А ви кажете - підкаблучник… Просто чоловік, якому нічого не потрібне - лише ця жінка. Так буває? Авжеж, однак спробуй навіть пошепки розповісти другові - не повірить, ошелешено покрутить ураз пальцем біля скроні… Натомість Василь Слапчук взяв і так відверто розповів про пережите (бо все це - й про нього теж, безперечно!) усьому світові.

- Ти хитрий, - казала Лідія.

- У чому ж моя хитрість? - запитував я .

- Ти наче троянський кінь, ти захопив мене зсередини …

До певної міри, жінка мала рацію, бо він не просто здався їй у полон, а пішов у наступ із піднятими руками !.. Проте не більше. Він відкрився перед Лідією, неначе порожня валіза перед митником. І єдиним його достоїнством було те, що він не мав подвійного дна. Бо від початку поклав собі не ховатися перед цією жінкою з жодним бажанням, які в ньому пробуджувало кохання.

«Така от пісня - про земну красу… Що буде після? Голуби на ґанку?» - сказав би мій добрий приятель, чорногорський поет і художник із Німеччини Ігор Ремс (цитую в своєму перекладі його вірша, одного з моїх улюблених, - про жінку, якій пасує вітер ). Потім було всякого… Шкода, що я - не режисер. Зняв би фільм - про дивовижну жінку і справжнього чоловіка .

Як там, у Інокентія Анненського?

«Для мене важить лиш від Неї знак,

В час сумніву, що у душі розквітне ;

І не тому, що світиться Вона,

Як з Нею я - мені не треба світла».

«Це - назавжди», - вірить автор. Вірю і я. Розкішна книжка, справжня. Побільше б таких!

5. Алексей Филимонов СЛЕДЫ НА ФОНТАНКЕ

Алексей Филимонов

СЛЕДЫ НА ФОНТАНКЕ

Фантомный век. Фантомная река.

Я зрел себя в окно библиотеки.

Фонтанка замерла, и облака

Горели в зареве реклам аптеки.

Пуховый плат, раскинутый льду,

Чуть скрадывал следы, и астронавтом

Казался я себе, - в каком бреду

Я вопрошал его - бредёшь с азартом?

Я тут средь книг, где прошлого камин

Тоскует по поленнице из книжек,

Не выжившей в блокаду, - ты един,

Иль множишься под фонарями вышек,

И всполохи заоблачных огней

Ведут тебя диагонально, к воле,

Свободе всемогущества теней?

Ты машешь мне рукой, - мы тут в неволе!

Я лаз нашел - над прорубью, в ничто

Ведёт угрюмый люк библиотеки,

Вернусь к тебе, и скину лишь пальто,

Вмиг устремимся к лунной картотеке.

И фолианты подсказали мне,

Блистая тяжело слоёной кожей,

Что мой двойник в бессонной глубине

Грудущих книг зовёт меня, - так что же

Мне предпринять? И выбор невелик,

Я воплощаюсь в нём, и зёрна света

Испепеляют призрачность огнём

И прорастают в бездну вне предмета.

Болезный день, бессонница блесна,

Хвалим пиит, что дочитал сквозь строки

Паромщику, не спящему среди сна,

Что лёд сковал кипящие истоки.

***

В детстве хотелось

Аж пять языков

Выучить; мелос

Зиял из оков.

Русский немного

Сопутствует мне,

Литеры Бога

Сияют во сне.

Что же останет-

ся, мой или вне

Логос восстанет

Возвратный во сне?

Азбука духа

Неразделена,

Горнего слуха

В алмазах страна.

Синих кристаллов

Солёная речь,

Алых кораллов

Хоральная печь.

***

Бог - образ битвы. Никогда,

Сейчас иль в прежние года,

Не утихало поле боя -

В разрывах бездны голубое.

Где апокалипсиса дни?

Да вот теперь, да все они,

И перемирие - обман,

Со всех сторон, из вешних стран

Идут полки на тишину,

Взрывают осень и весну.

И параплан бомбит в прицел

Всех, кто доселе уцелел.

Комета метится в пророка,

Грозя возмездием жестоко,

И только стих, как мотылёк,

Снарядов не заденет ток.

ТЕТРАБРАХМАН*

А где-то струятся родимые реки…

Н. Гумилёв «Стокгольм».

Подумать впору о своих корнях,

Но как ни оглянусь - кругом лишь прах

Могил, разъединённых пустырём,

Зияющих созвездием утраты,

Пусть бездна станет мне поводырём,

Как я стал ей проводником когда-то,

В далёком детстве взрезав окоём,

Невинно, в поисках сестры иль брата,

Немотствуя, без взрослых, налегке,

Материю искал без адресата,

Зажав ничто, дрожавшее в руке,

Очнувшееся нитью золотою,

Крупицею мелькнувшей в костерке

Прощанья под картофельной золою.

Деревня Долгое, телесный звон

Колоколов небесных надо мною,

Ракита наклонилась прямо в сон,

Осот рассёк стопу, напоминая:

Я здесь чужой, где ветер заключён

Свистеть по кругу, разгоняя стаи;

Подобны бабочкам угли полукостра,

Речь от небес торопится, простая,

Заполнить горечь звёзд, что так остра,

Я одиночества безмолвье чаю,

И тут же постигаю, мне пора

Стать триединым; я звезду встречаю,

И в единенье с бездной навсегда.

Осыпались соцветья Иван-чая,

Трещит кузнечик, тронув провода.

* Брахман тетради; триединый.

5 ноября 2016 г.

***

Переносимся на ступе,

То взлетая, то сквозя.

Что под нами, Мариуполь?

Или то, куда нельзя

Опрокинутой отчизне

Звать огней голубизну?

Мы проносимся над жизнью,

Я в безмолвии тону,

Или ад столпотворенья

По стопам спешит в ночи?

Илиада иль прозренье?

Я не знаю. Вот - ключи

Для открытия пространства,

Затворения дремот,

Я ли бог непостоянства

Или паузник и мот?

6. Марія Гончаренко Золоті Ворот

Марія Гончаренко

Золоті Ворота

Субота. Вихідний день. У підземному вестибюлі «Золотих воріт» небагато люду – ще ранок і невільно подумалось, а чому б і потягам не мати вихідних… розглядаю орнаменти , стилізовані під давньоруські , уявні портрети київських князів у медальйонах, що в арках, і не те що дуже цікаво, але ж все таки , а хто був натурою для них – от відомо, що, наприклад, портретним образом Либіді у скульптурній композиції «Ладья», що в парку вздовж Дніпра і до якої приїздять фоткаться молодята, а ми там катаємося на роліках з дітьми, була донька скульптора, а Матері-Батьківщини, чий меч виявився вищим за хрест на Лаврській дзвіниці й це тоді спричинилося до галасу з боку церковників , цього ж автора – його жінка, правда, хтось каже, що коханка … і коли ті княжі часи були, а от згустилися вони в цьому нижньому вестибюлі станції, що більше схожий на велику палацову залу (таки недарма тричі ця станція входила до списку найкрасивіших у світі станцій метро – в 2011, 2013 і 2014 роках) , зматеріалізувалася така собі вибіркова наша давньоруська історія від митців – князі, храми, орнаменти … князі сверлять мене незмигно очима – погляди важкі, через століття, ще трохи і я почну виправдуватися за те, що у нас зараз війна, або й виправдовуватися-сповідатися, типу – роблю, що можу, але це дуже мало, але якби ж всі, хто на «диванах» , хоча б стільки робили … шум потяга, що швидко наростав, висмикнув мене з цих хаотичних і чи таких вже важливих сьогодні думок . Тихо відчинилися двері, сіла на вільне місце, звично розсередженим поглядом ковзнула по вагону і «капсулювалася »,– звідти мене могло витягнуть лише оголошення моєї станції – «Вирлиця ». Монотонний ритм потягу заколисував , та несподівано для себе я підвела очі й стрілася з уважним поглядом – мене розглядали, м ᾿яко, з приязню. Дивно, я не відвела очей і в цьому не було аж ніякої зухвалості з мого боку. Якби ми були знайомі, то сказала би собі, що просто мовчки продовжуємо нашу розмову, яка ніколи не має ані початку, ані закінчення і обірватися може будь- якої миті … Ні ж, мене розглядали, саме так , – розглядали, вивчали. По якійсь хвилі я все -таки знітилась і відвела очі… й ніби розвиднілось, простір активізувався – люди вже трохи заповнили вагон … поряд мене дві дівчини голосно розмовляють про якісь свої важливі речі, час од часу зиркають на цього мого незнайомця навпроти – ясно, привертають його увагу … та, що далі од мене , зухвало переплела довгі ноги й перегородила пів проходу, в цьому було щось відразливе …подумала , от у мусульман так сидіти, показуючи підошву взуття, є вияв неповаги до присутніх… далі стояв молодик, занадто повнотілий, щоби видаватися сильним привабливим чоловіком… ще далі виднілась літня жінка в акуратно доглянутому одязі, заглиблена в свою невеселу буденність, а ще далі стояла-вихилялася в такт руху зграйка, інакше й не скажеш, дівчат і хлопців, схожих чимось непомітним саме на першокурсників, - з рюкзаками, веселих, гомінких … подумала, – айтішники , – їхній час тече інакше, точно не як мій і можливо не як цього незнайомого молодика, який теж стиха розглядав публіку і здалося мені, – з цікавістю … я знов глянула на нього й примітила, у нас однаково переплетені пальці рук, так само приховано розглядаємо пасажирів злегка примруженими очима… я остаточно пробудилась. Вагон заяскрів тілами, став гомінким … серед цього такого звичного для всіх рухливого гамору виділявся цей незнайомець навпроти … сильне тіло, високий, спокійний ... ні, це швидше задавнена і звична втома , проте відчувалась здатність в одну мить стати активним… внутрішньо впевнений… а ці довгі пальці як у піаніста… але ж натружені… схоже вони щодня мали роботу… з маслом чи мазутом… і чого я так вирішила – не знаю… раптом війнув невловимий запах зброї і тільки тоді я побачила, що світла куртка була йому затісною, але ж виразно підкреслювала його міцно скроєну статуру, довгі сильні й такі надійні руки , – наче інспектувала я,– міцні ноги… під лівим коліном свіжий шрам… великий… час од часу він нахилявся і наче як поправляв акуратно на іншій нозі шкарпетку – там теж виднівся шрам і він давав себе знати , …– свербіло , – значить, рана гоїлася, подумалось полегшено … в руках тримав згорнутий з невеличким змістом чорний поліетиленовий пакет , торбинка з грубої тканини (дядько Іван мій колись казали на такого типу торбинку – шанька ) лежала на колінах… вийшов з госпіталю ,– майнуло блискавкою , і зовсім не тому так подумалось, що це та гілка, на якій станція «Печерська », від якої , рукою подати, розташовано військовий госпіталь, переповнений нашими бійцями із так званої зони АТО, які туди все поступають і поступають під час цього дивного однобічного перемир’я (яке перемир ᾿я, якщо нема війни?)… а ми все плетемо кікімори («кікі») – багато таких невеликих майстерень по всьому Києву – в житлових будинках, в школах і навіть в Музеї літератури, що на Богдана Хмельницького, просто у фойє на другому поверсі ... погода холодна ще, а він у бріджах до колін… розмірений шум потягу, галасливі поряд дівчата, метушливість людей на виході – все це на мить з ᾿явилося і тут же згасло, перестало бути в полі мого зору і слуху… тільки цей молодик, який, чомусь в цьому я тепер була впевнена, знав і бачив більше, ніж нам подають офіційні речники, інформаційні агентства і теле - та радіопрограми… свій і не свій водночас, вже інший… не знаю, в якому творі чи листі до когось Іван Франко написав: «Наше все життя – війна», але я їх прочитала на стіні будинку, де розташовано інститути Академії наук на Грушевського, ліворуч від входу, поряд з ними – слова Лесі Українки «Хто визволиться сам – той буде вільний» і Тараса Шевченка «Вогонь запеклих не пече» – невідомий мені художник написав ці слова під їхніми портретами, в які ввів елементи сучасного протесного камуфляжу … ці графіті – вже пам ᾿ятка історії нашого часу, історії України, Київа … сподіваюсь, ніякому начальнику жека чи меру не прийде до голови очистити від них стіну, яка стала свідком Вогнехреща 19 січня 2014 року … з потоку думок мене вирвав голос, що повідомив: «Станція Вирлиця»… я вийшла, подумки прощаючись і благословляючи цю молоду людину, в якій відчувалася природжена непоказна гідність… таке випрацьовується століттями…

Це було в червні, а зараз листопад, пізня осінь. Ті трохи більше десяти хвилин, коли тривала ця випадкова зустріч, під час якої не було сказано жодного слова, тільки кілька разів перетнулися наші уважні погляди, стали вагомішими за потоки слів, що вислухала протягом років від різних людей, – шкільних та інститутських друзів, які зараз проявилися стовідсотковими «ватниками»… серед них і освічені ваговиті знайомі… а скільки співробітників ще… авгієві стайні… тішить мене давно вичитана , забула і в кого , думка, що для перемін в колективі чи в суспільстві потрібно лише десять відсотків тих, хто підтримує ці зміни і активно діють… в нашому суспільстві їх вже більше, хочу так думати… тільки ж не може в один момент все змінитися … цей процес триватиме не рік, і не два, і не одразу ми побачимо його результати… малими і не завжди успішними кроками позначатиметься цей шлях… за вікном сріблиться повітря… та це ще не сніг… інтенція снігу… майже «без надії таки сподіваюсь» , - зазвучало Лесине … велика постать ,.. якось в музеї я бачила її ліжко – вразилася, воно скидалося на дитяче… до того ніколи мені не думалось , якого вона була зросту, такі подробиці непомітно «зникли » в значимості її особистості… зараз такі ж тендітні жінки безстрашно рятують на фронті наших Захисників…

Не завжди я капсулююся… приглядаюся до всього – на відстані, безмовно, не заважаючи… наче хочу знайти якусь відповідь, підтвердження чомусь… що я хочу побачити?.. тільки не цю безтурботність, наче нема війни зараз… ні, я хочу бачити цю веселу молодь, яка тут вчиться, яка нікуди не виїхала, яка живе в цій країні… я прислухаюся до їхньої думки, намагаюся зрозуміти і часто з ними погоджуюся… боляче бачити зневірених пенсіонерів, які дивом виживають на жалюгідну пенсію…знаю серед них таких, які свідомо не дають із себе робити жебраків, які не йдуть за милостинею від влади, так званою субсидією, що не просто принижує, а гірше – вбиває людську гідність … я хочу, щоби у наших літніх людей була ставна постава, щоби вони були жваві, мали свої хобі, їздили світами, а не зіщулені сиділи, а чи і стояли в тому ж таки метро, зневажені системою… чогось не вистачає зараз в столиці – затягнулася ця неоголошена справжня війна і так вже почало здаватися, що свідомо «стираються» ознаки війни… завантажується сон, летаргічний сон, нас ошукують – десь там війна, вона не наша війна,.. Ні, вона наша… нам тут жить…прокидайтеся…

… не всі сплять, вони не кидаються у вічі, вони непомітні, вони міцніють в собі… як ті робітники- мозаїчисти, які в уже віддаленому 1989 році в проміжному вестибюлі цієї ж станції «Золоті ворота» потай виклали «Слава Україні» у нижній рамковій смузі мозаїки – в той час це було неабияке зухвальство, воно могло мати доволі серйозні наслідки для них і потягнути за собою репресії… сміливці показали зашифроване у мозаїці недопустиме тоді націоналістичне гасло одному із авторів проекту , наймолодшому, – просто попередили, проте він не наказав переробити і, думаю, не тому, що не було на то вже часу, а тому, що в ньому теж горів той стишений пломінець українськості, може саме тоді він його усвідомив… зросійщений, зараз він розмовляє добірною українською, похизовуючись нею в товаристві столичних снобів-архітекторів…

Недавно, в якийсь момент , піймала себе на відчутті, що після тієї випадкової зустрічі (але ж нема нічого випадкового) я набрала внутрішнього виразу того Незнайомця , мені здається, я бачу його очима, злегка примруженими… йому мабуть звично було так мружити очі – може він снайпер чи артилерист, але точно, не танкіст, зависокий… Яка відносність часу – трохи більше десяти хвилин, а я відчула незворотнє оновлення себе – ні, не тілесне, стоп – і тілесне – я випросталася, внутрішня впевненість у перемозі набула чітких рис… цю впевненість годі вхопити словом, – так, вичищені від мулу криниці сповнюються свіжої джерельної води, так радіє зерно, падаючи у плодючу ріллю… то був мій Учитель, який приходить тоді, коли учень здатний його побачити, почути… у будь - якому образі , на мить… і мені він постав ув образі Захисника …

Листопад 2015 р.

До слова, у 2016 році станція «Золоті ворота» вкотре увійшла до Списку найкрасивіших у світі станцій метро.

7. Александр Говорин Третья сторона меда

Александр Говорин

Третья сторона медали

«Всё даже самое тайное со временем становится явным»

(народная мудрость)

Все имена, фамилии и названия населённых пунктов реальны. К сожалению.

Газета «Правда», 2 июля 1936 г.

«…Трудящиеся страны единодушно и радостно одобряют закон о запрещении абортов и помощи роженицам. Многолюдные и оживлённые митинги проходят на предприятиях. Советские люди горячо одобряют новый закон, направленный к дальнейшему укреплению пролетарской Родины. На заводах и в шахтах, в общежитиях и квартирах города Сталино при чтении закона рабочие выражали свою радость и глубочайшую признательность партии и правительству за заботу о семье и детях ».

Село Анадоль, Волновахский район Донецкой области, Украинская ССР. Где-то между 1 3 и 1 5 декабря 1937 г .

На заднем крыльце сельской больницы, под деревянным покосившимся козырьком, слабо защищающим от злых капель ледяного дождя пополам со снегом, маячили две мужских фигуры, едва различимые в ранних декабрьских сумерках. Один из мужчин был высок, сухощав и подтянут, несмотря на свой возраст «хорошо за пятьдесят». На нём было явно впопыхах наброшенное , изрядно потёртое кургузое пальтецо, из-под которого выглядывали полы белого медицинского халата. По случаю непогоды, его вполне интеллигентного вида туфли, хотя и изрядно поношенные, но старательно начищенные, были обуты в резиновые галоши фабрики «Красный треугольник». В тонких пальцах он нервно крутил свои очки в железной оправе, машинально то расправляя, то складывая их гнутые проволочные дужки .

Второй – пониже, поплотнее, «покряжистее» – был одет в обычный для деревни ватник, замусоленную кепку с неизменной пуговкой на темечке и заляпанные грязью чуть ли не до колен кирзачи.

Разговор эти двое вели тихий, явно не для посторонних ушей , практически шёпотом , хотя никого в это время на улице уже не наблюдалось – в селе активная жизнь обычно заканчивается уже с последними лучами солнца . Время от времени низенький воровато оглядывался, пряча почти докуренную папироску в кулак , и зло сплёвывал, от волнения попадая иногда на блестящие галоши высокого.

– Вы уж помогите, Павел Николаевич, вы ж доктор от Бога, что Вам стоит ? А за мной не заржавеет, будьте покойны!

Высокий, зябко переминаясь с ноги на ногу в своих «красных треугольниках», не очень уверенно возражал:

– Так ведь нельзя же, товарищ председатель! Вот недавно и закон вышел – ведь подсудное же дело! Извините, никак не могу!

– Да ведь никто и не узнает , Павел Николаевич, не сомневайтесь! Что закон – в сельсовете я сам себе «закон»,– не унимался низенький.– А я уж Вам добром отплачу. Скажем, надо будет крышу починить или, может, поросёночка завести пожелаете – мы к вам со всей душой! Ну, что мне прикажете делать? У меня ж семья, работа ответственная, ведь я же член партии – позору не оберёшься , да и с должности как пить дать попрут! Хорош председатель, скажут, любовницу себе завёл, обрюхатил … Да меня жёнка из хаты выгонит! Ну , почистите вы эту шалаву Нинку! Убил бы её , стерву – сначала сама приворожила, а потом забеременела. Ещё и грозится : «Не придумаешь чего, говорит, поеду в райком и всё начальству про тебя, охальник, расскажу! » Уж помогите, доктор!

Высокий только тряс седой головой и мягко, но упорно продолжал отнекиваться:

– Никак не могу, голубчик, не имею права! Ведь посадят же, а у меня тоже семья…

– Я вижу, что ты, Николаич, меня понять совсем не хочешь!– председатель отбросил давно погасшую папироску и недобро поглядел на собеседника .– Я тебе прямо, как коммунист беспартийному говорю: выручи меня, а я в долгу не останусь! Ты про Директиву номер 50215 слышал? Хоть и тайный документ, а тебе, так и быть, расскажу: предписывается немедленная ликвидация широкой сети греческих националистических, шпионско-диверсионных, повстанческих и вредительских организаций на территории всего СССР! И подпись – нарком внутренних дел Н.И.Ежов. То-то! А мы с тобой, докторишка ты интеллигентский, в каком селе живём? Почти что в греческом! Тут же одни пиндосы, ты мой намёк понял? Не сегодня-завтра тут такое начнётся, а арестанские списки, между прочим, со мной согласовывают, и справки-характеристики на людишек тоже я писать буду. .. Ну, дошло до тебя наконец, троцкист недостреляный?

Высокий , слабо улыбнувшись в едва заметную щёточку усов , попытался всё обратить в шутку:

– Помилуйте, ну какой же из меня грек? Русский я, ни в каких партиях никогда не состоял, советская власть мне, между прочим, высшее образование дала, до революции я всего лишь земским фельдшером был. Я ей благодарен, вот доверила больницей заведовать…

– Не боись, Пал Николаич, если надо я из тебя запросто грека сделаю! Я из тебя, сука, лагерную пыль сделаю! Даю тебе до утра время на роздумы, а не согласишься – пеняй сам на себя , интеллигент очкастый!

Начало шестидесятых годов прошлого века : человечество рвётся в космос, в стране хрущёвская «оттепель», советским людям обещан коммунизм уже в самом ближайшем будущем .

Этот тёмно-коричневый бронзовый кругляшек достался мне от моей бабушки, маминой мамы. Он лежал в жестяной коробочке из-под леденцов «монпансье» вместе с кучей разных древних монеток, многие из которых уже успели позеленеть от старости. (Там были даже какие-то дивные ½ копейки 1912 года выпуска, так называемые «полушки», и я никак не мог себе представить, что же можно было на них купить? В моё детство одну копейку стоил коробок спичек или стакан газировки без сиропа. А за полкопейки, мне что – полстакана бы налили, что ли? )

Я много раз приставал к бабушке с расспросами: что это за монета такая странная (а, может, и не монета вовсе ?), и откуда она у нас взялась.

– Это память о твоём прадедушке, моём папе. Постарайся её не потерять!– всегда как-то загадочно отвечала старушка , грустно улыбаясь, и почему-то тут же отворачивалась. Однажды она сделала это недостаточно быстро , и я с удивлением увидел, как её выцветшие до небесной голубизны глаза наполнились слезами.

(Сегодня, по прошествии почти полувека, я уже понимаю, что бабушка не очень-то верила в искренность «кукурузного» лидера , и поэтому не рассказывала мне всего, что могло бы в будущем повредить «молодому строителю коммунизма». Впрочем, в ту пору я и сам не слишком интересовался семейными тайнами. Моё детское воображение больше занимали вопросы, когда люди полетят на луну и по сколько порций мороженого за один раз в одни руки можно будет брать «бездаром» при коммунизме. )

Будучи от природы мальчиком любознательным, я подолгу исследовал этот тяжёленький кругляшек, рассматривал через лупу филигранно прорисованный фрагмент какого-то морского сражения на одной его стороне, читал надписи, расположенные по окружности, вдоль ободка: «Первая морская победа при Гангуте, 7 июля 27 дня 1714» и «Прилежание и верность превосходит сильно». С другой стороны имелось изображёние того, кому, видимо, и принадлежало данное изречение – профиль Петра I в лавровом венке победителя, в доспехах и орденской ленте, переброшенной через плечо. Чтобы ни у кого из слабо знающих историю не было никаких сомнений, тут имелась и пояснительная надпись: «Петр Великий, император и самодержец Всероссийский». Меня, по детству, смешили топорщащиеся, как у кота, усики «самодержца» и обилие в словах твёрдых знаков и каких-то загадочных , перечёркнутых мягких знаков – «ятей», смысла в которых я не понимал.

Для простоты я решил назвать эту загадочную монету «Петька-первый».

Этого «Петьку-первого» я очень ценил за его несравненные боевые качества. Дело в том, что в те далёкие годы моего детства все от мала и до велика, включая совсем почти взрослых «приблатнённых» пацанов, резались в «пожарА». Такая тогда была в моде азартная игра: все сбрасывались мелочью, выгребая из карманов у кого сколько было, монетки складывались аккуратным столбиком, причём все – орлом (или решкой, уж как договаривались) вверх. Потом тянули жребий – кто эту стопку монет будет «разбивать » первый . Дело серьёзное, так как все перевернувшиеся от удара монетки забирались играющими . После этого наступал ответственный момент доставания на свет божий и прелюдной оценки «биты». Обычно для этой цели использовали медный пятак, реже – полтинник или металлический рубль. Но особенно ценились тяжёлые старинные монеты или даже медали, у которых для такого дела специально спиливалось «ушко». Билось по стопке мелочи что есть силы , ребром «биты» , тонкой поверхностью между плоскостями лицевой и оборотной сторон . Говорят, нумизматы называют эту третью грань «гурт», но мы такими теоретическими вопросами не заморачивались. Нас всецело поглощала финансовая сторона : нам бы только, поставив на кон гривенник, выиграть ещё копеек 20-30, чтобы хватило не только на мороженое («сливочное» в стаканчике стоило всего девять копеек ), но и на «взрослый» билет в кино – это уже целых 35 копеек!– на любимую «Великолепную семёрку» или «Лимонадного Джо» . Что и говорить – с появлением у меня «Петьки-первого» я стал необычайно востребован во дворе, стоило только местным пацанам громкими криками начать созывать компанию: «Тай-тай, налетай! Кто играет в пожарА?» .

И чего только мне не предлагали за этот древний кругляшек! Однажды сынок кого-то из «водоплавающих» (так в нашем портовом городе называли тех, кто ходит в загранку) даже предлагал мне несколько пачек жевательной резинки «Wrigleys-spermint», которую мы называли просто – «чёрная стрелка». Соблазн был очень велик, но я отказался: прадедова память!

Село Анадоль, Волновахский район Донецкой области, Украинская ССР. 1 5 декабря 1937 г ., поздний вечер .

Уполномоченный НКВД , не раздеваясь , тяжело опустился на жалобно скрипнувший табурет и кивнул стоявшему навытяжку, словно пионер на торжественной линейке, председателю.

– Устал я чего-то, которую ночь без сна, работы невпроворот, вон , сколько врагов вдруг объявилось!

– Так может по стаканчику?– оживился председатель.– Это мы запросто, закусочку сейчас сообразим…

– Некогда!– вздохнул уполномоченный.– Вот переловим всю эту недобитую сволочь, тогда и выпьем. Ладно, давай сюда списки!

И он углубился в чтение вороха справок-характеристик будущих жертв (председатель заботливо пододвинул настольную лампу поближе):

Ананьев Константин Трофимович, 1904 года рождения, грек, образование нижнее, беспартийный, пекарь в пекарне с.Анадоль.
Дайреджи Христофор Афанасьевич, 1898 г. рожд., грек, образование нижнее, б/п, плотник колхоза «Авангард».
Майтамал Семён Юрьевич, 1870 г. рожд ., грек, образование начальное, б/п, работает сторожем в колхозе .
Майтамал Георгий Алексеевич, 1895 г. рожд., грек, образование начальное, б/п, колхозный конюх.
Матрос (тут строгий уполномоченный позволил себе усмехнуться) Семён Петрович, 1901 г. рожд., грек, образование начальное, б/п, тракторист.
Пичахчи Николай Иванович, 1892 г. рожд., грек, образование начальное, б/п, сторож кооперации.
Экзархо Василий Константинович, 1883 г. рожд., грек, образование начальное, б/п, сторож колхоза «Авангард».
Экзархо Нина Ивановна, 1896 г. рожд., гречанка, образование начальное, б/п, неработающая.

– А что у тебя тут одни конюхи да сторожа? Мелкая сошка да ещё все и малограмотные !– негромко, но с какими-то нехорошими интонациями в голосе поинтересовался уполномоченный, продолжая шелестеть бумажками.– Кто-то ведь должен был этими недоумками руководить, организовывать их . А ты мне какие- то вершки подсовываешь! Тут надо корни искать, до ихнего идейного предводителя докапываться! Или сам хочешь организацию возглавить?

– Так вот же, вот он главный зачинщик ! – перепуганный председатель перегнулся через стол и стал судорожно тыкать корявым пальцем куда-то в конец списка.– Бывший земской фельдшер, из интеллигентов, образованный, втёрся в доверие, заведует сейчас больницей. Если надо – мы и жалобы от населения соберём на этого вредителя, точно!

– Этот, что ли? Тихомиров Павел Николаевич, 1882 года рожд., образование высшее, беспартийный. А он то чего в греки подался?

– Так у него, эта, мать была гречанкой! Я сам доподлинно выяснил, не сомневайтесь, товарищ уполномоченный. И вообще – личность подозрительная, в империалистическую командовал полковым госпиталем, под Ковелем на Волыни. Люди рассказывали – сам Николашка ему какую-то специальную медаль вручал, вроде как за верную службу. А в гражданскую он и беляков раненых лечил и махновцев! Про клятву какую-то говорил . Мол, давал какому-то греку обещание, вот только я фамилию запамятовал – то ли Гипнократ, то ли Гиппокрад, точно не помню. Вот они где , греческие щупальца контрреволюции!

– Ладно, подойдёт,– прервал торопливый рассказ председателя НКВД-шник, собрал исписанные листочки в папку и аккуратно завязал тесёмочки.– Айда по хатам врагов собирать, а то нам ещё в пять сёл наведаться. Хорошо, если к утру управимся. А днём работать не велено – незачем честных советских людей волновать, пусть себе трудятся спокойно!

Там же, некоторое время спустя.

Несмотря на поздний час , село не спало. Почти во всех домах горел свет, брехали растревоженные собаки. Пару наиболее злобных псин пришлось пристрелить – мешали работать. Впрочем, особых проблем не возникало. Враги попались какие-то на удивление спокойные, никто не пытался бузить, возмущаться и тем более оказывать сопротивление органам . Все обречённо прощались со своими семьями, если таковые имелись, отведенные на сборы пять минут использовали бестолково: жёны, вместо того, чтобы собрать мужику узелок в дальнюю дорогу, плакали на груди у арестованных, те как-то неуверенно их успокаивали – мол, разберутся, отпустят, ошибочка вышла…

Те, кого уже согнали к сельсовету – молча мокли под непрекращающимся нудным дождём, курили (начальник разрешил: пусть, гады, знают доброту Советской власти!). У одного из арестованных потерялась по дороге галоша, застряла в липкой грязи знаменитого южноукраинского чернозёма. Из кучки сопровождавших женщин вдруг вырвалась одна, мышкой прошмыгнула мимо конвойных , показывая им эту злополучную галошу, мол – вот она, нашлась, надеть бы надо! Молоденькие солдатики – сами , видать , из деревенских – ещё не успевшие озлобиться, не очерствевшие от жестокостей такой непростой службы , не возражали. А когда женщина вдруг стянула с себя резинки от чулков, упала на колени перед одним из арестованных и стала привязывать этими резинками галоши к его ногам, чтобы больше не слетали, служивые даже смущённо отвернулись: надо же, чего баба вытворяет!

– Ну , зачем, зачем ты это, Настасьюшка !

– Так ведь ноги промочишь, Пашенька , простудишься, заболеешь!

Уполномоченный глянул на часы, отбросил недокуренную папиросу и навёл должный порядок:

– Отставить разговорчики с арестованными, прощание окончено, всем посторонним гражданам разойтись по домам !

Женщины, толкаясь, стали потихоньку пятиться, отступать, но как-то неуверенно, как будто всё ещё на что-то надеясь. Будто всё происходящее – это не взаправду, а так, какое-то затянувшееся ночное видение, нелепый и страшный сон. Вот сейчас затрещит будильник , и они проснутся, а висящая на стене тарелка радио им бодро споёт хорошую, жизнеутверждающую песню из всенародно любимой кинокомедии «Цирк»: «широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек. Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек !». И все ночные ужасы моментально забудутся, вытесненные из памяти простыми и привычными заботами наступившего дня .

Уже издалека, сквозь шорох дождя до них отрывочно долетали родные имена и фамилии – арестованным перед погрузкой в ожидавшую их полуторку с мокрым брезентовым верхом ещё раз устроили перекличку. Потом те из «врагов», кто помоложе да покрепче, долго помогали выталкивать из грязи забуксовавшую машину, но стариков и женщин оставили сидеть в кузове, и моя прабабушка своего мужа так больше никогда и не видела.

Выехал «черный ворон» из села далеко за полночь, с некоторым отставанием от графика.

Москва, Кремль, кабинет Сталина, 16 декабря 1937 г., точное время неизвестно.

Нарком внутренних дел Николай Иванович Ежов был , как всегда подтянут, собран, говорил отрывисто и чётко, и только немного писклявый голос карлика немного портил строгость и торжественность обстановки: нарком докладывал Хозяину о ходе секретной «греческой операции »:

– За истекшие сутки, 15-го декабря сего года операцией было охвачено большинство районов компактного проживания греков на юге СССР: Ростовская и Краснодарская области Северного Кавказа, Крым, часть южных областей Украины – Донецкая, Запорожская и Одесская области. Так, в Донецкой области по обвинению в шпионаже и контрреволюционной деятельности было арестовано 5 тысяч 700 человек, в Одесской – 621 человек, в Запорожской – 5 10. Арестованные – преимущественно мужского пола, в возрасте от 20 до 50 лет…

– А ты, Николай, не забыл про Стаханова?– вдруг прервал доклад наркома Сталин, до этого молчаливо ходивший по кабинету, как будто даже не слушая говорившего, а всецело пребывая в раздумьях о судьбах социалистического Отечества.

Ежов испуганно напрягся в ожидании какого-то подвоха. В голове закрутилось вихрем:

«Неужели проглядел, упустил что-то, сам не перепроверил? А что, если этот Стаханов тоже из греков? Хотя вот Паша Ангелина, ну эта героиня-трактористка («Даёшь сто тысяч девушек на трактор!»), вроде и из греческой семьи, а Хозяин трогать не велел – пусть и дальше подаёт пример советским труженицам… В Верховный совет даже выбрали девку, вместе с Папаниным и этим, как его, фамилия такая смешная…Ну, сталинский сокол…Коккинаки! »

Сталин, как хороший актёр, выдержал паузу, внимательно разглядывая при этом тщедушную фигурку «железного наркома» (ишь, паршивец, не иначе как каблуки на сапогах дотачал – выше казаться хочет! Ничего, сделаешь своё дело – мы тебя ещё не так укоротим, Бонапарт доморощенный ). Потом продолжал, неспешно, как бы размышляя вслух:

– Какой молодец, этот Стаханов! Была у него определённая норма выработки, сколько-то там тонн угля в смену. Отработал – иди домой, пей пиво, с женой милуйся. Так нет – пошёл на рекорд, в 14 раз дневную норму перевыполнил! Дал почин хорошему делу – работать по -стахановски, с перевыполнением! Сегодня многие советские труженики на него равняются… Кстати, а как у тебя в наркомате, Николай? По старинке ещё работают, без огонька?

– Я всё понял, товарищ Сталин. Исправимся!– выдохнул нарком внудел облегчённо.

– Тогда иди, работай… По -стахановски!

Конец 1990 г., в СССР перестройка, гласность, открываются секретные архивы, в том числе и некоторые архивы НКВД более чем полувековой давности.

Перед самым Новым годом я достал из почтового ящика, вместе с разноцветными поздравительными открытками, невзрачный серенький конверт, адресованный моей матери. На месте обратного адреса стояла фиолетовая прямоугольная печать «Комитет госбезопасности Украинской ССР, Управление по Донецкой области, г. Донецк ».

На дворе вовсю бушевала Перестройка , осмелевшие демократы клевали первого Президента и Генсека (в одном лице) , Коммунистическая партия без боя сдавала свои позиции «руководящей и направляющей» . Уже рухнула Берлинская стена , и процветающая капиталистическая половинка Германии приняла в объятья свою заблудшую социалистическую сестру-замухрышку , да и в самом СССР социализм постепенно отступал под натиском несметных полчищ свеженародившихся кооператоров. Но аббревиатура КГБ всё ещё заставляла сжиматься сердца многих простых советских людей, чувствующих себя перед этой грозной структурой вроде как бы чуть-чуть виновными. В чём? Ну, был бы человечек, а «дело » всегда найдётся!

Я отдал письмо маме, но она, к моему удивлению, неожиданно обрадовалась :

– Это, наверно, о твоём прадедушке. Я не хотела тебе заранее говорить, возможно , я поступила неправильно, написав ИМ, но надо же наконец-то узнать его судьбу. Пока вся эта «гласность» не закончилась !

В конверте лежало письмо на бланке Комитета, но не отпечатанное на канцелярской машинке, а написанное от руки, что как-то подкупало некоторым проявлением человечности , несвойственной этому учреждению :

12 декабря 1990 г. № 10/3-26543

Уважаемая Анастасия Ивановна!

Ваше заявление о судьбе и реабилитации Вашего дедушки Тихомирова Павла Николаевича, внимательно рассмотрено. Из имеющихся архивных материалов – Тихомиров П.Н., 30 июня 1882 года рождения, уроженца с. Старый Крым, Мариупольского района, Донецкой области, русский, беспартийный, образование высшее, женат, до ареста работавший зав. больницей села Анадоль, Волновахского района, Донецкой области, где и проживал, арестован Волновахским РО НКВД 15 декабря 1937 года по необоснованному обвинению в участии в, якобы существовавшей «греческой контрреволюционной националистической шпионско- диверсионной организации», проведении контрреволюционной пропаганды, и по постановлению Комиссии НКВД и Прокуратуры СССР от 28 января 1938 года был подвергнут высшей мере уголовного наказания – расстрелу.

Сведений о дате приведения в исполнение вышеуказанного постановления в архивных материалах не имеется. Но известно, что по существовавшему в те годы положению, такие постановления о расстреле приводились в исполнение немедленно после их вынесения . Данные о месте захоронения Тихомирова П.Н. в архивных материалах также отсутствуют, так как в то время захоронения расстрелянных нигде не фиксировались.

В соответствии со ст.1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года № 10036-Х1 Ваш дедушка Тихомиров Павел Николаевич , 1882 г. рожд. 30 июня 1989 года прокуратурой Донецкой области реабилитирован посмертно. Справку о его реабилитации Вы получите из прокуратуры Донецкой области.

Зам. Начальника подразделения УКГБ – А.Б.Пономарёв .

Начало нашего века, века информатики, Интернета и всезнающей Википедии.

– Папа, а что это за монетки такие странные ?

( Вот маленький паршивец – нашёл же где-то в старом хламе жестяную коробку из-под монпансье ! А я уже и забыл про неё, думал – потерялась при очередном переезде. )

– Это память о моём прадедушке,– повторил я когда-то услышанные слова .

– А на них можно что-нибудь купить? Например, Лего-конструктор?

– Навряд ли. Разве что продать какому-нибудь коллекционеру.

– А это что за монетка с усатым дядей и парусными корабликами?

– А это, может, и не монета вовсе, может это какой-то памятный знак или даже медаль?

Я включил компьютер и набрал в поисковой строке «морская победа при Гангуте». Уже через секунду я с изумлением рассматривал появившееся на экране знакомое изображение «монеты» и читал подробное описание:

«Медаль «В память 200-летия морского сражения при Гангуте» была учреждена 2 июня 1914 года, материал – бронза, диаметр – 28 мм. Было отчеканено 94 тысячи таких медалей, но выдано было незначительное количество – помешала начавшаяся война.

Медаль носили на ленте ордена св. Андрея Первозванного (т.е. на «Андреевской» ленте), с цепочкой поверх ленты. Для этого имелось специальное припаянное ушко (нижним чинам медаль выдавалась без цепочки) . Согласно Положению от 7 июля 1914 г. о порядке награждения , право ношения медали предоставлялось всем состоявшим на службе к 27 июля 1914 года (т.е. ко дню юбилея) чинам морского ведомства и воинских частей, принимавших в своё время участие в Гангутской битве, а также всем прямым потомкам мужского пола адмиралов, генералов и командиров частей, участвующих в этом бою.

Кроме того, право ношения медали было представлено всем, прежде служившим в Морском ведомстве, а также священнослужителям и медицинским чинам , находящимся на службе в действующей армии».

Вот оно что! Я всё-таки не думаю, что мой прадедушка мог быть прямым потомкам какого-нибудь адмирала или генерала петровских времён, хотя это было бы весьма лестно, особенно сегодня, когда все кому не лень бросились выращивать свои генеалогические деревья и искать дворянские корни. Уж об этом факте мне бы непременно шепнули на ушко мои домашние. А вот упоминание о «медицинских чинах» – это в самую точку!

Я потом ещё долго рассматривал с детства знакомый кругляшёк с профилем Петра, постепенно нагревающийся на моей ладони , и думал о превратностях Судьбы и о том, что рано или поздно из отдельных, порой совсем незначительных фрагментов, словно из детских игрушечных «паззлов» , может сложиться какая- нибудь замысловатая картинка из нашей недавней Истории.

Да, любая медаль, памятный знак или юбилейная монета имеет две стороны – лицевую (аверс), где обычно изображено то или иное историческое лицо, и обратную (реверс), где расположена информация, в честь кого или по какому поводу данное изделие отчеканено. Но все как-то забывают, что между аверсом и реверсом находится ободок, как бы третья тоненькая сторона – «гурт». При игре в «пожарА» именно ею, этой тонкой гранью со всей силы бьют по столбику монет, стараясь при этом перевернуть их как можно больше: всё, что перевернётся – твой выигрыш! Конечно, в качестве «биты» обычно используется какая-нибудь монета потолще, помассивнее, но ведь можно использовать и старинную медаль, особенно если у неё отвалилось ушко…

Вот, говорят, Сталин, с одной стороны, был плохим : грубым (ещё Ленин заметил!) , жестоким тираном , злопамятным и бесчеловечным, рядом с которым кровавый Иван Грозный со своими опричниками – просто невинный младенец . С другой стороны – он поднял страну, укрепил её мощь, построил Днепрогэс, Магнитку и Беломоро-Балтийский канал. Наконец – победил немцев! И то, и другое – истинная правда. Но я не об этих ярко сверкающих сторонах медали. Я о том тоненьком её ободке, который называется так по-украински – «гурт», а переводится так просто и обыденно – «люди». О тех тысячах, десятках и сотнях тысяч (если не миллионах!) советских людей, на которых и приходились все удары игроков в жестоких политических играх, куда более азартных, чем невинное копеечное «пожарА» из моего далёкого детства.

Вместо послесловия.

«Греческая операция» НКВД – массовые репрессии против понтийского греческого этнического меньшинства в ряде республик СССР, проходившие с 15 декабря 1937 по март 1938 года. Отдельные аресты продолжались до осени 1938 года. В ходе репрессий , по обвинениям в шпионаже или контрреволюционной деятельности было арестовано более 20 тысяч греков. Только в Приазовье жертвами «греческой операции» стали 5 тысяч 374 человека. В среднем по Советскому Союзу, 93% арестованных было расстреляно.

Начало репрессиям положила Директива № 50215 от 11 декабря 1937 года (далее – текст оригинала с небольшими сокращениями):

«…Материалами следствия устанавливается, что греческая разведка ведёт активную шпионско- диверсионную и повстанческую работу в СССР, выполняя задания английской, германской и японской разведок. Базой для этой работы являются греческие колонии в Ростовской-на-Дону и Краснодарской областях Северного Кавказа, Донецкой, Одесской и др. областях Украины, в Крыму, в Абхазии и других республиках Закавказья, а также широко разбросанные группы греков в различных городах и местностях Союза. Наряду с шпионско- диверсионной работой в интересах немцев и японцев, греческая разведка развивает активную антисоветскую националистическую деятельность, опираясь на широкую антисоветскую прослойку (кулаки-табаководы и огородники, спекулянты, валютчики и др.) среди греческого населения СССР. В целях пресечения деятельности греческой разведки на территории СССР, приказываю:

15 декабря сего года (1937) одновременно во всех республиках, краях и областях произвести аресты всех греков, подозреваемых в шпионской, диверсионной, повстанческой и националистической антисоветской работе.
Аресту подлежат все греки (греческо-подданные и граждане СССР) следующих категорий:

а) находящиеся на оперативном учёте и разрабатываемые;

б) бывшие крупные торговцы, спекулянты, контрабандисты и валютчики;

в) греки, ведущие активную антисоветскую националистическую работу;

г) политэмигранты из Греции;

д) все осевшие на территории СССР греки, так называемые закордонные агенты ИНО НКВД и разведывательного управления РККА.

… 7) О результатах операции по арестам донести 18 декабря. О ходе следствия доносить пятидневными сводками с сообщением итоговых цифровых данных и наиболее существенных и важных показаний.

Народный комиссар Внутренних дел СССР, Генеральный комиссар Государственной Безопасности – Ежов (подпись).

8. Айман Кодар Тень, или эффект Питера Пэна...

Айман Кодар

Тень, или эффект Питера Пэна...

ТЕНЬ – бессознательные проявления,

тёмная сторона психики, отвергаемые человеком,

но внутренне присущие ему и оказывающие

воздействие на его мышление и поведение.

Лейбин В. Словарь-справочник по психоанализу, 2010 г.

Кто бы мог подумать о дисгармонии, глядя на фотографию счастливой семьи в рамке на искусственном камине психотерапевта Алтая Калиевича. Кто мог подумать, что этот щуплый, кудрявый, шестнадцатилетний на вид парень с глазами олененка был пасынком того смуглого бородатого турецкого "падишаха", обнимающего миниатюрную улыбчивую жену, мать этого юнца... Да и птичка из фотокамеры не поймала ничего настоящего, кроме некоторой грусти и отстраненности парня.

Алтай Калиевич подошёл к фотографии и внимательно посмотрел в большие светящиеся карие глаза миниатюрной женщины. Эту фотографию она подарила ему на память на следующий день после своего дня рождения, когда ей удалось уговорить двух любимых мужчин сделать семейное фото ради нее. Ее образ и слова предстали перед Алтай-ага так ясно, будто она стояла напротив него и что-то щебетала. В тот день она прошла вне очереди, и это было отнюдь не из-за высокого материального положения – следствие ее чар на "мужа-янычара". Он принял ее вне очереди, потому что она не пришла, а буквально прибежала, держа сына за руку. У нее была отдышка минуты две, после чего Алтай-ага предложил ей стакан воды. Выпив его, она посмотрела на сына.

- Как ты мог такое натворить?! Отвечай! Ты чуть не отрезал себе уши этими чертовыми кухонными ножницами! Как ты мог? Как?

- Пожалуйста, успокойтесь, Анар, прошу, – сказал Алтай-ага своим бархатным голосом.

- И это он устроил после моего дня рождения...

- Как же так?

Ее сын стоял как вкопанный, смотрел в пол и молчал.

- Мой муж, Аслан, в этот день подарил мне ключи от нашей новой квартиры в центре города. Мы недавно узнали, что я беременна, и он хотел для нас лучшей жизни. Для нас троих...

- Троих? То есть Амир в его планы новой лучшей жизни не входил? – спросил Алтай-ага.

- Да, тогда я стала защищать Амира, ведь ему всего шестнадцать, он не умеет самостоятельно заполнять счета, смотреть за домом, готовить. Ему тоже нужна я. Но и муж мой действительно постарался, он показал мне фото интерьера квартиры, там было все, о чем я могла мечтать. Я ему говорила свои мысли- желания по поводу домашней обстановки, а он мотал на ус... В той квартире все было идеально по моему вкусу, даже кухня именно та, которая мне как-то приглянулась в одном итальянском каталоге... Он помнил каждую деталь моих интерьерных предпочтений... Меня поразило то, как он слушал меня. Это был не пустой шум женских капризов, а вызов... Тоже, блин , вдохновила... Когда он мне вручил ключи, их звон на мгновенье слился с моим мысленным пребыванием в той квартире. И вскоре я открыла глаза, посмотрела на кухню...

- И? – спросил доктор, взяв со стола блокнот и ручку.

- И увидела Амира. Он отстриг себе много волос. Теперь видите, какая у него страшная стрижка? – спросила она, показав на остриженную по последней кричащей моде голову парня.

Алтай-ага, оглядев голову парня, кивнул.

- Ладно, он отстриг себе волосы, которые разлетелись по всему кухонному кафелю, он еще хотел и уши себе отстричь! Я закричала: "Стой!". Он посмотрел на меня и вдруг почему-то выронил ножницы. "Его пора вести к Алтаю-ага" , – сказал мне муж по-турецки. Положив ключи на стол, я подбежала к Амиру, выкинула кухонные ножницы в мусорку, посмотрела внимательно ему в глаза и сказала: "Я буду с тобой. Все хорошо. Я здесь. Мы не переезжаем. Иди спать и не прикасайся к острым предметам, понял?". И сегодня вместо того, чтобы быть в школе, мы стоим перед вами, Алтай-ага.

- Я понял. Давайте посмотрим, что тут можно сделать. Амир, посмотри на эти рисунки, что ты видишь? – спросил Алтай-ага, протягивая Амиру тест Роршаха.

Парень, увидев кляксу, сразу сказал:

- Тень.

Ответ немного озадачил психолога, ожидавшего услышать "летучую мышь", "самолет" или на худой конец "маску".

- Тень? – переспросил Алтай-ага, делая кое-какие заметки в своем блокноте.

Парень, смотря на черную кляксу, проводил по ней пальцем, обводил круги, очертания, тогда Алтай-ага спросил его:

- Ты рисуешь?

Ответа не было, лишь только легкая дрожь прошлась по пальцам Амира, но он продолжал обводить рисунок.

- Да. Он рисует. У него богатое воображение, – ответила мать, пока Амир проводил указательным пальцем по рисунку . Казалось, все бытие потеряло значение, когда его захватила эта клякса.

- Нарисуй мне свою тень. Мы вместе на нее посмотрим, – сказал Алтай-ага, притронувшись к плечу парня, – нарисуешь? – переспросил он, пристально посмотрев в глаза Амиру, пока тот не кивнул, – вот и отлично. Жду вас в четверг, в три часа дня, – сказал он, записывая парня уже в другой блокнот- ежедневник.

Придя домой, Амир лег на диван и стал прокручивать кадры вчерашнего вечера. Сначала очень быстро, а вскоре все медленнее и медленнее, пока каждый кадр не сформировался как отдельная картина. Первая картина – это ключ. Ключ, открывший в нем гнев. Амир, будучи всегда сдержанным, очень редко проявлял свое несогласие. Но в данной ситуации речь шла о его будущем и о его маме. Он не мог промолчать и здесь. Просто не мог. Он вспоминал этот гнев, поднимающийся внутри него, словно цунами. По мере нарастания гнева, тень, точнее голова тени, стала вытягиваться на паркете, и вокруг нее появилось некое «бушующее пламя». В этот момент Амир почувствовал сильный жар. Но одновременно ему казалось, что это его неостановимо растущие волосы, которые он вскоре начал стричь лежавшими на кухонной полке черными ножницами. Он стриг с большой страстью, будто боролся с этим чувством внутри себя. Когда он еще раз посмотрел на маму и ключи, у его тени пошел пар из ушей. Сначала он заткнул уши руками, но пар все продолжал выходить, тогда Амир направил ножницы в сторону ушей. Неужели он хотел отрезать пар? Как бы это ни было поэтично, он хотел другого, а именно отрезать источник пара – уши. И в этот самый момент сыграл материнский инстинкт, и его мать закричала. Это вывело Амира из транса.

Он опомнился и вместе с этим воспоминанием открыл глаза и посмотрел в потолок. На одно мгновенье потолок ему напомнил чистый лист бумаги. Затем он посмотрел на пол и увидел там темные следы. Он встал с дивана и пошел за следами. Это были следы тени, она как муза вела его, будто шепча: "Нарисуй меня". Следы привели Амира к его "Полке Художника". Он долго думал, чем рисовать задание Алтая Калиевича: акварелью, мелками, пастелью, гуашью или маслом, и, приняв решение, взялся за простой карандаш. Он нарисовал три наброска. Ключи, Тень, Ножницы. Звон ключей он оформил как негативные инфракрасные звуки и закрасил эту картину акварельными красками, а волны еще раз обвел мелками. Тень у него была вопреки своей природной черноте цветной. От ног до грудной клетки она была зеленой, и черным в ней было написано вертикально слово "ГНЕВ", далее с грудной клетки до головы она была желтой, а выше – в языках пламени – оранжевой, и в паре из ушей – красной. Также у тени были искажены руки. Они были растянуты в форме сердца, куда попадала нарисованная фигура мамы. Она находилась в его огромном ручном сердце. Третий рисунок – Ножницы. Они на рисунке были в действии, его герой уже отрезал ими кусок пламени, на котором было написано "ГНЕВ" черными буквами. На полу лежало четыре куска, а если сравнивать с предыдущей картиной, то гнева зеленого во второй было почти на треть меньше. То есть гнев уже начинался зеленым цветом не от щиколоток ног, а от колен. В третьей картине он смешал акварель, гуашь, мелки и даже маркеры.

Рисуя эти шедевры, Амир не заметил, как пролетела ночь. Его будильник только что зазвенел, и Амир его тут же выключил, чтобы не услышала мама. Она обычно вставала на час позже вместе со своим будильником, но у нее был чуткий слух, и она иногда вставала и под будильник сына, чтобы приготовить ему завтрак. Амир так и уснул бы за столом, если б не следы, ведущие от стола к его "нежной" постели.

Сегодня Амир решил проспать и вообще не идти на уроки. Хотя именно сегодня были его самые любимые предметы – химия, математика, биология, литература. Но мало кто в классе мог знать, что именно эти предметы любил Амир, так как он был одинаково пассивен на всех уроках.

- Ты снова рисовал до полуночи?! – спросила мама, нахмурив брови.

- До шести утра, пока не вырубил будильник, – посапывая, ответил Амир.

- Это было по заданию Алтай-ага? – спросила она с надеждой в голосе.

- Да. Я нарисовал три рисунка, – сонным голосом ответил Амир, - они лежат на столе.

- Учеба – это первое! Потом все остальное! Нельзя ж было так просыпать учебу! Теперь как ты туда овощем пойдешь, еще уснешь по дороге, балам! Но раз это рисунки по заданию... Сегодня в три водитель отвезет тебя к Алтаю -ага, и ты все ему расскажешь!

- Покажу...

На этом мама накинула бежевое пальто и шарф цвета морской волны и вышла из квартиры. Внизу ее ждал водитель. Она работала бухгалтером в фирме мужа, поэтому у нее был свободный график.

В три часа дня мать встретила Амира перед кабинетом психолога. Через минуту дверь открылась.

- Проходите, прошу, – сказал Алтай-ага.

- Он нарисовал свою эту тень. Покажи ее Амир.

Амир достал из кожаного портфеля папку для черчения и протянул ее Алтаю-ага. Тот, надев очки, внимательно, медленно, деталь за деталью, читал рисунки. Приспустив очки на нос, он пронзительно посмотрел Амиру в глаза. Амир, не выдержав такого долгого взгляда, чуть улыбнулся и отвел глаза.

- Что скажете? – не выдержав, спросила мать.

Алтай-ага еще раз посмотрел на рисунки.

- Здесь ясно написано слово "Гнев", причем черным маркером и заглавными буквами. Тень – это выражение его гнева. Ваш сын, как бы прячется в этой тени, чтобы ему с рук сошли странные поступки. Странные только на первый взгляд. Ножницы. С их помощью он боролся. Он хотел не дать тени владеть собой, потому что по логике из двух составляющих человек и тень, зависимой, то есть у нее, должна быть тень, а никак не человек. Он у вас тихий мальчик, уютный, домашний, я прав?

- Абсолютно! – воскликнула мама

- Он вас очень любит и не хочет огорчать. Но в такие моменты, когда он чувствует, что теряет вас, он не в силах контролировать свои эмоции, они бьют через край и вместе с подростковым переходом мышления, формируются вот в такие необъяснимые казусы с ножницами.

- Но что нам теперь с этим делать?! Я пришла к вам за решением этой проблемы. Вы ее выявили. Вы – блестящий психотерапевт. Но нам нужно лечение.

- Я понял. Я хочу понаблюдать еще за его тенью, поэтому пусть , если она снова появится, он нарисует еще, а я расшифрую смысл. Боюсь, что по трем рисункам поставлю неверный диагноз.

- Я вас понимаю. Давайте понаблюдаем. Верно ли Алтай-ага объяснил твои рисунки, Амир?

Амир кивнул.

- Значит, мы придем еще. Вот только когда? И рисуя эти ваши задания, он и сегодня не пошел в школу.

- Почему же?

- Рисовал от заката до рассвета.

- Амир, я бы посоветовал вам с тенью не пропускать занятия.

Амир кивнул, а его мать, пожав руку Алтаю -ага, дала в рукопожатии двести долларов, вместо положенных ста.

- Спасибо, что приняли нас вчера без очереди, – сказала она улыбнувшись.

- Ну что вы, что вы. Это моя работа, – сказал Алтай-ага, положив себе двести долларов в карман халата.

Этим утром и тень, и Амир пошли на учебу. Амир уже было успокоился, когда тень столь долгое время никаким образом себя не проявляла. Но прозвенел звонок, все зашли на пропущенный им вчера урок литературы. По программе в школе проходили "Героя нашего времени" Лермонтова.

- Кто может мне дать анализ главы "Фаталист"? – спросила Марина Владимировна, – лес рук!

Вдруг правая рука тени Амира потянулась вверх, а вместе с ней и сам Амир.

- Амир? – удивленно спросила учительница.

У своей головы, ближе к теневому рту Амир увидел поток "теневых слов". Лермонтова он читал давно, но именно "Фаталист" оставил в нем определенный отпечаток. Помнится, он даже рисовал ту сцену с наставленным на Печорина пистолетом.

Амир встал и неожиданно для всего класса, подозревавшего его в немоте и социофобии, стал выдавать рубины и изумруды мыслей, причем – в железной логической последовательности.

- Мне кажется, – сказал он, уверенно оперевшись одной рукой о парту, – в повести «Фаталист» поставлен и решен вопрос о том, может ли критически мыслящий человек проявить свою волю и бороться с пороками общества, к которому сам принадлежит. Если принять точку зрения фаталистов, утверждающих, что миром правит неведомая и неотвратимая сила – рок, судьба, то борьба невозможна и потому бессмысленна. Выйдя победителем из смертной схватки с преступником, наш любимый Печорин усомнился в существовании предопределения, ибо остался жив не по воле рока. Его спасли от неминуемой, казалось бы, гибели хладнокровный рассудок, строгий расчет и храбрость, – поток слов, исходящий из тени улетучился, мысль была завершена, Амир вдруг почувствовал, как бешено стучит его сердце, его кисть соскользнула, он чуть не упал.

- Пять, – сказала Марина Владимировна, и Амир сел за парту, – даже две пятерки, несмотря на то, что вас не было, вы все же подготовились, дочитали повесть до конца и поняли ее смысл. Это похвально.

Еще бы чуть-чуть и класс зааплодировал, но Марина Владимировна не терпела аплодисментов в своем классе, аргументом были слова: "Вы ж не в театре, дорогие мои, вы в школе, а именно, у меня в кабинете!"

- Ого, так он нормальный, – донесся шепот до ушей Амира с задних парт.

- Он классный и такой милаш! – этот шепоток был уже ближе, принадлежал он девушкам.

- Он любит литературу? – озадаченно шепотом спросила девочка в очках и брекетах, обожавшая литературу.

- Раньше был нормальный, а теперь выпендрежник, к умникам захотел, надо его проучить, если он так хочет учиться...после уроков, не дай Бог, он подаст мне еще один повод или как-то засветится... – этот шепот Амир не услышал.

На перемене все шли в столовую, а Амир, даже чувствуя голод, оставался в кабинете, но в этот раз даже, несмотря на следы шагов тени, Амир сам хотел пойти в столовую, и отправился на первый этаж. Пока он шел по ступенькам, к нему подошла симпатичная девушка с высоким хвостиком, этакая заводила класса, и сказала:

- Это было так здорово!

- А... спасибо, – сказал Амир и чуть покраснел.

- Ты покраснееел! Как это мило! Пойдем, я угощу тебя кофе! За такое-то выступление! Ты, оказывается, умеешь излагать мысли!

- Но это я должен угощать тебя, Томирис, думаешь, молчание – это показатель того, что у меня нет мыслей? – спросил Амир и увидел, как рука его тени приближалась к руке тени Томирис.

Амиру казалось, что все видят его тень такой, какой он сам видит ее, поэтому он всячески старался ей соответствовать, чтобы она не выдала каких-то его тайных желаний. Да, она их не выдавала, а практически превращала в реальность!

- Цепляйся, – сказал Амир в непривычной для себя манере крутого парня.

- Амир, это ты? – с удивлением спросила Томирис.

- Ну, а кто еще, пойдем, с меня кофе.

- Но я пью чай, – сказала Томирис, – только чай.

- Тогда с меня чай.

- И булочка?

- Пусть будет булочка. Будет хоть с кем поесть... Вот! – сказал Амир и предложил свой локоть, чтобы идти под руку.

Томирис ухватилась за подставленный локоть, как за сумку, и таким образом, они как пожилая парочка дошли до столовой, где он купил ей и себе чай и сладкие булочки с сахарной пудрой.

- Значит, молчание – не отсутствие мыслей? Но оно – вакуум, оно ничего не выражает. Это пустота пустот, – продолжила дискуссию Томирис.

- Хех, пустота в квадрате? - спросил Амир, любивший математику. Он посмотрел на свою тень, из нее лились слова.

- Да. Разве нет?

- Но ведь тебя каждую секунду наполняет окружающий мир разного рода информацией. М...?

- И что?

- Это рождает мысли, ассоциации, образы. Если я молчу внешне, это не значит, что я молчу внутри. Понимаешь?

- То есть ты постоянно разговариваешь сам с собой, как шизик? – спросила Томирис, улыбнувшись.

- Ну, почти. Если ты глубже заглянешь в мои глаза, ты увидишь там переливы впечатлений. А тот факт, что я молчу, еще не значит, что не ощущаю, что не дышу идеями.

- Так ты мечтатель?

- И ты даже не представляешь, как долго я мечтал о таком разговоре с тобой...

Томирис чуть смутилась и заела это смущение большим куском булочки, от чего ее щеки покрылись сахарной пудрой.

- Дай помогу, – сказал Амир и потянулся к ее лицу с платком, – вдруг он почувствовал хлопок по спине.

- Хей, ты офигел? – спросил высокий довольно накачанный смуглый парень.

- Что? – спросил Амир, чуть не уронив платок.

- Пошли, выйдем.

- Куда?

- Разберемся.

- Извини, я выйду, – сказал Амир и дал платочек в руки Томирис.

Парень и Амир вышли из школы. Перед ними были ступеньки.

- Ну и, мы вышли, – сказал Амир, и посмотрел на тень соседа, явно готовую его толкнуть. Амир интуитивно сдвинулся вправо именно во время того, как парень его пытался толкнуть и от своего же веса упал вниз по ступенькам.

- Она моя. Тома моя! Моя Томирис! – орал во все горло лежащий на асфальте парень.

В этот момент из школы выходила завуч по воспитательной работе, женщина с мужской стрижкой, стервозным характером и командным голосом, и увидев лежащего парня, она пристально посмотрела на Амира.

"Только собиралась уйти по семейным делам, теперь эти двое..."

- Ты почему его толкнул?! – злобно спросила она у Амира.

- Но это он меня хотел толкнуть, – начал было оправдываться Амир.

- Он хотел, а ты это сделал! Немедленно вызываю родителей. Фамилия, имя, класс.

- Абдрашитов Амир, 9-й "в".

- А ты, жертва улиц, вставай, давай, сейчас пойдем в медпункт.... Только хотела уехать! – с нескрываемым раздражением сказала завуч.

- Ну как ты мог?! – спрашивала мама у Амира в кабинете директора.

- Мам, меня спасла Тень.

- Спасла?! А его чуть не убила!

- Но это он... – начал было Амир.

- Так всё! Дома поговорим. Я прошу прощения за своего сына, – сказала она, обращаясь к директору и маме того парня.

- Мы не какая-нибудь там школа, мы гимназия, и драка здесь означает исключение. Между ними знак равенства, понимаете?

- Мой бедный сын! Слава богу, ваш сын не сделал его калекой! Мой сын чудом отделался несколькими синяками! А если б у него было сотрясение мозга?! Если б он не помнил, кто он и где находится? Что тогда? Как бы вы ему вернули память?! Чудовище! Даже близко не подходи к моему ребенку!

- Я также хотела бы выразить свое негодование и сочувствие вам, такого больше не повторится в стенах этой школы, – сказала директриса, обращаясь к матери "потерпевшего", и пожав ей руку, одновременно дав стодолларовую купюру, сказала – надеюсь, этого хватит, чтобы залечить первичные раны.

- Я тоже на это надеюсь, – сказала мать потерпевшего и вышла из кабинета вместе с якобы прихрамывающим сыном.

- Я все понимаю, но пожалуйста, ему очень нравится эта школа...Но повесить новые шторы ей бы не помешало? Как думаете? Дайте нам хотя бы испытательный срок. Я обещаю, мы исправимся.

- Я в вас верю. Но обязательное условие его испытательного срока – это психотерапевт.

- О, мы уже ходим к одному ученому-психотерапевту. Если вы нас сейчас отпустите, то мы к нему успеем на прием.

- Да и у нас дел по горло, а шторы надеюсь, к зиме будут новые, более плотные, м...? - спросила директриса, многозначительно посмотрев на мать Амира, на что та ей кивнула.

- И снова тень? – спросила мать, подняв одну бровь.

- Да, – сказал Амир, опустив взгляд.

- Что ни день, то тень! Как ты не можешь признать, что это все ты! И только ты! Но я не понимаю почему. Хотя расскажи мне, как все было, пока мы едем к Алтаю-ага.

- А смысл? Ты мне слова вставить не дашь! Не поверишь.

- Говори!

- Хорошо. Сегодня я неожиданно хорошо выступил на уроке литературы, из-за этого все наконец поняли, что я нормальный, а не какой-то там социопат.

- Так...и?

- И меня поздравила одна девушка, я ей купил чай и себе тоже купил, мы сидели и очень интересно рассуждали о молчании, как вдруг пришел Болат. Этот накачанный идиот мнит себя ее парнем, а ее своей собственностью, вот и приревновал. Сказал выйти, я вышел...

- Так и скинул его с лестницы?

- Ну, посмотри на меня, я такой дрыщ, что даже при большом желании просто не смог бы этого сделать ввиду того, что Болат сильнее меня.

- Хорошо, предположим. Это он хотел затеять драку. Это он был инициатором.

- Вообще-то, я думал, что будет разговор, а не драка. Но когда я посмотрел вниз, то увидел, что тень его руки приближается к тени моей спины. Я отодвинулся вправо, и он покатился кубарем вниз. Так ему и надо! Я нисколько не жалею.

- Отлично, а теперь расскажи это все Алтаю -ага.

- Я могу ему только показать.

- Но почему?

- Потому что ты моя мама, а он нет.

- Что сегодня с тобой делала Тень? – спросил Алтай-ага, но не получил никакого ответа.

- Дайте ему листок бумаги, пожалуйста. Он вам покажет.

- Он не аутист, но не может общаться даже со своим психотерапевтом, это довольно занятно. У меня есть только простой карандаш и ручка. Подойдет? – спросил Алтай-ага, подавая бумагу и карандаш с ручкой.

Амир кивнул, положив на журнальный столик пачку бумаги, он взял первый белый лист и принялся рисовать. На первом рисунке он изобразил школьника, статично сидящего за партой, и его динамично поднимающую правую руку для ответа – Тень, а также поток слов. Далее он показал свое выступление и удивление одноклассников, затем он нарисовал приставания своей тени к тени Томирис, а рядом с ней пририсовал голову влюбленного в нее, полного ревности Болата, чья тень горела гневом, как в первый раз тень Амира. Последним рисунком была драка, закончившаяся падением Болата. "Наказание Болата" – так Амир подписал рисунок. Он показал, что увидел тень, самую обычную тень Болата, отражающую попытку самого Болата толкнуть Амира вниз по лестнице. Далее он как в картинах Да Винчи с Совершенным человеком пунктиром нарисовал то, как он увернулся вправо и то, как Болат упал вниз. На тень в этот раз он посмотрел уже автоматически, и именно это спасло бы ему шкуру, если б не завуч. Ее он показал как тупую бегемотиху с мужской стрижкой и змеиным характером, он нарисовал внутри пуза пунктиром змею.

- Что я могу сказать? Раньше ты сопротивлялся Тени, а сейчас, она подняла руку – и ты тоже. Ты начинаешь соответствовать ей. Так она тебя поглотит. Нам надо избавиться от нее. Срочно!

- Но как это сделать, Алтай-ага? – спросила мать Амира, составив из бровей гримасу Пьеро.

- Завтра мы дружно сожжем все его картины о тени и позже сделаем на всякий случай томограмму мозга. Картины, находящиеся дома, он может сжечь сам даже сегодня. А завтра мы доделаем работу до конца.

- Отлично. Идем, Амир.

- А эти рисунки пусть пока останутся у меня, я еще их проштудирую.

- Хорошо.

На ужин Амир толком ничего не ел. Так поклевал, посмотрел на два блюда и ушел к себе в комнату. Пока его мать и ее муж наслаждались трапезой, Амир, все также следуя за своей тенью, тихонько зашел в их спальню, нашел ключи и документы на новую квартиру и их совместное фото медового месяца в Стамбуле. В тот момент ему казалось это таким естественным и легким. Ведь сначала тянулась тень, а затем он совершал то самое действие, как бегущий текст в караоке. Придя к себе в комнату, вместо того, чтобы сжечь картины, он под куражом тени сжег ключи, документы и фотографию с рамкой.

Мать Амира в зале почувствовала запах горелого, и вдруг поняла, что это не еда. Она подумала, что это картины, и даже похвалила своего Амирчика, за то, что он все-таки идет по этой программе избавления от тени, хотя в машине бурчал, что оставил свои рисунки у Алтая -ага.

Все прояснилось на следующее утро, когда "падишах" спросил:

- Где ключи от новой квартиры и документы, мне надо съездить еще одну печать поставить, и тогда она точно наша.

- Я не знаю, дорогой, посмотри хорошенько в спальне. Они должны быть там.

- Но там пусто!

- Не может быть!

Эту же фразу "Не может быть!" произнесла Анар и тут же лишилась дара речи, когда увидела три картины Тени, развешанные на стенах в рамках.

- Почему вчера был запах гари? – спросила все-таки мать.

- Какой запах гари?

- Тот, который стоит до сих пор в твоей комнате.

- Я ничего не чувствую, – сказал Амир, подходя к окну.

- Зато я чувствую, еще сегодня утром я не обнаружила в нашей спальне ту фотографию в Стамбуле.

- Ты о чем вообще? – спросил Амир с недоумением, но ехидная улыбка его все- таки выдала.

- Я об этом, Амир! – сказала она, указав в мусорную корзину под столом. Там был уголочек фотографии, расплавленные ключи, кусочки рамки, – об этом! Как ты мог?

- Я этого не делал...Это все она...

- Сегодня же мы сожжем твою Тень! А теперь отправляйся в школу. Чтобы я тебя не видела до Алтая -ага!

- Аслан, дорогой, а восстановить документы на квартиру возможно? – спросила мать Амира, подбежав к выезжающему Порше сливового цвета.

- Надо будет очень многих напрячь...

- А что?

- Мой... сынок ....их ...сжег...

Услышав эту фразу, Аслан чуть не перепутал газ с тормозом, и чуть было не врезался в соседскую «сороковку ».

- Гаденыш!

- Прошу не выражаться. Это мой сын!

- Кито он после этого?! Куто? Ёперный театро! Столько документ!!!

- Ты их легко восстановишь.

- Леуко сказать леуко восстановишь... Леуко, – с этими словами Аслан развернулся, выехал на улицу и вдавил газ в полик, от Порше остался легкий ветерок, всколыхнувший юбку Анар. После стольких криков она почувствовала прилив рвоты. Токсикоз дал о себе знать, она забежала домой и направилась в туалет. После того как она нажала на сливной бочок, мать Амира посмотрела на себя в зеркало, и чуть приподняла футболку. Ее живот еще не создавал трудностей с передвижением, но токсикоз был изнанкой ее вчерашнего пиршества. И она поняла, что может быть либо мамой Амира, либо мамой будущей Сание или Ибрагхима. И выбор этот будет решающим не только для ее судьбы, но и для судьбы ее детей. Выйдя из ванной, она окончательно привела себя в порядок, и тиканье настенных часов привлекло ее взгляд.

И посмотрев на них, она решительно зашла в комнату сына, но картины уже не висели на стенках. Поискав во всевозможных местах, она нашла их в полке для носков под кроватью, "Весьма умно!" подумала она и сложила его три картины в пакет и, торопясь, вышла из дома.

- Я опоздала.

- Ничего страшного, проходите, – доброжелательно сказал Алтай-ага и указал на диван.

- Сегодня мы избавимся от тени! Ура! - сказала Анар.

- Я вложил в них всю душу! Я старался. Это мои лучшие картины! Я не могу позволить вам! Не могу! – вдруг как сорвавшийся с цепи волк, заговорил, точнее, зарычал его голос, насыщаясь самыми разнообразными оттенками.

- Сына, нам надо избавиться от Тени. Представь, что это прыщ или бородавка. Ведь от них надо избавляться.

- Я не хочу этого делать! Нет!

- А придется, – сказала мать, отдав его три картины Алтаю ага.

- Смотри, тень уходит, – сказал Алтай-ага, поджигая его вчерашние рисунки- графику.

- Неееет! – завопил на весь кабинет Амир! Она еще со мной! Она стоит и смеется надо мной, хотя я сижу. Вы не видите?

- Нет. Твоей тени больше не будет. Помоги мне с этими тремя картинами...Сына!

- Нет! Нет! Нееееет!

- Еще немного и он станет неуправляемым.

- Все , тени нет. Они все горят. Все. Их нет. Ни одной.

- Нееееет...Как ты могла? Как? Мама! Нет! – Амир стал бить кулаком в диван.

- Это то, что делает твоя тень? Да? – спросила мама, тронув Амира за руку.

- Успокоительное. Сейчас введу, – сказал Алтай-ага и достал из кармана приготовленный заранее шприц.

На самом деле еще вчера Алтай-ага договорился с мамой Амира о том, что она отвлечет сына, а он поставит ему укол, чтобы провести томографию мозга.

- Посмотри мне в глаза. Успокойся. Дыши. Все хорошо. Я здесь, я с тобой, а Тень ушла, она далеко.

- Но моя Тень здесь! Она не может уйти, – в этот момент Алтай-ага молниеносно и точно до миллиметра ввел ему снотворное, – вот же оооооонннннааа, – сказал он, закрывая глаза.

Два медбрата унесли Амира на носилках в кабинет томографии. Когда снимки мозга были готовы, Амир уже проснулся. Перед ним, сидела в кресле его мама и Алтай-ага, на все руки доктор, показывал ей кору больших полушарий и светящиеся точки.

- Теперь диагноз может быть установлен точно. Но, видите ли, это видение Тени и впадение в зависимость от нее на самом деле опухоль у гипофиза.

- И что же нам теперь делать? – спросила мать Амира.

- Операцию по удалению опухоли. Она злокачественная, но ее вполне можно удалить. Правда потребуется дорогостоящая операция, но думаю, ваша семья может себе это позволить. И вот еще. Ему опасно так злиться, как это было сегодня .

- Я поняла. Буду глядеть в оба.

- Вы неправы, – вдруг раздался голос Амира, сидевшего на диване, – знаете, что сейчас делает моя тень? А вот что! – сказал Амир и ринулся на Алтая -ага, вырвал у него снимки головного мозга и стал их рвать. А разорвать подобный снимок было необычайно сложно. Снимки оставляли следы на его руках, почти порезы, но он все продолжал.

- Опухоли нет! Тень – есть! Опухоли нет! Нет! Тень...Е....с...- Амир упал на пол и содрогнулся, потом еще и еще.

- Его еще можно спасти. Соглашайтесь на операцию!

- Я согласна, – сказала Анар и набрала номер телефона Аслана, в тот же момент Алтай-ага вызвал нейрохирурга и медбратьев. Ей нужна была большая сумма, но Аслан сидел на важном совещании и не брал трубку. А когда прослушал голосовое сообщение в туалете, написал смс – "Извини, не могу, твой сына – везунчик, жить будет, а вот, чтобы мы зажили с тобой нужно на эти деньги восстановить все документы".

Амира переложили с каталки на операционный стол. Нейрохирург даже не успел обнажить скальпель – смерть обнажила свое лезвие раньше. Время смерти 14. 49. Мать Амира зашла в операционную, несмотря на действующий запрет. И увидев то, что хирурги не приступили к работе, злобно посмотрела на Алтая -ага.

- Вместе с тенью, вы убили и самого Амира! Амираааа! Вы убили! Ненавижу! Амир! Сынаааа! - с этими воплями мать Амира рыдала так, что в течение тридцати минут чуть не выплакала все слезы. Когда она чуть успокоилась, медбрат, посмотрев на нее, сказал:

- Поедемте с нами, у вас случился выкидыш, мы о вас позаботимся.

- Как? Выкидыш? Ребенок? Его нет? И не будет? Как? – спросила дрожащим голосом Анар, – п-п- прошшу пять минут.

Она набрала номер телефона Аслана и сказала:

- Вместе с моим ушел и наш ребенок. Я подаю на развод и увольняюсь...прощай, – после этого она выключила телефон. Медбратья уложили ее на каталку и увезли в отделение гинекологии... В этом тумане и спиртовом запахе больницы умерла ее старая жизнь.. .

9. Айман Кодар Тарология

Айман Кодар

Тарология

12 аркан – «Повешенный»

Законы гравитации бессильны против дачных сороконожек. Они во всю прыть носятся по потолку. От взгляда аж дух захватывает. Мурашки по коже… бегут. А я в перевернутом состоянии никак не упаду. Переворачивать карту Повешенного – абсурд, да и у гравитации отгул. Ни обморока, ни взлёта. Это как застрять между вдохом и выдохом. Затаить дыхание. Оцепенело время внутри, хоть вокруг все непременно движется в сорок ног. Я в сердце тайфуна. В сердце, которому отказал пульс.

15 аркан – «Дьявол»

Он все время тебя искушает. Зовет тебя со дна бутылки, может притаиться в сигаретном или кальянном дыму, может пройти лёгкой походкой покачивающихся бедер из мая. Он всюду. В улыбках, многозначительных взглядах. Через стрелку на колготках он рисует лестницу на небеса. А иногда он шепчет: "Давай, быстрее, обгоним этого слона!", и ты давишь глубже на газ, будто так торопишься на тот свет. Он держит тебя в интриге, будит любопытство. Он умен и продумывает вашу партию на много ходов вперед, ведя тебя по своему пути, то радушно открывая двери, то ставя в тупик. И пока ты неведомо для себя ведом им, бездна любуется. Диво дивное, еще одного скоро к ней приблизят! Она ждет, когда ты станешь жертвой ее хитроумного соблазна. Паутина легко и незаметно превращается в нити кукловода, а ты пытаешься остановить свой шаг, но тело совсем непослушно. И ты идешь, пока не становишься частью бездны, что тебя черной дырой поглотила. Теперь искуситель – ты!

О Змеях

Мне хотелось бы научиться управляться со змеями, этими скользкими поползновениями из преисподней. Чтобы их капюшон был парашютом, злобное шипение – музыкой, ядовитый хвост – погремушкой. Змеи вызывают у меня ужас и трепет. Как раньше простые смертные замирали перед Горгоной, так и я впадаю в некое оцепенение перед змеями. Я могу бесконечно наблюдать за развилкой их языка и изгибами их чешуйчатого тела. Может, змея не так плоха, как кажется. Она, наверное, не осознает своей смертоносности. Она по образу и подобию Варуны поглощает мир вокруг, даже иногда в виде мировых вод омывает всю землю. В змее помимо неотвратимости рока, есть образ исцеления, не зря же она изображается наравне с красным крестом в медицинских учреждениях. У змеи нет ног и крыльев, и все же она не унывает. И из-за этого она всегда будет принадлежать земле и подземелью. Хотя, на мой взгляд, есть животные не менее опасные и хищные, например, бегемот. Но в сознании людей нет ничего отрицательного, наоборот он кажется им милейшим созданием. Это несправедливо. Ведь зла бегемоты причиняют окружающим не меньше змей, хоть это все процесс обмена слабых звеньев в природе. Я считаю, надо полюбить змею, увидеть ее величие, мудрость, красоту, целебность и огромную силу духа, чтобы страх испарился, а трепет остался. Ведь у трепета всегда есть возможность стать любовным. А совершенная любовь не знает страха. Как не знают его и храбрые змеи, поэтому давайте сейчас, хоть на пять минут полюбим змей.

13 аркан – «Смерть»

Чем живой отличается от мертвого? И тот, и другой существуют, только в разных мирах. Один физически, другой ментально. Мертвые никогда не умирают до конца. Всегда остаётся зацепка, возвращающая их в нашу жизнь. Будь то любимое украшение, ткань, книга или особое слово, которое никто кроме этого человека не произносил. Самое страшное состояние на мой взгляд – это находиться между жизнью и смертью, то есть сам процесс умирания или медиумного транса. Это похоже на акробата, идущего по тонкой

веревке. Ему необходимо держать равновесие. Но в данном случае, выбор какой-то стороны кажется как раз таки спасением, потому что и там, и здесь есть процесс существования, который отсутствует в этом маргинальном состоянии между. Хотя данная пограничность позволяет понять тождество мира по сию и по ту сторону жизни.

Да, мертвые не могут восстать как зомби в современных фильмах, но мне кажется, все же в их власти как-то косвенно влиять на наши решения, поступки и выбор. И только лезвие косы смерти лежит границей меж двух миров. Нельзя пройти через эту границу не поранившись, не пролив крови. Но для многих, эта граница не конец, а скорее начало нового удивительного путешествия духа, открывающее мир во всей его красоте.

22 аркан – «Мир»

Комета – это ракета вниз. Она молниеносна и неостановима. Стремительное падение. Вспышка. Неуловимый хвост. Лукавая улыбка. Искрящийся рывок, чьи следы ведут к другим галактикам. Это авария. Обоюдный урон, но встреча с прекрасным мгновением. Наши атомы и атомы звезд – одно. Только они разошлись на световые лета далеко-далеко, но и мы бываем так далеки от своего "сейчас". Эта авария – напоминание космоса о том, что он все-таки нас вращает, а не мы вращаемся в нем.

Комета – это бодрящая оплеуха землянам. Вы не одни, а если и одни, то одни из девяти, сот, тысяч и миллиардов и других цифр, чьи нули не уместятся в наше восприятие. Земля круглая, вселенная циклична, спиральна. Большой бесконечно долгий взрыв. Поиск предела, а затем замкнутый ноль – пленительная видимость свободы. Мир вокруг и внутри – и их перекличка. Пинг-понг, что также стремителен, неумолим и ослепителен как хвост несущейся на всех порах кометы. Хотя замыкающий хвост этот уроборостически пародоксален, ведь он только начало. Конец шизофрении – начало диалога, где каждый вопрос не остается без ответа. Задав его, ты уже в предвкушении знамения. Комета...

21/0 аркан – «Шут»

Если б Белоснежка была замухрышкой, она, возможно, унаследовала бы престол сразу. Ведь первое правило обольщения гласит – не затмевай господина. Это вечный спор о принадлежности власти между ферзем и королем. Номинально правит король, фунционально – ферзь. Не может ходить только в высоту и буквой "г". Все остальное в его власти, даже иногда сам король, особенно когда ферзь ему внушит первенство и превосходство над собой.

Поэтому лучшим другом короля во все времена является шут, который, одевая на себя чью-то маску, выявляет самую суть персонажа, срывая маску с него. Даже Ферзя оголить перед королем может только шут. Смотрите дальше его пустых шуток, за ними такая горькая правда, что океанов не хватит, чтобы ее выплакать. Власть шута в том, что он может стать кем угодно. Он таит в себе варианты, которые тасует как колоду карт. И даже ему порой неизвестно кого придется изображать. Шут–хамелеон. Но если хамелеон это хотя бы ящерица, то у шута нет личности, хотя есть тысяча личин. Это как фокус с кроликом. Шут – пустая шляпа, таящая в себе не то кролика, не то черта. Шут может затушевать и скрыть нечто, создать слепую зону, а может и ретушью приукрасить любое событие и сделать его колоссальнее и ярче. Шут внушает то, что он в себе создает. Но только дурак поверит в глупость шута. Ведь этот шутник навсегда усвоил правило Белоснежки – не затмевать господина. Он – тень людей, играющая на свету. Полночный шепот. Намек. Возможность. Переворот. Скачок . Он – ноль, замыкающийся в бесконечность...

10. Аркадий Маргулис, Виталий Каплан Наблюдатель. Верный босс Абдуллы.

Аркадий Маргулис, Виталий Каплан

Наблюдатель. Верный босс Абдуллы.

Репортаж из Газы

Наблюдение сродни чревоугодию: втянулся – остановиться невмоготу. Порой, правда, возникает желание передохнуть. Попытаться. Получается, но не надолго. И снова приходится, чуть прищурившись, неспешно зачерпнуть свежайшей лепешкой из глубокой, с припачканными краями, тарелки вязкого хумуса, окончательно закрыть глаза, и отправить лакомство в рот. Когда хумус касается нёба, ощущения такие, словно пальчики конфузливого подростка трогают нательное бельё девственницы. Но, к сожалению, наблюдать – это не только способность видеть, осязать и ощущать вкус.

Резкий, пронзительный вой сирены пребольно ударил по ушам, придав хумусу вкус железа. Во рту словно взболтали кровь.

Наблюдатель неохотно открыл глаза. По улице, разгоняя редкие, нещадно чадящие в отсутствие катализаторов и чуткого надзора, драндулеты, нёсся боевой бык. Схожесть с животным карете скорой помощи придавали «глаза» – проблесковые маячки, жонглирующие в ночи красными вспышками, и рога в виде полумесяца на капоте.

Наблюдатель с трудом проглотил недожеванный кусок лепёшки и благословил обитателей машины. Отчего-то он был уверен, что пациент амбуланса непременно выживет. Если наладит спокойный, без тревог, образ жизни – но именно сегодня ему ничего не грозит. Иррациональное восприятие, схожее разве что с безумным перекрёстком. С какой стороны к нему ни подъедешь, обязательно наткнёшься на красный плевок светофора.

Наблюдатель клюнул помидорчик, зачерпнул хумуса. Отправил в рот. Уже не то. Вкусно, но не то. Наподобие коитуса, прерванного случайным звонком:

- Прачечная?

- Нет…- тяжело дыша, - частная квартира…

- Простите, ради Аллаха...

И длинные гудки. Кому-то понадобилась прачечная в два часа ночи.

Снова сирена. Не такая пугающая, как в первый раз, но всё же переполошная. И ещё одна. И ещё. Наблюдатель глянул на небо. Чистое. Не война. Не авария. Не... Или эпидемия? Смешно. Где-нибудь в пугливой Европе повседневную жизнь Газы давно провозгласили экологической и гуманитарной катастрофой. Но что, скажем, немцу смерть – жителю Газы лишь неудобства. Здоровый народ. Выносливый, крепкий, мужественный.

Сирены не прекращались. Амбулансы шмыгали с интервалами в минуту- две. Что ж, трапеза откладывается. Наблюдатель не стал бы наблюдателем, если предпочёл телесную пищу духовной. Вышел из ресторанчика, притаившегося у дороги к местной больнице «Шифа», огляделся и, ничтоже сумняшися, отправился понаблюдать туда.

Местные жители реагировали на скоро-медицинское паломничество адекватно. Прятались по домам. Логика у коренных Газа-чадцев здоровая. Если на небе не наблюдаются инверсионные росчерки израильских ракет – значит, эпидемия, нашествие зомби или прочая напасть. Город хоть и миллионный, но инфаркты с такой частотой случаться не могут.

Путь до «Шифы» занял четверть часа. За это время Наблюдателя обогнала дюжина сиреногласных фургонов. Он даже слегка ускорил шаг, сомневаясь, что предположить. А докопатьсяя надо. Въезд в больницу. Поднялся шлагбаум. Задняя дверца «Скорой помощи» распахнулась. Изнутри в проём трудно протиснулся гигант с автоматом в руке. С матёрым господином «Калашниковым» – где сейчас без него! Следом из фургона выпрыгнул ещё один звероподобный, но весёлый. Встряхнулись и осмотрелись. Грозно цыкнули на скачущего по своим делам докторишку. Тот порскнул к спасительным дверям приёмного покоя. Путь свободен. Из кареты, по-хозяйски опираясь на руки верзил, выбрался упитанный господин, бородач в туго закрученном тюрбане. «Абдулла» - немедленно назвал его Наблюдатель, привыкший именовать своих наблюдаемых. Костюмы «Армани» не набирают статического электричества, но санитары предельно осторожничали, касаясь дражайшего господина. Наблюдателя не удивил облик тюрбаноносца. Болезным горемыкам как раз позволительно различаться с виду. Зато санитары обязаны походить друг на друга, как буддийские монахи на восемьдесят восьмом году изучения истин. Ведь они все, как один, худосочные студентики медицинских факультетов. Два амбала, вооружённых автоматами Калашникова, никак на буддийских монахов не смахивали. Когда троица исчезла в недрах больницы, Наблюдатель не удержался и заглянул в недра фургона. Эв-ва! Современный дизайн, шикарная отделка, телевизор, кондиционер, вентилятор. Телефонный узел, факс, ноутбук. Размножитель и уничтожитель документов – солидные, долговечные, навевающие мысли о бренности.

Наблюдатель обошёл машину. Всё, как полагалось. Даже почтенный водитель в белом халате, наделённый ответственностью за драгоценную жизнь пациента. Над кабиной всё ещё выплясывали проблесковые маячки. На приоткрытой двери полумесяц, исполненный рукой талантливого художника. Успокаивающая надпись. Визжа тормозами, подкатила ещё одна карета скорой помощи. За ней ещё одна и ещё. Из всех выбирались солидные граждане и в сопровождении вооружённых санитаров следовали в больницу. Странно, непонятно, слегка печально и тревожно стало Наблюдателю. Подобного наблюдать нигде раньше не приходилось. В новизне-то и заключалась прелесть наблюдения. Наблюдатель, всё видевший и всё знавший, превращался в творца.

Охрана больницы бдительна. Строга. Вооружённые санитары пристроились за спинами своих подопечных. Несомненно, хронических страдальцев – иначе, откуда бы их подробно знали на входе. В ответ они важно кивали больничным. Двери открывались сами собою. Наблюдатель незаметно пробрался за Абдуллой. Вошёл и ахнул. Будто гром ударил с небес! Ему почудилось, что собранные с миру по нитке гумманитарные миллиарды долларов, все разом пошли на обустройство благословенного храма здоровья. Вестибюль напоминал холл элитной гостиницы. Палаты – пятизвёздочные номера. Пациенты полны оптимизма и уверенности в благополучном исходе. Медсёстры многочисленны, сметливы и заботливы. Врачи мудры, терпеливы и компетентны в своём благородном предназначении. Количеством наравне с неквалифицированным персоналом. Современное оборудование. Новейшие технологии. Высочайший уровень диагностики – рентген, ЭКГ, УЗИ, МРТ, ещё что-то, до сих пор невиданное. И вездесущие журналисты. Экие молодчины, взялись за ум! Вместо набивших оскомину занудных репортажей об оккупации возвышенные панегрики гумманизму!

Ощущение нереальности побудило Наблюдателя выглянуть в окно. Наружу. Снаружи – Газа. Неумытая, грязная, нищая. Ну и что? Пусть, зато здесь можно похворать в своё удовольствие! На высочайшем уровне! Полечился в Шифе запуганный мифическими еврейскими оккупантами рядовой палестинский труженик, подзарядил аккумуляторы и обратно, физиономией в жижу повседневности. Наблюдатель решил было покинуть «эталон здравоохранения», но вовремя вспомнил, зачем вошел. Ага, наверное, так же происходит и с отпетыми журналистами. Забегут в больницу поснимать пациентов – раненых, искалеченных, умерших, а попадают в иной мир, коий покидать невероятно жаль.

Странные страдальцы, оберегаемые вооружёнными санитарами из карет «скорой помощи». Куда- то исчезли. В палатах Наблюдатель их не встретил. На процедурах все, что ли? Но нет их ни в перевязочной, ни на рентгене, ни в сестринской, ни в ординаторской. Наблюдатель остановился у лифта, охраняемого автоматчиками. Рядом был другой лифт, и почему-то показалось, что именно в этом отыщется пропажа. Быстрой тенью Наблюдатель скользнул в подъёмник. Особый объект, отдельный, обороняемый вооружёнными охранниками. Но вовсе не подъёмник, а спускатель. Минутное дело – мягкий и нежный перенос. Минус первый этаж.

Замечательное пристрастие – наблюдать. Именно в этом предназначение Наблюдателя.

Вначале информационный куб не привлёк внимания. Куб, как куб, разве что чрезмерное количество мониторов и антенн сотовой связи. Две сестрички в белых, скрывающих формы балахонах, пугливо жмутся друг к дружке. Суровые мужики в камуфляжах бесцеремонно рассматривают женское присутствие. Нельзя! Но кто их остановит! Напряжённая зона. Коридорные пространства уставлены больничными койками. С больными. По узким проходам снуют туда- сюда гонцы в белых халатах – ни санитары, ни медсёстры и не врачи. Видно, умельцы проникнуть в любой отверстие. Кто они и откуда? Наблюдателю никак не удавалось сопоставить верхние, образцово-показательные этажи клиники с минусовым и он заглянул в первую же палату. Оп-пань-ки, знакомый из «амбуланса». Болезный Абдулла в тюрбане.

Выглядит респектабельно, как и раньше. Один. Интерьер палаты слегка напоминает внутреннее убранство кареты «скорой помощи», но гораздо внушительнее, с размахом. Со вкусом оборудованный офис. Над головой Абдуллы портрет шейха Ясина. Обнадёживающий вид. Здесь легко разместились бы шесть- семь больничных коек, но пока лишь стол, лидерский стул на колёсах и прочие канцелярские нужности. Из стен нелепым напоминанием торчат останки кислородных систем, шланги, ещё шланги и чудом сохранившийся звонок вызова медперсонала. «Как хорошо оставаться Наблюдателем» - подумал Наблюдатель и закрыл дверь. Быть создателем подобного мира ему никак не хотелось. Он пробирался по узкому проходику между койками с взывающими о милосердии больными. Наблюдатель открывал двери палат. Офисы, офисы, офисы! Одни офисы – а пациенты в коридорах. Последняя дверь. Ох-х-х! Просторное, светлое помещение. Единственная кровать у окна. Измученная женщина, опутанная системой жизнеобеспечения. Мониторы, провода. Провода, мониторы. Исправная, хоть и не уверенная амплитуда пиков сердечной динамики. Тишина.

Наблюдатель хотел уйти потихоньку, чтобы не потревожить страдалицу. Даже отворил дверь, когда в палату ворвались медсестры из информационного куба. Взглянули на монитор. Схватили друг дружку за руку, отчаянно закричали навстречу мужичонке в тюрбане, влетевшему в палату и с разбегу наткнувшемуся на них. Ага, снова неугомонный Абдулла! Молитвенно заломил руки, запричитал:

- Прошу... Ступайте прочь... Кто знал... Хозяин едет...

Женщины не впечатлились, лишь сильнее переплели пальцы. Абдулла метнулся к кровати, но и они сдвинулись и снова не позволили ему приблизиться. Он грязно выругался. Наблюдатель с тревогой повертел головой. Никого. Сомнительно, чтобы подобные слова кто-нибудь повторил в присутствии свидетелей. Так оскорбить женщину? Да родственники спустили бы сквернослова на собственных кишках из окна. Хотя куда там, минусовой этаж. Тогда просто растащили бы по частям на месте.

- Уйди! Нельзя! Она умрёт! – вскричали женщины.

Абдулла снова выругался и плюнул им под ноги. Поняв, что самому не справиться, выскочил в коридор. Позвал на помощь против занудливых медсестёр. На призыв примчались крепыши в одинаковом камуфляже. Эти не разговаривали. Видимо, привычные к «хирургическим» удалениям. Девушек подхватили, и, не обращая внимания на протестующие вопли, выволокли из палаты. Абдулла с остервенением принялся за койку. Подёргал. Но она не поддавалась. Проверил тормоза – опущены. Поднял, снова толкнул. Обиженно затопал ножкой. Крепыши появились снова. Поднатужившись, сорвали непослушную каталку. Тихонько, почти беззвучно разошлись жилы, державшие недвижимую страдалицу по эту сторону бытия. На стене повисли обрывки. Обиженно вздохнул кислородный балон. Горные пики, означавшие жизнь сменились горизонталью смерти. Отмучилась.

А в бывшую палату уже вносили канцелярские атрибуты. Совещательный стол красного дерева, кресла, компьютеры, телефонию. Вокруг суетились знатоки, подключая оборудование. Их подгонял Абдулла, видимо, крупный специалист в своей насыщенной работе. Проверил исправность, вытер со лба пот. Вздохнул облегчённо. Успел! Послышались быстрые шаги и палату уверенно, словно не в первый раз, вошёл Исмаил Хания, лидер исламского движения сопротивления ХАМАС. Сел в кресло. Пощёлкал клавиатурой. Взглянул на часы. На светящийся монитор. Щёлкнул пальцами. Абдулла подскочил вплотную:

- Уважаемый босс, я здесь!

- Ах, да... Ты верен своему слову, Абдулла... Я – тоже... Учти и помни... Погоди, было бы неплохо протереть экран, - заметил лидер, глядя в сторону.

Экран увлажнили спиртовой салфеткой.

- Что-нибудь ещё, господин? – благоговейно прошептал Абдулла уже в дверях.

Хозяин сделал терпеливый жест ладонью.

- Аллах велик! Поехали! – приказал в телефонную трубку и удовлетворённо откинулся в кресле.

Наблюдатель молча стоял за его спиной. Хания смотрел на монитор. Картинка разделялась на несколько квадратов с видами Газы. В эту секунду город выпускал из себя сотни маленьких стрелок «Божьего гнева», мгновенно превратившись в некоего гигантского дикобраза, сбрасывающего колючее оперение. Отмщение с юга не заставило себя ждать. Сказочный город покрывался чёрными шляпами ответных попаданий. Точных, потому что точечных. Рвались хранилища боеприпасов, дробно рассредоточенных стратегами ХАМАСа в городских кварталах .

Наблюдатель сгорбился и медленно побрёл к лифту.

11. Гюльнар Муканова Лист із «Південної столиці» Казахстану

Гюльнар Муканова

Лист із «Південної столиці» Казахстану

На гостині в Казахському національному університеті імені аль-Фарабі побували відомий український поет, прозаїк, публіцист, перекладач , президент Міжнародної Академії літератури і мистецтва України Сергій Дзюба та письменниця, літературознавець, перекладач, журналіст, вчений – доктор наук з соціальних комунікацій, професор Тетяна Дзюба.

Республіка Казахстан готується відзначити 2 5-ту річницю здобуття Незалежності. В історії України та Казахстану – чимало спільного, що могли зауважити й наші гості-колеги. Попри недовгий час перебування, вони встигли дуже багато: прочитати лекції та провести майстер-класи, взяти участь у Міжнародній конференції, розповісти про Україну та свої творчі й наукові досягнення в інтерв’ю, подивитися мегаполіс та його околиці і навіть здолати гірську вершину.

Ми сподіваємося, що масштаби та краса університетського кампусу, велич гір Алатау і, звісно, казахська східна гостинність запам’яталися нашим друзям, відтак їм мріятиметься-прагнутиметься знову повернутися до Алмати, де є вулиця Тараса Шевченка та пам’ятник Кобзарю, де знають і сердечно співають українських пісень, а чимало казахів із приємністю згадують роки навчання у вишах України.

Журналістська спільнота Алмати з цікавістю спостерігала за перебуванням українців на казахстанських теренах. Діловий візит Сергія та Тетяни Дзюби, чудових перекладачів-дослідників, письменників і організаторів літературного процесу в Україні та за її межами, а Тетяна, окрім того, ґрунтовний науковець, – залишив, справді, незабутнє враження. Вони – дивовижні працелюби, які своїм прикладом заперечують бездіяльність та лінощі, як спосіб життя! Тонка іронія, всебічна ерудиція, патріотизм та енергійність – ці якості українських друзів є гарантією нашого майбутнього ефективного співробітництва. Студенти та викладачі університету з великим задоволенням пригадують спільно проведений час. Тож очікуємо, що крос-культурні комунікації розгортатимуться і невдовзі з’являться нові книги та цікаві проекти.

12. Петро Остап'юк Вірші

Петро Остап'юк

Вірші

До Батька

Прости нам, Тарасе. У в’язанці – нам:

Живим, ненародженим, мертвоживущим,

Синам -накоренкам і «сучим синам » –

Ошматтю в оазі вселенської пущі.

Прости нам, що слухали твій Заповіт,

Мов трелі пташині погідного ранку:

– Красиво. То й що? Перемінений світ.

Проївся цей «нежить» про матінку-бранку!

Прости наші вуха, залиті медком

Про дружбу і «братство» сусідом зубатим,

У кого в богах – КГБ і партком,

І «ІІІ отдел», і ощирений атом,

У кого амбіцій – громаддя, і хлань,

І газу та нафти – на півпокоління,

І руки гребущі. До слова «Повстань,

Не дайся в модерне ярмо, Україно !»

…Прости нашій крові , що в море сплива

Що небо розколюють круки безпері

І сіють криваві «братерські» дива,

І рвуться з обіймами в душі і двері.

Встаємо. Під «градом» і «смерчем» – ідем!

І мати, і батько, й сини – в моноліті.

І вистоїм , виростим квітний Едем, –

У Вашім, Кобзарю, вже третім столітті.

***

…із душею – очі в очі –

Тихесенько собі гомонимо

Любов Проць

Не для похвал, не для гроша,

Н е д л я л ю д е й, т і є ї с л а в и –

В тіснім тандемі – я й душа –

Плекаєм слово нелукаве.

Яке воно – роса? вогонь?

Дитячо -сонне лепетання ? –

За брамою утеч- погонь

Розсудить правота остання.

А поки – лиш моє й мені:

Бальзам, химера, потороча.

Як пшеничина в бур'яні.

Як на щоці коса жіноча…

МАЛЮНОК З НАТУРИ

Росте черешня

в мами на городі…

Микола Луків

Неначе у пісні ‒ стара-престара.

І так уже схожа на долю вдовину.

Та якось наврочив їй вітер: «Пора».

Ударив, нагнув і зламав, як стеблину.

Отак і стримить черешнева культя,

Розгорнутий циркуль печального крою.

І в’яже дві лінії ‒ смерті й життя ‒

Тонка пуповина, що зветься корою.

Та, видно, черешня не знає про те,

Чи спала заміцно у ніч ураганну,

Чи знає, а просто прощально… цвіте

І вранці росою закроплює рану?

А крони ‒ аж білі в тернині й траві ! ‒

Чекають на бджілку , надіються літа

І світу голосять: «Ми справжні, живі,

Ми тільки не годні у небо злетіти.

Нам сонця б для цвіту ‒ а сонця нема.

Нам соку б ‒ а соку нема, як зимою.

Це ще Україна , чи вже Колима?

Чи вже Україна стає Колимою ?»

Ще сниться їй, мабуть, тичинівський дзвін,

І птах, і людина , і синь вечорова .

Нехай ще силкується встати з колін,

Хай пнеться, хай вірить, що стане здорова.

…Згасає черешня . По краплі ‒ вмира.

Снує в пелюстках мурашня знахабніла.

Черешня із пісні ‒ стара-престара.

Черешня-душа, що молитви не вміла.

ПАСТОРАЛЬ

Поставлю хату і кімнату,

Садок- райочок насажу…

Тарас Шевченко

Таки поставлю дім, неначе храм,

Де сам собі – пророком

і суддею.

І насаджу тут щастя міліграм,

І поселю струмок і орхідею.

Її навчу співать, його – цвісти:

Нехай собі бесідують премного.

Їх небом заслоню від глупоти,

Від завірюх і погляду лихого.

Незле б іще придружити до них

Ісусове розп'яття й голос мамин.

А між книжок, як варту, – Книгу Книг,

За склом – пейзаж з осінніми

димами.

Нехай Тарас не омина цей дім,

Співає , будить – у цвіту

й безсиллі.

Нехай Ликера світиться при нім,

Ота, що вмерла на його могилі.

На омовіння людям і вітрам,

У стінах сущих , на свята

й на будень –

Таки поставлю дім собі, як храм.

Лише у нім наміток хай не буде.

Хіба одна…

ВЕЛЕСНИНИ

Моєму другові

Михайлові Черемшинському

Отут живу. Мій Велеснів отут,

На всю країну іменем єдиний.

Моя твердиня. Мій земний редут:

Веснянки , велеснянки –

Велеснини.

Тут Велесові дзвони не змело –

Відлунює черідка давні гами.

З Трипілля виіст óрює село

Кремінними мужами і серпами.

У Велеснева пам' ять не хитка :

Шанує хліб і поминальні свічі,

Подвижницьке горіння Гнатюка,

Псалом і піт у сущому сторіччі.

… Отут – живу. Моя твердиня тут:

Пісні і люди, злі і теплі днини.

На людський суд із Велеснева йдуть

Мої синівські щирі велеснини.

Травнева елегія

Послухай цвіт черешні і бузку.

Цю яблуневу патоку послухай.

Спливає день росою по листку –

В Отця, і Сина, і Святого Духа.

Травневу повінь не перебрести.

Пелюстки плинуть із ніде в нікуди –

Чиїсь комусь невислані листи,

Чиїсь цілунки на заснулі груди.

Малює травень повість гомінку.

Туманить очі тепла завірюха.

Послухай цвіт черешні і бузку.

Цю яблуневу музику –

Послухай!

Зимова дорога

Зав'язли обрії в снігах.

Земля і небо – білим-білі.

У білизні штрихують шлях

Шпилі тополь осиротілі.

Рокоче стишено двигун:

Також боїться відірвати

Заснулі краплі літніх лун

Від коконів живої вати.

Змітає мливо херувим

Із жорен вічності священних.

Так наче савани живим.

Так наче сукні нареченим…

Хроніка морозного літа

…А летілося.

Млілось.

Цвілось.

На орбіті, де вмерти не страшно.

Та хмариння злотавих волось

Розхитало дорогу вчорашню.

От і падаю, майже болід.

Обганяю вітри і століття.

Вже не час проминаю , а світ –

Світний світ яблуневого цвіття.

Не скричу в наготі:

– Аз воздам!

Не склинаю вчорашньому дневі.

Ну, спіткнувся, як древній Адам

На проблемнім едемському древі.

Підсоби мені, Творче, – лиш Ти –

Воскреситись чи тихо згоріти,

Не залізом упасти, а цвітом

У цвинтарний вігвам самоти.

Чи – відтанути, відпопеліть,

І – узріти Путивль на світанні,

Де жона Ярославна стоїть.

На валу. В самоті. У чеканні.

Запитатися, як воно їй –

Без помади, без кремів тональних?

Чи стоглавий чорнобильський змій

Не навіяв пісень поминальних?

Чи не холодно стільки століть –

Без дублянки, без рідної крові?

Німотує княгиня.

Стоїть.

Тихо молиться

Сонцю й Дніпрові.

…Перебратися в еру,

Що мрій

І звитяг породила неложних.

Де вмирали Остап і Андрій.

Умирали по-різному

Кожний.

…Перетнути століття нове,

Мовби рідне і мовби вороже,

Де матуся кигиче-зове,

А дітей поскликати не може.

Загніздились по виріях десь,

Де не холодно,

Де не безхлібно.

Де комфортно і затишно – днесь!

А вітчизняних сліз не потрібно…

Ой мудровано-глупий наш світ:

Все по колу, все колесом, кругом.

…А черешня регоче в одвіт.

…А лелека

простує

за плугом.

Не приведи, Господи…

Відпоминають сіроманці нас…

Відвиють тризну за всіма-усіми,

Хто підживив чорнобильський фугас

Плутонієвим серцем Фукусіми.

Фугас той – наш. І поруділий ліс.

І місто із печаттю недоріки.

Й ріка правічна, що крутнула в Стікс.

І ця країна, де «молочні ріки».

Нам відкіля цей біль –від глупоти?

Чи місця бракло в первозданній ніші?

Чи на мажорах привезли брати –

Оті, що серед рівних найрівніші?

А може, Янгол Третій завітав

Полин-зорею на прокислі душі?

Вповзає стронцій – крадькома, як тать, –

У хліб-і-сіль, у сакуру і суші.

Повторимо Гоморру й Вавилон?

Наслідуєм квітучу й мертву Трою?

…Не вихлюпало шоломами Дон.

…Не голоси Вітчизни за горою.

В якім сузір’ї вирити бліндаж,

Поберегти (на ПОТІМ?) хліб і сало?

Народе смуглий, косоокий, наш,

Невже нам сорок п’ятого замало?!

Усе було вже. Світе, не дурій:

В могилу власну власними ногами…

Втинає доля в савани сувій,

Що починався небом – не снігами.

ЛІСОВЕ

Йду собі. Серед тиші й тепла.

Між дубами та віялом кленів.

А зі мною ‒ пташина мала,

Сірий лоцман у морі зеленім.

‒ Підкажи ж мені, пташко, де гриб.

Ви з ним, начебто, ближче знайомі.

Ми на пару й шукати могли б

У твоєму зеленому домі.

Я сьогодні у тебе в гостях.

Нагодилась, бач, вільна година.

Я твій приятель, хоч і не птах.

Я не ворог твій, хоч і людина.

Можеш сісти мені на плече,

Відпочити, своє проспівати.

Це в нас липень, тому й гаряче.

А по-пташому як його звати?

Розкажи мені, як воно там,

Біля хмар, у блакитному дзвоні?

Я по снах у дитинстві літав,

А сьогодні і сни мої ‒ сонні.

Розправляй же крильцята малі.

Та й ходім по гриба у зелене.

Ти по небові, я ‒ по землі.

А між нами дуби, як антени…

***

Узимку сільські молодиці –

як варта

тепла,

і життя,

на потому і днесь:

стовпами димів підсобляють

атлантам

тримати підмерзле

склепіння

небес.

МАТЕРІ

… І не зміг заробить монумента

цей наївний франк чи дуліб,

бо не зміг він знайти момента,

щоб узяти патент на хліб.

Василь Симоненко

Цілує мати перший огірок

І першу картоплину,

Як ікону.

Цей світлий жест,

Як перший мій урок,

Напевне, пам’ятатиму до скону.

То хліб новий, ‒ матуся каже.

Хліб…

І я, німий, схиляюся до нього,

Як Симоненків мовчазний дуліб:

‒ Так будь, предтечо хліба головного.

І голос мамин кропить сивина.

Це ж тре ’ було зуміти в тридцять третім,

Щоб земленька плодюща і ситна,

Стількох не вберегла своїх поетів!

Стількох неюних! Молодих стількох!

Стількох у сорок сьомому сивілих.

Нехай простить їм милосердний Бог,

Що запастись картоплею не вміли.

… Цілує мати перший огірок

І першу картоплину

При молитві.

Цілком не «круто». Хочеться зірок.

Охота б неба в погреби налити!

Не дефективні. Тільки геть малі,

Гординею набиті

Хібакусі*.

Якщо є здобна скибка на столі.

Якщо не пустка

На ллянім обрусі…

‒‒‒‒‒‒‒

* Хібакусі ( з япон. ) ‒ ті, що бачили бомбу ( атомну в серпні сорок п’ятого ‒ П. О.

* * *

Вже осінь, доле. Йдеться до зими.

В майстерні часу вибілено скроні.

Сонливий вітер. Недоладні ми.

Між яблук зачастили заборонні.

Каштанні свічі воском обнесло –

Ще позолотним – на розмову з Богом.

Згасає грань між «снилось» і «було».

Вчорашнє слово блякне за порогом.

Вже осінь. Осінь… Але ж не зима,

Не похоронна білизна у світі!

Помовчимо за тим, чого нема.

Потішимося тими, що зігріті.

Вже осінь. Тиха, як Господній дім.

Зірниця гасне в досвітнім безмежжі.

Ти, днинко, вже прокинулась? Ходім.

Дорогою, котра мені належить.

* * *

…Заки море перелечу,

Крилонька зітру.

Богдан Лепкий

Краплину тиші вечір заповів,

краплина слова виросила з тиші.

…Пополудні ватага журавлів

стрясала осінь зойками в узвишші.

Солоний крик

у правильнім ключі

звисав дощем на землю занімілу.

Їм, звісно, страшно й холодно

вночі.

На всю мандрівку

до живого Нілу.

Напевно ж, їм вернутись

не усім.

Тому і лемент

під порогом тризни.

Чи с л і д –

не поминальних голосінь –

по н і м – весною –

в лоно материзни.

…Минається мінорна дивоглядь:

правічно-гостра, небесами дана.

Осінні сни журавликом болять,

Розпукою і Словом

від Богдана.

СОЛО ЗНЕРВОВАНОЇ ЗЕМЛІ

Світлані Антонишин

Ще праць і праці.

Ще такі завали

на помайданнях правди і хули –

а вже мене, сердешну,

поховали,

у пам'ять,

як на цвинтар,

віднесли…

Уже ж було.

Достатньо аналогій

(Як тричі був поборений Кавказ).

Всього траплялось на мені, не вбогій,

а особливо – брехлуватих фраз.

…Падкий наш люд

на сльозові концерти.

Та – медовуху

з погребів моїх.

Та – поквиліти,

що Вітчизна мертва.

Із підвиванням.

Світові па сміх.

На плач

єдино сподобила Сина.

Та на такий,

що глухнули царі,

що падати стидалася

росина,

як в ніч вели Катрусю матері.

А по Тарасі –

Леся богорівна

горіла й квітла

в Пісні лісовій.

А перед ним –

полтавка Чураївна

ішла на страту,

наче йшла у бій.

Таки жінок мені не бракувало,

Котрі й набат, і воскрешальний дзвін.

Квітують Словом,

щоб весни – навалом.

Не клякнуть –

то й не зводяться з колін.

Впивались небом, і сміялись болем,

і нині мріють, квітнуть – не ячать

у грозах Вінграновського Миколи,

В жертовності Довженкових дівчат.

То що ж ви, хлопці (покручі козачі?),

хмільним дощем шкребетесь по вікні?

Живуть мої бережниці. А значить –

була і буду. Змінюйте пісні!

Світанкові медитації

…Змалів, мабуть, відголосів

На сни і словеса юначі:

Щось надто наповзло іксів

З умов житейської задачі.

То слово блисне, як сльоза,

І рими являть першоцвіття –

То хтось чиєсь уже сказав,

То опізнів на два століття.

Сумнівні блага й полини.

З млина марнот – вітри й полова.

Осінньота в гаях весни.

Морозна тінь чужого слова.

Руїна топче спраглі дні:

Катком – на безголов і втому.

Мудрець чи муж напише «Ні» –

Лиш чим? – на синьо-золотому.

***

Торкаюся слова ‒

Неначе торкаюсь

Вогню.

Висвічую серцем,

Смакую,

Вигранюю оком.

А раптом

Споганю?

А раптом

Його оскверню?

А раптом ‒

У славі? ‒

Від слова згорю ненароком?

Торкаюся слова,

Мов квітку торкає

Бджола:

Чи ж пахне медово?

Чи справжнє

В леліяній фразі?

Боюся зронити

Й росинку

Живого тепла.

Боюсь затопити в потоці

Свавільних фантазій.

Торкаюся слова ‒

Неначе буття

Таїни.

Вишукую

Ніжне,

Високе,

Бентежне,

Крилате.

Торкаюсь до вірша,

Мов перший

Ручай

До весни.

Аби,

Наче вперше,

Співати.

Заповітне

В Ісуса Слово –

Золоте.

Тарасове –

Повік не згасне.

Молюсь обом.

За нас.

За те,

Щоб не взялося цвіллю

Власне.

* * *

Поміж тисяч облич

на вокзалі примарних чекань,

на пероні надій,

де надії убогі і кволі –

на пожнив'ї життя

я, здається, Тебе відшукав

і ночами, вві сні,

потихеньку докрадую

в долі.

Сни гірчать полином.

Замикають під вії зорю.

Позіхають листком,

із якого росинка упала.

По вагоннях подій

переносять світлину Твою,

що жива і живе,

і по віршах ступа,

як по шпалах.

Не поблякнути снам.

Не затінить вогню омела.

Поміж днів і дощів,

поміж вибором

«хочу» і «мушу» –

хай коротка весна,

хай не надто привітна – була!

Від її промінця

напуваю засніжену душу…

* * *

У цім вертепі бруду й глупоти,

В оркестрі балалайки і ґобою –

Цвіте оаза на імення Ти,

Засвічена і явлена Тобою.

У цім Едемі – пасторальні сни.

Тут час пливе, мов кінопроба сота.

Тут голос літа, й крапелька весни,

І ллється з пліч осіння позолота.

У цім саду – життя хмільний м’якуш.

В цім небі – ні кровиночки, ні плями.

Лиш Ти, прошу, гармонії не зруш.

Над казкою. Над солов ’єм. Над нами.

* * *

… А літо минуло. Погасло. Спливло.

Принишкло в сінах. Заблукало в колоссі.

Скінчилося, наче його й не було.

Вітрами у листі виспівує осінь.

Вогкими туманами синь затягло.

Насупилось небо, усміхнене досі.

Ще справжнього літа у нас не було,

То звідки ця осінь? Навіщо ця осінь?

Куди поманила серпневе тепло?

Про що у дротах телефонних голосить?

Та ж літечко ще ‒ а не вже ‒ не цвіло.

Таж в серці моєму ніяка не осінь.

Я мушу це літо вмолити:

‒ Не йди!

Я мушу спинити його на причалі.

Без нього (без тебе!) надалі куди?

Куди і навіщо іти мені далі?..

Сміялося, квітло, світилось ‒ було.

Сміється, цвіте ‒ у твоєму волоссі.

Заквітне, всміхнеться, розхмарить чоло.

Ну хто каже: вересень? Хто каже: осінь?

Закутаю в ласку тебе, як у плащ.

Губами з лиця повизбирую тіні.

Ти тільки не хмарся. Ти тільки не плач.

Ти тільки не вір цим тривогам осіннім.

АПАСІОНАТА

Ця мить ‒ лише наша.

Ця мить ‒ лиш моя і твоя,

Дарована випадком,

Долею чи чаклунами.

А може, з осколків

Нова народилась зоря,

Розплющила очі

І стала у Всесвіті

НАМИ?

Ця мить ‒ непорочна.

З цілющої ткана води.

Без краплі лукавства,

Без фальші у жодному слові.

Без миті облуди.

Без тіні хмільної біди

У хвилі останній

Дитинного моря любові.

Ця мить ‒ горобина.

Та, певне, світліших

Нема.

Колисана снами.

Занурена в скроні гарячі.

Ця мить ‒ сама ласка,

Розпачлива ніжність сама,

Помножена тричі

На всі помилки і невдачі.

Ця мить ‒ прозориста.

Вона зацвітає бузком.

Березовим соком тихенько дріма

Під губами.

Зітхає прощально,

Хвилюється синім ставком.

Тремтить, наче пташка,

Яку ненароком піймали.

Ця мить ‒ благовісна.

Земна і така неземна,

Що слів не знайти,

Що небесної музики ‒

Мало.

Така неповторна,

Така фантастично одна,

З якої, мабуть,

На планеті життя забуяло.

* * *

Я вже не я ‒ луна твого вогню.

Відкрита мною. Лиш мені відома.

Зову тебе. Живу тобою. Сню.

Це істина. Це просто аксіома.

Я був стежина. Лінія. Пряма.

Одна з байдужих паралельних ліній.

Із тих, яким перетину нема.

А як же ти в моїй весні осінній?

Я був земля. Пустельна. Крижана.

Ти дощ була, що гасить сни космічні.

Така небесна і така земна.

Така жадана, як весна у січні.

Тебе, мов книгу, ледь відкрив. На мить.

Ще літ і літ роковано читати.

Хіба то зле, як серце так болить?

Іще ж не крапка. Не кінець цитати.

Ми ж недалечко. Ми таки удвох.

В нас рідні душі, а не сни чернечі.

В нас тільки ранок. Досвіток. Пролог.

В нас тільки день із голосом предтечі.

Нас не один осудить і розпне.

Хтось губку з оцтом рад би вже подати.

Хай розпинають. Та лише мене.

А ти ‒ зостанься. Під хрестом ридати.

Опівнічна каватина

Коли нап’ється днина суєти

Й зімне блакить на зорі вечорові –

Скресає храм. У нім, як завше, – ти,

Смагляво-тепла, із вогню та крові.

Десь поруч – я. Засліплений типаж.

Несміливий. Розгублено-дитинний.

Ані коханець, ні фальцетний паж –

На вітражах ладнаю серпантини.

Цілую голос. До сигналу «Стоп».

Очима рук торкаюся: медові!

Гнуздаю серце – втишую галоп,

Щоб не злякати дива на півслові.

Стільці – навпроти. Очі – тет-а-тет.

(Так тепло в них дивитися – в жіночі!)

Та щось не дуже між зіниць прикмет,

Що зупиняють серце серед ночі.

Напівпорожня бесіда тече.

Буденні справи. Де там, справенята!

– Тобі полик не стягує плече?

В цім обладунку мало не розп’ята.

Півпогляд-блискавиця :

– Та… мабуть…

– Допомогти?

Спиниться стане сили?

– А потім нічку півні розклюють…

– І день – воскресне? І життя – закв úле?

– Чому «заквиле»? Заструмоче – так.

І ти цвістимеш, як цвіла донині.

– Можливо, інший з’явиться мастак…

– …і затушує сторінки полинні.

– А… як же… ви?

Звичайно, віддалюсь.

Я вже казав це не в одному вірші.

– Ах, ви поет…

Авжеж, тому й боюсь.

За всі рядки для тебе, не найгірші.

– А як же гонор? Чоловіче «Я»?

– Хіба тобі не все одно, мій світе?

Зоря горить. На те вона й зоря.

Хіба зорі обов’язково гріти?

– Таж ви казали: Ждатиму. Роки.

– І перестав?

– А звідки маю знати?

– Так доторкнися серденьком руки:

Чи є міцніші на землі канати?

– Канатів різних людність наплела.

Лиш не на те, що молоткує груди.

– Що ж, зачекай достойного тепла.

Моє – таке. Навряд чи іншим буде…

* * *

І все-таки до тебе думка лине…

Леся Українка

І все-таки… В тернині суєти

Вона живе. Зав'янути не в силі.

Не вбить її, в архів не віднести –

Забарвінкує й на моїй могилі.

І все-таки щебече і сія.

Морозить душу. Воскреса душею.

І має світло-сонячне ім'я.

І сни гарячі дріботять за нею.

В заметах долі стежку промете.

Подасть води, як спека в'яже слово.

Насіє з неба світле й золоте,

Заплаче-засміється веселково.

…Минають миті. Місяці. Роки.

Стриножена, до Неї думка лине.

Хоч інколи й неблизько.

До руки.

До голосу пресвітлої людини.

* * *

…д а л е к о, а ж н е м а…

Микола Вінграновський

Набудував собі химер.

Одну заштрихував під мрію.

І стала тягарем тепер:

Приспати – жаль, нести – не вмію.

Хіба, як вензель, край вікна

До шиби пришпилю химерне:

М о в л я в , б у л а . Б у л а – м а н а.

Б у л а? Б у л а. Н е в е р н е.

***

Осінній листок до веранди забіг,

Зачовгане видиво сонця і грому.

Либонь, від зимниці тікав з усіх ніг,

А людські підбори зостались на ньому.

Мабуть, допомоги у вітра просив.

І той підсобив, пам’ятаючи літо,

Де вранці з листків крапелина роси

У вітрові очі дзвеніла привітом.

Вмивала-будила:

– Прокинься, мерщій!

Ти й так переспав уже цілу хвилину.

Деревам і людям забракло дощів.

Можливо, зустрінеш вагітну хмарину?

Можливо, дармує у небові друг,

Що має холодну і стриману вдачу.

Проси, хай остудить спек óту навкруг.

Можливо, я чимсь тобі потім віддячу.

А легіт листкові нарадив згори:

– Також не лінуйся. Вмивайся раненько,

Надвечір із сонця збирай кольори,

Маскуй, до пори, зайченя та опеньку.

Можливо, під осінь їх знову бракне…

– А що таке «осінь»?

– Питання цікаве.

Тоді вже непросто зустріти мене.

Одягнуться в сонце дерева і трави,

В оте, надвечірнє. А ти – полетиш…

–… Ну звідки я знаю, куди? Таємниця .

Ти тільки свій голос на спомин залиш:

Можливо, й тобі, і мені знадобиться…

…Осінній листок до веранди забіг…

топ

Альманах "Порт-Фолио" был основан в августе 2001	Форум Lingvistica BV
Альманах "Порт-Фолио" был основан в августе 2001	29 июня 2015 26-12-2016

	Домой \| содержание \| Обзорная карта \| значок легенда
	ТЕКУЩИЙ ВЫПУСК 239 Ноябрь 2016
	PORTFOL@GMAIL.COM PORTFOL@GMAIL.COM