Наталья Приселкова.

Рассказы

                       

Так начиналась жизнь...

     Я родилась в Москве, в моей любимой Москве. Родной город начался для меня с родильного дома имени Грауэрмана.

     Детство мое прошло на Большой Молчановке. Родители были артистами Московского театра оперетты: мама – балерина, папа – актер и режиссер. Поэтому мои первые шаги проходили за кулисами этого театра. В три года я уже исполняла все женские арии из оперетт. Особенно нравилось мне петь «Без женщин жить нельзя на свете, нет», пританцовывая канкан. И кажется, все было  предопределено в моей судьбе, но в 51-м году на гастролях в Грузии от разрыва сердца, как тогда говорили, умер папа. Мама перешла работать в Москонцерт, и бабушка, папина мама, взяла надо мной опеку, предоставив маме полную свободу. Мама уезжала на гастроли, и восемь месяцев в году ее не было дома. Когда я вела себя не очень хорошо, бабушка грозила: «Вот мать приедет – я ей всё расскажу!»

     Утро начиналось с завтрака – это была ненавистная манная каша. В 10 утра по радио начиналась детская передача. Я брала свой стульчик и садилась около репродуктора. Телевизоров тогда еще не было. И, слушая очередную сказку, я воображала себе прекрасные картины.

     Потом мы шли гулять на Гоголевский бульвар, проходили мимо ресторана «Прага». Закусочная «Праги» была тем местом, где мы отмечали маленькие праздники. Любимым блюдом был салат оливье – его подавали в красивой квадратной салатнице. Затем шел бульон со слоеным пирожком.  Салат оливье на всю жизнь остался символом праздника.

     Иной раз, когда я вела себя очаянно плохо, бабушка пугала меня: «Вот умру, мать будет кормить тебя одной селедкой...». Почему селедкой, не знаю, но мы рыдали в объятиях друг у друга: одна – понимая, что жизнь не бесконечна, а другая – как раз не понимая, почему ее любимая бабушка должна непременно умереть и оставить ее одну. И это случилось когда мне исполнилось 13 лет.

      Я сразу стала взрослой, вернее, я должна была ею стать. Мама не могла бросить работу и продолжала ездить на гастроли. Я оставалась одна. К тому времени мы переехали с Большой Молчановки в дом, на первом этаже которого располагался Смоленский гастроном – угол Старого Арбата и Садового кольца.

     Это было время взросления. В том океане человеческих судеб я набивала себе шишки, падала, вставала, шла дальше по тернистой дороге жизни, оказываясь порой в страшных ситуациях, должна была искать выход из лабиринтов – иногда заливаясь слезами от жалости к себе, вспоминая свое безмятежное, бедное, но такое счастливое детство, которое подарила мне моя бабушка – Лидия Дмитриевна Шабанова-Мораити.

Кукла

     Серебряный переулок начинался как раз от Большой Молчановки и выходил на Старый Арбат. На углу, через дорогу, находился «Детский мир». Это был сказочный магазин! В обувном отделе красовались блестящие галоши и ботиночки, все одинаковые – для мальчиков и для девочек.

     Во втором отделе продавались тетрадки, блокнотики, альбомы для рисования, цветные карандаши и волшебные переводные картинки.

     Ну а третий отдел – царство игрушек. Стоит ли рассказывать о счастье проведенного там времени! Скажу только, что голова кружилась от этих пупсиков, куколок, мячиков и мишек.

     Но однажды, когда мы зашли в этот отдел, мое сердечко заколотилось по- особенному сильно: на витрине стояли  куклы – в кружевных платьях с косичками, с закрывающимися глазами. И, ко всему прочему, они говорили «Мама». Это же была мечта  всей жизни! О чем можно еще грезить, когда тебе восемь лет...

     Продавщица сказала, что эти куклы – из Германии, и стоят они целых сорок рублей! Я обмерла. Стояла у прилавка прилипшими к полу ногами: «Бабуля, мы купим эту куколку?»

     Я умоляла бабушку купить мне  куклу, слезы текли сами собой из моих глаз. Я даже перестала стесняться покупателей, которые посматривали с жалостью на рыдающую девочку, но бабушка была непреклонна: «Для нас это дорого. Вот мать приедет – пусть покупает тебе, чего хочешь». И мы ушли из магазина.

     На другой день я не захотела идти гулять на Арбат: там всё напоминало о волшебной кукле. «Хорошо, - предложила бабуля. – Пойдем на Собачью площадку».

     Это был сквер. Там всегда гуляло много детей. Принято было приводить их и оставлять гулять в группах, то есть к воспитателю приводили несколько человек. В такую группу ходила моя одноклассница Леночка Мескина – мы были подружками. Леночка жила в отдельной квартире с папой, мамой и бабушкой. У них были целых три большие комнаты и даже телевизор!

     Я сразу увидела Леночку. Она прижимала к себе ту самую волшебную куклу! Я поняла, что бедные и богатые бывают не только в сказках.

     Вечером у меня поднялась температура. Жар был довольно сильный, а когда я очнулась, то увидела, что на кровати сидит та самая кукла и смотрит на меня своими закрывающимися глазами. Не веря своему счастью, я взяла ее в руки, и она вдруг произнесла: «Мама!».

     Тут открылась дверь – и вошла моя мама...

Сестра Лена и моя история балета

     Любите ли вы танцевать так, как люблю танцевать я...?

Я просто обожаю. Господь одарил меня музыкальностью, чувством ритма и хорошим слухом. Когда в детстве я слышала музыку, звучавшую из репродуктора, мне не надо было придумывать движения, - ноги сами выделывали незатейливые пируэты. Краем глаза я видела, как завороженно смотрит на меня бабушка, единственный зритель моего детства. Занятия фортепьяно давались мне легко в силу природных данных. Но учить этюды и гаммы мне не хотелось. Намного интереснее было подбирать какую-нибудь мелодию на слух. И когда я начинала канючить, что не хочу больше учить урок, бабуля включала свое «оружие». Она спокойно говорила: «Ну что ж, жаль – могла бы стать пианисткой, это был бы твой хлеб. А так, будешь улицы подметать».

     Бабушка не могла себе представить, каким пророком она окажется. С грехом пополам я окончила музыкальную школу и много лет зарабатывала свой хлеб музыкальным руководителем в детском саду. А живя в Израиле, пришлось браться за любую работу, в том числе и мести улицу. И мне не стыдно об этом говорить: так было надо. Но до этого было еще далеко...

     Вернусь в свое  детство. Иногда к нам приходила моя двоюродная сестра Лена – гордость семьи. Она закончила школу с золотой медалью. Лена была много старше. Бабуля сначала вырастила ее, а уже потом взялась за меня.

     Если до трех лет я не желала есть вообще и плевалась любой едой, то к семи годам вследствие ежедневного поедания  манной каши стала довольно упитанным ребенком. Когда однажды  к нам пришла Лена, будучи беременной, посмотрела на меня и сказала: «Маленькая девочка, а уже толстуха», я обиделась и тут же парировала: «Ты на себя посмотри – вон какой живот отрастила!».

     Лена просто онемела от такого ответа, потом засмеялась и вышла из комнаты. А вскоре бабушка объявила: «Лена родила дочку – ты стала тетей». Мою племянницу назвали Светланой в честь подводной лодки, на которой ходил ее папа-красавец Лева.

     Летом мы все вместе жили на даче в Жаворонках, она принадлежала Лениным родителям. Светка была худосочным ребенком и тоже плевалась едой. Ей варили разные супчики с протерыми овощами и курицей. А я сидела напротив, как орлица, подстерегающая свою добычу, и ждала, когда Светка начнет плеваться едой. Тогда мне доставалось все, что она не доела, и я с вожделением доедала остатки. Это было так вкусно!

     Не дай Бог, не подумайте, что меня морили голодом! Нет, просто к тому времени я уже любила покушать и не отказывалась от предложенного.

     Однажды мы были в гостях у бабушкиной двоюродной сестры  тети Лизы Сокелари. Она испекла очень вкусное песочное печенье. Я ела и ела так, что потом было страшно вспомнить, и, пожалуй, не буду описывать эти картинки. Но станция метро «Площадь Революции» до сих пор помнит этот отвратительный эпизод. Ох, как же меня рвало этим печеньем!

     Но я опять отвлеклась от главного. Еще до замужества и уж, конечно, до рождения Светки Лена буквально бредила балетом. Она брала частные уроки у известной в те времена балерины Большого театра Нины Черкасской.

     Однажды Лена сказала: «Мы с тобой скоро пойдем в гости к тете Нине Черкасской». Мне было тогда лет восемь. В хореографическое училище при Большом театре брали детей с четвертого класса, то есть с десяти лет. Вот Лена и решила показать меня Нине Черкасской, которая там преподавала. Моя мама была балериной и работала в Московском театре оперетты. Вероятно, ее любовь к танцам передалась и мне. Она мечтала, чтобы я добилась тех высот, которых в силу жизненных обстоятельств не удалось достичь ей. Меня водили на балеты с участием Галины Улановой и Майи Плисецкой. Помню, во втором классе к новогоднему празднику мама за одну ночь сшила мне пачку из марли. Потом эту марлю накрахмалили и нагладили. Пачка получилась что надо! Но беда заключалась в том, что она едва-едва налезала на хорошо кормленную девочку.

     Всех детей в самодельно сшитых костюмчиках поставили в пары. Мальчики положили руки на пояс, девочки взялись за юбочки. Родители встали у стенки, и колонна двинулась мимо них по коридору в сторону актового зала. Меня поставили в пару с Юрочкой Белобородовым, одетым в костюм зайчика. Одно ухо торчало вверх, а другое падало, и Юра пытался поставить его как положено, но оно не слушалось. А моя чертова пачка лезла куда- то наверх, и я старалась оттянуть ее вниз, очень стесняясь от того, что всем видны мои цветные штанишки. В конце концов я доигралась: пачка на мне треснула. Картина получилась, достойная пера – родители тихонько похихикивали. А мне- то казалось, что я настоящая балерина. С тех пор мальчишки дали мне обидное прозвище: «жирная птичка».

     Я возвращаюсь к тому судьбоносному дню, который должен был определить всю мою дальнейшую жизнь. Меня красиво одели, Лена заплела мне две косы и сделала из них «корзиночку» с двумя большими белыми бантами по бокам.

     Я шла, как на праздник. Еще бы: я поступала в балет! С нами пошла Ленина подруга Ирочка Плутавина. Ее бабушка дружила с нашей бабушкой, ее мама – с мамой Лены. Сама жизнь продиктовала, что Лена и Ирочка родились подругами.

     Итак, тетя Нина Черкасская жила в одном из переулков, прилегающих к Большому театру, рядом с ЦУМом, который рядом с Малым театром. Я плохо помню ее квартиру, но зато хорошо запомнила команды, которые давала тетя Нина, предлагая мне выполнить то или иное упражнение. Я должна была лечь на пол и сделать так называемую «лягушку», а она в это время раскачивала мне ноги. То вытянуть носок, то поднять ногу вверх перед собой, то отвести в сторону. Мне было трудно и порой больно, но я терпела. Затем я решила отличиться и сделала «ласточку».

     Все это продолжалось довольно долго. Наконец тетя Нина вздохнула, как после тяжелой работы, посмотрела на Лену, улыбнулась хитро и обратилась ко мне: «Наташенька, у тебя есть какие-нибудь увлечения, кроме танцев?» - «Да, я занимаюсь музыкой, - ответила я. – Вот и занимайся музыкой. Это очень хорошо».

     Потом мы пошли в ЦУМ, и Лена с Ирочкой купили мне пяльцы для вышивания, чтобы я не сильно расстраивалась. На этом история моего балета была завершена. Зато отыгрались на Светке. Она поступила в балетное училище, окончила его и до своей балетной пенсии проработала в музыкальном театре имени Станиславского. Теперь она преподает хореографию и, по-моему, до сих пор плюется едой – по крайней мере, так можно подумать, глядя на ее комплекцию.

     Поход к тете Нине не отбил у меня любовь к танцам. Да, с балетом не получилось! Но всю свою жизнь при каждом удобном случае я танцевала. Мне повезло с партнером: мой муж тоже любил танцевать, и наша пара брала призы на танцах и на всяких других мероприятиях.

     Моя дорогая сестричка Лена всю жизнь преподавала историю балета. Сейчас она по- прежнему живет в Москве, дай Бог ей здоровья! И несмотря на то, что мы - на разных материках и нас разделяет океан, мы с ней очень близки, и я счастлива, что она у меня есть.

     Ну что, потанцуем!

    

Письмо в дорогую редакцию

     «Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь...». Вот ко мне и нагрянула. Впрочем, по порядку.

      Меня зовут Дуня. Мне...ну, неважно, сколько лет. И я влюбилась. Это, вероятно,  нормально, но я страдаю. Расскажу свою историю.

     Рядом с нами живут пожилые супруги, и время от времени их навещает дочь. Раньше с ней являлась отвратительная старая тетка Фифи (имя-то какое мерзкое! Тварь беспородная! В молодости она наверняка была девушкой легкого поведения). Когда они выходили гулять во двор, эта самая Фифи всегда старалась заглянуть к нам в окно, что меня страшно бесило. И хотя мама советовала не обращать на нее внимания, но как можно было пересилить себя и не реагировать на эти выпученные глазенки, нагло пялящиеся в наше окно! Ну, конечно, я ее ненавидела.

     И тут вдруг где-то месяц назад с ними пришел молодой парень-красавец. Очень модно одет – пижон, одним словом. И сердце мое дрогнуло! Мы с ним сразу познакомились. Зовут его Джон – ну, тут в Канаде кого только как ни называют. По-моему, я ему тоже понравилась. Но ведет он себя куда более спокойно, чем я. Из меня эмоции так и прут, извините за откровеннность. Когда я слышу, что они пришли (квартиры-то рядом), не могу себя сдержать. Становлюсь дура дурой. Бегу к двери, выходящей во двор, выглядываю его, потом

мчусь к входной двери, умоляю маму открыть ее. Затем бегу к соседской двери, прислушиваюсь к тому, что они там делают, потом – обратно, требую открыть дверь во двор, бегу к забору, смотрю на их дверь и начинаю аж подвывать - вот какие бурные страсти кипят в моей душе! Мама взывает к моей гордости: «Дуня, ты же девочка. Некрасиво так себя вести. Где твое достоинство?»

     А мне плевать на гордость. Я веду себя так, как чувствую. Главное – дать понять Джонику, что я его жду и очень люблю.

     Дорогая редакция! Дай мне совет: что делать, чтобы Джоник меня полюбил, как люблю его я. Ведь мы с ним «одной крови», точнее, одной породы: оба – йоркширские терьеры. Но вот в чем закавыка: мне-то уже (так и быть – открою секрет) целых три года, что, по человеческим меркам,... ой, ну, в общем, много - умножайте три на семь. Считай, почти пенсионерка. А Джоник, увы, гораздо моложе. Но ведь, как вы, люди, говорите, «любви все возрасты покорны». Сердцу-то не прикажешь. Что делать? Может, мне челку по-модному зачесать? Или поделиться с ненаглядным самой вкусной косточкой? А, дорогая редакция? Гав-гав!