ТЕКУЩИЙ ВЫПУСК 258 Июнь 2018

Арт-фестиваль «БРИЛЛИАНТОВЫЙ ДЮК», который успешно прошел в Ашдоде, в Израиле , и продолжился во Франкфурте-на- Майне «На семи параллелях Пегаса», готовит новый виток: в Одессе в сентябре в музее Западного и восточного искусства. Но сообщив о первом дне Франкфуртского фестиваля , (см. в предыдущем номере альманаха Portfolio), второй остался пока за кадром. Наши семь параллелей состояли из нескольких дней: представления искусства слова, музыки и бардовской песни. А продолжили в виде Генеральной репетиции – прогона спектакля «Сказ про Федота -стрельца , удалого молодца» Леонида Филатова. Это была своеобразная читка в лицах, картинах и даже некоторых костюмах. Мы его обозначили как прогон с публикой. Он прошел на одном дыхании в новом литературном театре во Франкфурте, в Еврейской общине, „Judische Gemeinde K. d. ö. R .“ – одной из самых больших земли Гессен, Германии.

Насыщенные культурные события города пополнились еще одним сюжетом , вернее, своей интерпретаций его . Об этом стоит рассказать подробнее. К постановке спектакля в лицах, мизансценах, с реквизитом и … папками текстов готовились не мало. Вначале долго выбирали пьесу. Установка была на известную. Возможно, Бабель, Чехов или Ильф и Петров, анекдоты и миниатюры мы также репетируем в отдельных миниатюрах и представили уже несколько публике в первом дне фестиваля , также поэтические композиции с авторской песней... Предшествие такого мозгового штурма и эмоциональной деятельности открыли новую экспериментальную площадку представления литературных произведений. Выбор выпал на известную пьесу, очень актуальную ныне – «Сказ про Федота стрельца – удалого молодца» Леонида Филатова.

В отличие от известных подобных молодежных читок, это – эксперимент пожилых людей. Даже далеких изначально от актерской профессии, но в каждом оказался нереализованным ген театра, заложенный с молоком матери.

Вначале , как и принято, скрупулезно читая за столом, «юные» актеры, выйдя на сценическую площадку с энтузиазмом и полной отдачей, стали репетировать пьесу.

И вот, наконец, день открытого показа летом, с последующей записью, которая теперь получает в основном позитивные отклики на канале видео на Ютубе. Мы показали свой «угол» зрения, трактовки и миролюбивой темы сверхзадачи. На сегодняшний день литературное чтение пьесы – не редкое в мире явление. Генеральный прогон в костюмах или стилизации их, в совершенно условных предполагаемых обстоятельствах пока без декораций, но завидным азартом исполнителей разных возрастов и возможностей, прошел в клубе пожилых людей Еврейского общества земли Гессен ( Seniorenсlub Jüdische Gemeinde K. d. ö. R. В прочтении пьесы «Сказ о Федоте», (который , кстати, не написан как пьеса, а как поэма), сохранен русский дух и колорит, множество оригинальностей, шуток- прибауток, архаизмов, мелодика русской речи средневековья, политический аспект, заложенный автором, Леонидом Филатовым, изящно филированный нами, музыкальные вставки. В трактовке Сказа мы пошли дальше и приблизили его к современности. У нас есть новые обороты и акценты их, современная Баба- Яга, которая привычно является однозначным носителем зла, страшного уродства, замшелой древности, цирковой однозначной клоунады, теперь отличается не только своей подлючестью и получением от этого удовольствия, но и особой харизмой, знаниями, мобильностью, магией , экстрасенсорными возможностями и даже бескорыстием: « -Я ведь энто не для денег, я ведь энто для души…». Душа ее жаждет приключений, обеспокоена нашествием чужестранцев на земли страны, обладает умением магически влиять на действительность, извлекая пользу для другого: «Будет новая беда, прямиком беги сюда!» - и получать от этого наслаждение . Общение с другом-генералом вносит новую ноту в традиционный образ. Они танцуют в лесу, зажигательно отрываясь от проблем. Намекают на зачатки мюзикла в прочтении пьесы.

Первое событие нашего эксперимента — читка и представление пьесы принесло удовлетворение, как актерам, так и приглашенным зрителям, живо реагирующим на протяжении пьесы. К этому и стремились. Это живо представлено в записи. Впереди еще кропотливая работа по шлифованию текста, сценического движения и речи, ибо текст декламируется актерски с интонациями и соответствующими преображениями в образах и мизансценах.

Цели исполнять всё на память нашими актерами клуба пожилых людей нет. Иначе можно задержаться на этой литературной постановке надолго. А мы хотим представить теперь больше интересных известных, но в новом прочтении пьес, а также современных текстов. Кстати, действуя в унисон с проектом имени де Ришелье, есть много оригинальных пьес и миниатюр лауреатов проекта. Надеемся , к ним также в дальнейшем обратиться.

Но как приятно в какой-то момент ощущать, что текст есть в памяти! И многие уже воспроизводят большие куски наизусть. Я, как режиссер-постановщик, также неожиданно, исполнила еще две роли, заменяя актеров, - Марии-голубицы и… Бабы-Яги, получила истинное удовольствие. Отрадно, что стихотворный текст сам постепенно заходит в память, развивая ее и укрепляя. Это также наша сверхзадача. Нужно кропотливо работать со словом.

Так приглашая ранее в анонсе к литературному театру новых участников, писали, что это – новый проект для людей разных возрастов. Мы на пути к развитию способностей и возможностей, психологический тренинг – сродни коуч практикам, соответствующий различным возрастам. (Ранее посчастливилось репетировать и ставить несколько пьес и миниатюр.) Так, думается, сказка получилась интересной для разных возрастов. Не только для нас, заверяли потом зрители.

Интересно, что литературные чтения-декламация открывают тексты, лежащие в книгах на полках, в данном случае великолепного филатовского «Сказа», приближают к пониманию мира реальности, сопряженного с ирреальным, виртуальным, гаданиями и заговорами, поисками выгодных женихов, бирж труда и сплава произведенной продукции, представлении иностранным послам своих интересов, реализации мечтаний и желаний, втюхивания продукции и царевны- невесты. Царь мечтает: «Я под энтот антирес сплавлю им пеньку и лес!» Сплавлять научились раньше, а производить … не всегда» и действия не всегда … правомочны, что греха таить. На протяжении пьесы с юмором, «подкалыванием», подшучиванием, заигрыванием царя с нянькой, генерала с подругой Бабой-Ягой, наезды царя, царевнины страсти самореализации, желания свержения отца с трона, борьба за власть, - наглядно и ненавязчиво, что особенно актуально , переносит в нашу непростую действительность, играют текст хобби- актеры.

Создана новая реальность силой мысли и исполнением, непосредственным, подкупающим искренностью и желанием выполнять предлагаемые задачи в предполагаемых обстоятельствах и их сверх задачи. Поставлена пьеса с сокращением истории поиска оленя, чтоб из золота рога, это зритель-читатель может восполнить, не перегружаясь длиннотами.

Потому наш «Сказ» смотрится и слушается на протяжение часа на одном дыхании. После читки были, конечно, обмен мнениями, обсуждение… Благодарны за позитивные отклики и напутствия на дальнейшее первых слушателей-зрителей. Будем шлифовать и работать с ролями дальше.

Итак, наш театрально-литературный сезон открывается . В августе будет предварительное занятие-задание. С двадцатых чисел сентября мы возобновим репетиции и представление «Сказа о Федоте-стрельце, удалом молодце». А также принимаемся за новую пьесу, осуществляя задуманное изначально. Пока не разглашаем название.

Есть предложение уже представить «Сказ» в Русском клубе Взаимопонимания «ПОСЕВ» .

Принимаем предложения на сезон выступлений и принимаем желающих.

Заявки о себе направлять вначале письменно в адрес клуба.

Есть идеи представлять спектакль вместе со зрителями, сидящими на сцене, как в иных современных театрах -"табакерках". Будем пробовать. Для этого нужно знать, думается, о чем в пьесе, небольшие роли, реплики, иметь достаточно места на сцене… Но пока это и не сцена, а клуб с общим коллективом присутствующих в зале, благо, живо откликающихся на Действо. Видится по всему, что оно увлекло зрителя! Всем огромная благодарность!

Итак, наши действующие лица и исполнители, (получилось по две роли на «брата») :

Царь – Леонид Гойхман,

Царевна и скоморох – Анна Винтер,

Федот и генерал – Юрий Вайнберг,

Мария и Баба-Яга – Елена Ананьева,

Нянька и скоморох – Инна Дворжак.

Режиссер-постановщик театра – Елена Ананьева

Руководитель клуба пожилых людей – Инна Дворжак

Очень любопытно посмотреть, что будет дальше!

2. ДАН БЕРГ ЖИЗНЬ В РАЮ Интродукция

ДАН БЕРГ

ЖИЗНЬ В РАЮ

Интродукция

В настоящей повести представлены отдельные фрагменты жизни в раю. Важно заметить, что высоко ценимые на земле атрибуты материальных благ на небесах разумеются сами собой и не являются объектами вожделения. Обитатели рая вкусно едят и сладко спят, не знают тревог и болезней, дышат чистым воздухом и пьют прозрачную воду и так далее, и так далее. Однако, главное, что отличает рай от земной юдоли - это абсолютное преобладание идеального над материальным. Вечная работа духа - вот наслаждение рая.

В чем состояла роль автора настоящей повести? Всего лишь в том, чтобы литературно обработать дошедшие до него записки бывшего раввина Гершеля - еще свежие, не пожелтевшие от времени, сложенные пополам листы. В конце последнего листа крылом ангела Михаэля, старшего над раем, было добавлено пожелание не держать под спудом содержание записок.

Автор не исключает возможность скепсиса в отношении реальности описанных событий. Нигилистам предлагается признать то бесспорное обстоятельство, что достоверность рассказа всегда несомненна. Простая эта истина подтверждается твердым литературным правилом презумпции правдивости. Другими словами, любая история является правдивой, покуда не доказано противоположное.

Достоин сочувствия книгочей, который примется за поиски несуразиц и станет трудиться над опровержениями. Ведь святые сочинения, послужившие отправным пунктом записок Гершеля, верны безусловно вследствие святости своего происхождения. Когда фундамент здания надежен, то и стены его - то есть наша история - не хуже!

Всяк одолевший настоящую повесть и нацеленный на будущее пребывание в раю, попав на небеса, сможет легко встретиться с персонажами и из первых уст услышать подтверждение истинности рассказа. Более того, если в предварительной беседе с ангелом Михаэлем кандидат сообщит старшему над раем, что потратил несколько часов на прочтение сей повести, то это признание послужит ему доброй рекомендацией.

Новое начало

Раби Гершель сидит на пригорке в тени грушевого дерева. Озирается по сторонам и видит чудный сад вокруг, а за садом, зеленеет луг, а за ним, кажется, лес, а дальше что? “Придет время, и все узнаю!” - размышляет Гершель.

Раби прав - время придет. Не раньше, так позже, но обязательно придет. Сколько его впереди, времени? Раби улыбнулся - должно быть, подумал об этом. Приятно, что не надо спешить. Торопливость жизни осталась позади. Впереди новый отсчет, новое начало.

Тайну смерти людям не дано открыть. Смерть полагают величайшим злом, а не есть ли она великое добро? Вокруг нас она помрачает мир, гасит светила и светильники и воцаряет тьму. Но в сердце она привностит свет и тепло и открывает новые дали, живым неведомые.

Чтобы стать бессмертным - нужно умереть. Раби Гершель умер позавчера. Теперь он займет уготованное ему место в раю. При жизни Гершель очень надеялся, что путь свой после кончины продолжит на небесах. Все-таки он раввин, честный праведник. Жизнь его была безупречна настолько, насколько она может быть таковой в мире греха, когда тело привержено заповедям, а душа бежит соблазнов.

Правду говоря, надежда очутиться в раю была не единственным чувством раввина в отношении предмета его мечты. В неугомонном сердце надежда уживалась с сомнением в существовании рая. Критичность ума не всегда благо, ибо порой лишает покоя. Сейчас раби благодарит Бога за снисхождение к глупому его недоверию, а себя отчасти порицает. “Я счастливо ошибался и счастливо прощен! - ликует Гершель, - да и велика ли вина моя перед Господом? Ведь сомнения порождены разумом, а его вложил в меня сам Создатель!”

Раби взволнован. Или душа его взволнована? Впрочем, тот, кого он являет сейчас - и есть его душа. Но и привычный облик тела тоже не исчез. В этом он еще разберется.

Тем временем раби Гершель встал с пригорка и повернул голову в сторону ворот, которые он недавно миновал. Величественное сооружение из темно-красного порфира напомнило ему восторг первых минут в раю.

Только вчера шестикрылый ангел принес его, легкого, как перо, к железной решетке, закрывающей пространство меж мощных каменных столбов. Над воротами кружились ангелы. Лица их были бесконечно приветны, радушны и милы. “Воистину ангельские лица!” - подумал Гершель. Некоторые из хранителей небесной благодати вдохновенно пели, другие извлекали нежные звуки из серебряных флейт. “Не узки ли ворота, пройду ли сквозь них? - встревожился Гершель и устыдился тотчас, - у входа в рай пора забыть суетность бытия!”

Стихли музыка и пение. Появился ангел Михаэль. Он назначен Богом старшим над раем. Встречать вновь прибывающих есть одна из его почетных обязанностей. Михаэль сердечно улыбнулся неофиту, взял его руки в свои и произнес: “С прибытием, тебя, Гершель! Отныне здесь, в раю, будет твой вечный дом!” Ласковый прием растрогал Гершеля. “Меня взяли на небеса без вступительных испытаний. Не зря жизнь прожита в праведности!” - мелькнула в голове новичка гордая мысль.

Михаэль повел Гершеля за собой. Раби легко миновал порфировые ворота, недостаточная ширина которых вызывала у него опасения. “Для начала глубоко вдохни и взгляни вокруг!” - коротко воскликнул Михаэль. Повинуясь, Гершель набрал полную грудь воздуха и ощутил сладкий, пьянящий, неведомый ему доселе аромат - благоухание райского сада. Он посмотрел окрест и перевел полный восхищения взгляд на провожатого.

“Перед тобой, Гершель, четыре реки, - пояснил Михаэль, - первая течет молоком, вторая течет медом, третья течет вином, и четвертая - душистым маслом дерева афарсмон!” Конечно, из книг бывший раввин знал о райских реках, но роскошная палитра натуры не чета серым листам фолиантов. “Вот здесь, под сенью этого навеса, сидя на этом резном стуле, ты будешь учить Тору. Бесконечная мудрость ее заполнит вечную твою жизнь!” - изрек старший над раем. “Вечная мудрость ее заполнит бе cконечную мою жизнь!” - подумал в ответ раби.

“Вручаю тебе, Гершель, достойное сего места одеяние. Вдобавок получи маленькую золотую корону. По ободу ее вправлены драгоценные камушки, искусно ограненные. Венцом этим станешь украшать чело в часы учения. Тора у нас не в книгах, а в свитках - черные буквы на тонком пергаменте. Два ангела- помощника будут держать пред тобой свиток за рукоятки валиков. А сейчас возьми эти ветки мирта и погуляй по саду. Узри воочию известное тебе: дерево жизни и дерево знания. Ступай, Гершель, бессчетно будем видеться впредь!” - сказал Михаэль и удалился.

Раби обратил внимание, что ангел назвал корону маленькой, а камни - камушками. “Стало быть, есть атрибуты большего размера. Разнообразие или неравенство?” - родился вопрос в беспокойной голове.

Ангел Михаэль рассказывает

В первые дни, а то и годы на новом месте, воспоминания не отступают. Думы раби Гершеля не являли собою исключения. Он вспоминал себя юным знатоком Торы, приехавшим из Вильно в украинский город Божин и осевшим там. Один из учеников знаменитого виленского мудреца, он был отчаянным хасидоборцем. “Деяния легкомысленных хасидов есть профанация утонченной веры!” - с твердым упорством повторял Гершель. Однако, характер тверд у истинно мягких людей. И герой наш таков.

Знания и радение доставили пришельцу высокий пост раввина. Хасидоборец Гершель воспитывал прихожан в духе непримиримости к хасидскому энтузиазму невежественных божинских цадиков, которые тоже не сидели набрав в рот воды, а отвечали войной на войну. Оружием в боях были злое перо и острый язык. Доспехи эти телесных ран не причиняли, но однажды случилась беда.

Цадик Айзик, человек богатый, не чета Гершелю, и вовсе не невежественный, как впоследстии неохотно признал раввин, старался казаться простоватым, дабы сплотить вокруг себя побольше недружных с книгой бедняков. Цадик пришел к раввину заключать мир, а Гершель высокомерничал и отправил гостя ни с чем. Так был сделан шаг к несчастью.

Когда умер великий виленский хасидоборец, возрадовались питомцы Айзика, мол, конец придет утеснениям, и устроили по сему случаю пир. Молодые ученики Гершеля не стерпели обиду и явились на неправедный хасидский праздник, и не перья и языки, а кулаки да палки искали правду. Пролилась кровь. Равно горевали раввин и цадик, и оба корили себя: “Вот, не уняли страстей!”

А еще вспоминает Гершель, как занемог. Айзик навещал его, жалел. В последние дни свои перед кончиной, лежа на смертном одре, раввин глядел туманными глазами на жену и детей, а за ними маячила седая борода Айзика. “А ведь он жив!” - привычно позавидовал Гершель. Раввин и на земле ревновал Айзика к успехам его: богат, всегда весел, сотни хасидов любят своего цадика... Потом исчезло все. А когда вновь свет засиял - так то была заря в раю. “Стыдись, ревнивец, не забывай, что пребываешь на небесах!” - строго одернул себя Гершель.

Усовестившись, Гершель подумал, как хорошо бы вновь встретиться с Айзиком. Да ведь это вполне возможно! Наверняка Айзик заслужил рай - как нескупой богач, как сеятель простой веры средь людей низкого звания, как праведник, наконец! “Однако, мое нетерпение встретиться с ним есть желание его скорейшей смерти! Это ли не грех? - ошарашенно подумал Гершель, - впрочем, это среди живых принято желать долгих лет жизни, а по существу - продолжения борьбы и мук. Пожелание смерти праведнику в раю трактуется как благословение, а не как проклятие, ибо, желая смерти, я желаю добра и награды!”

Ни один жилец рая не обделен ангельским вниманием, то есть вниманием ангелов. Конечно, существует иерархия среди этих небесных созданий, однако, и самые сановные из них не важничают. Они не пренебрегают даже легким трепетом в сердце праведника, в котором тот несет свою вечную награду. Так наказал им Всевышний.

Не удивительно поэтому, что главный распорядитель рая ангел Михаэль вновь явился к Гершелю и поведал ему поучительную историю.

“Бог наш бесконечно ценил праотца Авраама, - начал свой рассказ Михаэль, а Гершель весь обратился в слух, - и вот однажды призвал меня Господь и приказал спуститься на землю к Аврааму, взять его на небеса и показать ему сверху, чем живет земля. И еще велел мне выполнять любое пожелание авраамово.”

“Я спустился с неба на огненной колеснице херувимов, приземлился возле жилища Авраама - а он тогда еще был жив - и вместе с ним мы поднялись высоко- высоко и стали созерцать деяния людские.”

“И видит Авраам, как в чистом поле, вдали от жилья и от зорких честных глаз, сошлись чужие друг другу мужчина и женщина. И не случайно встретились, а с греховным умыслом в душе. Узрел праотец неправедное совокупление: женщина - мужняя жена, а мужчина - примерный семьянин во мнении людском. Авраам стыдливо отвел взгляд и воспылал гневом.”

“Покарай их огнем небесным!” - потребовал Авраам. “Я взял в совок горящие угли и швырнул вниз на грешные головы. Кричали и корчились в жарком пламени прелюбодеи, и бушевал огонь, пока не обратились тела в кучу пепла.”

“Колесница наша мчалась дальше. Вот заметил Авраам, что некий злоумышленник подобрался к стоящему на краю деревни дому зажиточного крестьянина и делает подкоп. Негодяй замыслил украсть трудом нажитое добро и, воспользовавшись отсутствием хозяина, пленить молодую его жену.”

“Да не восторжествует лихо! Пусть стая свирепых львов разорвет злоумышленника, а усердные шакалы обглодают остатки мяса к костей его!” - горячо воскликнул Авраам. “Я подумал, что и одного голодного волка довольно. Не прошло и минуты, и из ближайшего леса высунулась серая морда, и зверь с готовностью помчался исполнять нашу с Авраамом волю. Что не осилил сам, зажал в зубах и унес в нору волчице и волчатам.”

“Мчимся мы дальше и дальше. Вдруг увидел Авраам лесную поляну, костер в середине горит и дымит, а вокруг огня собралась лихая ватага разбойников - настоящие злодеи. Мечами и ножами вооружены. Рассуждают, как станут подстерегать на дороге путников конных и пеших. Кто при деньгах - того грабить и убивать. А у кого пустой кошелек - того убивать без корысти.”

“Страшно вознегодовал праотец. “Несть числа мерзостям в мире, лишь сверху глядя сознаешь сие! Не должны негодяи эти попирать грудь бедной земли моей, пусть она поглотит их в чрево свое!” - вскричал рассерженный вконец Авраам. И с последним словом его разверзлась земля и вновь сомкнулась, и исчезли в темной бездне недостойные жить разбойники.”

“Тут услыхал я повеление Бога доставить Авраама ко входу в рай и ад и исполнил приказ. Авраам увидал двое ворот - одни широкие, другие узкие. “Я жив, Михаэль, и слава Всевышнему! Но неизбежно пробьет мой час, и тогда вновь окажусь на судьбоносном этом месте. Я не могу и помыслить, что не рай станет сенью моей вечности. Но ведь я велик ростом и широк в плечах, и пройдет ли в ворота крупное мое тело?” - забеспокоился праотец. “Бестелесна праведность, и узость ворот не помеха для награды за нее!” - сказал я Аврааму.”

“Михаэль, верни Авраама на землю, - услыхал я новое повеление Господа, - он слишком строг к грешникам, и нет в нем жалости - надежды покаяния. Я сужу людей милосерднее. Жизнь сего праведника еще не окончена, он подобреет!”

“Колесница моя опустилась у дома Авраама. Он был мрачен. Смертные, пока живы, не могут слышать речь Всевышнего, но, как видно, Авраам по тени, пробежавшей по лику моему, угадал неодобрение Господа. Праотец схватил меня за руки и воскликнул: “Михаэль! Я погорячился. Давай вместе попросим у Бога, чтобы он вернул к жизни погубленных нами прелюбодеев, воров и убийц. А потом я стану молиться за их исправление!” И просьба наша была услышана, и люди спасены.”

Рассказвши эту историю, ангел Михаэль потрепал Гершеля по плечу, седечно распрощался с ним и удалился. Разумеется, ангельские намеки бывший раввин отлично понял. Иносказания оберегают и вразумляют. “Видно, он знает о моей былой несправедливости к Айзику, да и сомнения мои в ширине райских ворот не новость для него, - размышлял Гершель, - выходит, в раю нет тайн! Как жить на вершине гласности? Впрочем, я ведь и не живу. Или все-таки живу? Я не выбирал рай - рай выбрал меня. Экую чепуху, однако, ты несешь, дружок, - сказал сам себе Гершель, - угомонись и прекращай думать! Ум твой - враг твой!”

Вещи и идеи

Может показаться, что дни в раю текут медленно и однообразно: ведь главное и почти единственное занятие жителей небес - учение Торы. Однако, проникновение в мудрость Творца увлекательно и целиком захватывает воображение усердного праведника. Одержимость не в нашей власти, а увлечение редко сменяется меланхолией. Лишь досужий зубаскал станет настаивать на монотонности райского времени. Он либо никогда не бывал на небесах, либо ум его ограничен и неспособен, либо нечестивостью закрыл себе виды на рай и завидует.

С раннего утра и до позднего вечера, с короткими и досадными перерывами на трапезы, Гершель среди прочих достойных знатоков Торы занят учением. Праведники располагаются на стульях под сенью навесов.

О стульях следует сказать особо. Они не равны один другому. От рода праведности, коей заслужил человек пришествие в рай, зависит и род предназначенного ему сиденья. Скажем, стулья окованные серебром служат героям народа Израиля. Украшенные хрусталем скамьи со спинками подходят простым и честным людям, которым не пришлось в земной жизни много корпеть над Талмудом. На грубо сколоченных лавках сидят те, кто очутился в благостном этом месте за чужие заслуги. Таков Терах, родитель праотца Авраама. Праведность сына открыла путь в рай грешному батюшке. Отец ел кислый виноград, а сын вкушал от сладкой грозди. И у обоих сахарно во рту, и нет оскомины на зубах. Стул Гершеля резной, в подлокотники вправлены жемчужины. Этот род мебели предназначен для знатоков торы, жизнь которых была горька, как плоды оливковых деревьев, из стволов которых изготовлены их стулья.

Что касается райских благ, то они, во-первых, не зарабатываются, а распределяются. Это Гершелю очень понятно, ибо райский труд представляет собой учение Торы и поэтому является наслаждением. Еще при жизни раввин усвоил, что ни учением, ни наслаждением благ не заработать.

Во-вторых, распределение благ между обитателями рая отнюдь не равномерно. Критерии многообразны, и Гершелю еще предстоит их понять. Подобная неравномерность хотя и знакома Гершелю на примере потустороннего мира живых, однако он разочаровался неизбывностью неравенства. Разумеется, речь идет о благах духовных - о почете, скажем. Материальные же блага не есть райский атрибут, ибо они не согласуются с сутью небес.

В-третьих, по утверждению Михаэля, отсутствие равенства в распределении райских благ не порождает зависти, чуждой атмосфере рая.

В бытность раввином Гершель читал в книгах, что по субботам сам Господь Бог нисходит к праведникам в раю и разъясняет им особенно трудные для понимания фрагменты своего учения. В прошлой жизни Гершель не сомневался в возможности такого чуда, ибо с материнским молоком впитал трепетное отношение к книжному слову. Сейчас он уж не новичок на небесах, и хотя не удостоился пока внимать гласу и зрить лик Всевышнего, но хранит уверенность в сердце. Сомнения приходят после веры.

Гершель осознал, что простанство рая не просто огромно, оно неизмеримо, другим словом бесконечно. Оно и не может быть конечным, ибо созданное Богом время не имеет конца, а, значит, и человечество, населяющее это время и вечно обновляющееся в нем - тоже бесконечно. При этом никакое падение нравов на земле, вроде приумножения числа просвещенцев, хасидов или, не про нас с вами будь сказано, вероотступников не может отменить волю людей к праведности, а, значит, не пересохнет ручеек прибывающих в рай новобранцев. Но для размещения праведников на небесах требуется все новое и новое место, поэтому пространство рая не должно быть ограничено. Уразумев причинную связь бесконечности пространства с бесконечностью времени, Гершель восхитился изощренностью вселенской мудрости творения.

“Если необъятно место, и несть числа ищущих мудрости, - подумал Гершель, - то как же Бог по субботам станет беседовать с нами со всеми? Очередность неизбежна!” Последнее предположение показалось Гершелю логичным и умиротворило его беспокойную натуру.

Гершель уже имел случаи оценить величественность построек. Всего в раю семь домов для жилья. Гершель видел один из них, расположенный вблизи порфировых ворот рая. Он имеет в длину двенадцать тысяч миль, и ширина его двенадцать тысяч миль. Никого не удивляют гигантские размеры здания. Стены украшены золотом и серебром, балки изготовлены из крепчайшего ливанского кедра, а крыша сверкает алмазами. В этом доме проживают праотцы Авраам, Ицхак и Яков. С ними поселились почти все древние цари Иудеи и Израиля. Там же обретаются герои, вышедшие на свободу из египетского рабства и скитавшиеся в пустыне. Старшие над этой храминой - Моше и Арон.

Гершель пока не удостоился встретить кого-либо из обитателей дома, и сердце его замирает от сладкой и тревожной мысли, что когда-нибудь такая встреча случится. “Вот великая награда рая - узреть, а то и словом обмолвиться со столпами человечества и лучшими из лучших избранников Господа!” - не раз говорил он себе.

Однако, вот какая дума беспокоила Гершеля. Необычайным, неземным, невероятным казался ему контакт с творениями древних времен. Даже изощренное воображение талмудиста не помогало преодолеть косные представления о невозвратности времени и конечности человеческой жизни. Посюстороннее бытие в раю раздвигало ограниченный горизонт земных понятий. Поэтому Гершель брал на веру новые идеи и старался представить себе будущую встречу с великанами духа ушедших эпох.

Жизнь в раю - жизнь навсегда. Значит, по прошествии лет и веков Гершелю неизбежно видеться с праведниками, которым еще предстоит умереть, да что там умереть, им еще и родиться предстоит! Как Гершель будет выглядеть в глазах новых поколений? Время таких героев, как Авраам или Моше, минуло.

“Не было места подвигу в моей жизни, - самокритично думал Гершель, - что значительное я свершил в сером благочестии моем? Воевал с хасидами да просвещенцами? Довольно ли этого для гордости? Впрочем, если наступят на земле благостные времена, и совсем не станет греха, то откуда у новичков возьмутся победы, и чем они хвастаться станут? Однако, злорадствовать дурно, особенно в раю. Да и зря я о будущем пекусь и из эгоизма добрых перемен желаю: ведь неискоренима мерзость!” - утешился Гершель.

Воспоминания о былом претерпевают метаморфозы - одни воспоминания увядают, другие расцветают. Устремления, в прошлом явные, постепенно погружаются в тень забвения, зато устремления тайные выходят из мрака к свету памяти. Они обретают величину несоразмерную их былому значению и щедро питают когда раскаяние, когда надежду.

Вот пример метаморфозы. Город Божин воочию видел, как раввин Гершель воевал с огрубителем чистой веры цадиком Айзиком. Но только Гершелю была ведома его зависть к успешному конкуренту. Первое раввин почти забыл, второе все сильнее тревожит его совесть.

Возьмем другой пример. На глазах у всех образцово счастливо текла благообразная семейная жизнь Гершеля. Обладательница мягчайшего характера, образованная и домовитая супруга раввина неусыпно заботилась о муже и родила ему прекрасных умных детишек, здоровья им и процветания! В Божине Гершель высоко ценил зрелое благополучие дома своего и почти забыл короткую влюбленность юности, а здесь, в раю, все чаще одолевали его романтические воспоминания.

В Вильно по соседству с бедным домом отца Гершеля жила такая же бедная семья. Младшая дочка, прекрасная Малка, взбаломошная, резвая, востроглазая, озорная - ничем не схожая с мальчиком Гершелем, покорила его юное сердце. Недолго знались Гершель и Малка. Их разлучил Божин. Потом рассказали раввину, что зазноба его умерла в молодости. “Смерть обща всякому возрасту. Ах, кабы Малка была в раю, будет удача и встречу ее здесь!” - говорил себе Гершель. Он все меньше думал о супруге и отпрысках, и все больше вспоминал Малку.

Пусть не впадет в ошибку читатель сей правдивой истории, будто бывший божинский раввин Гершель, очутившись в раю, лишь то и делал, что горевал о своих заблуждениях зрелости или, что хуже того, лелеял память об авантюрных приключениях отрочества, разумея под этим увлечение юной Малкой. Нет, Гершель посвящал свое время изучению Торы. Но разве Святое Писание не есть наука и искусство жизни? Разве не возбуждает оно думы и воспоминания о себе самом? Автор полагает, что в этом пункте рассказа поступает правильно, облачаясь в мантию адвоката своего героя.

Перемены у Айзика

Айзик, бывший цадик в украинском городе Божин, при жизни сплотил вокруг себя изрядное количество хасидов. Цадик никогда не умирает весь - в том понимании, что, уходя в мир иной, он оставляет верным адептам духовность своих деяний и слов, заключенных в материальную оболочку, коей служит тело наследника, а именно - сына цадика. Такой вид престолонаследия - это не реликт авторитарности, а единственно правильный путь сохранения свершений духа, ибо достоверные данные веры подтверждают факт передачи праведности и мудрости через семя цадика.

Что мы знаем об Айзике? Как и положено хасиду, он слыл человеком жизнелюбивым и неунывающим. Он не был замечен в грехе зависти, что, впрочем, неудивительно, если принять во внимание его богатство, удачливость в начинаниях, красноречие, умение завоевывать людские сердца, талмудическую эрудицию и, наконец, мужскую красоту - свойство, которое по праву занимает последнее место в перечне достоинств хасида-праведника.

Как полагали верные ученики Айзика, их наставник вне всякого сомнения превосходил своего извечного антагониста раввина Гершеля. Тот, по мнению божинских хасидов, был косноязычен, завистлив, почти нищ, замкнут, подозрителен, тщедушен, и имел лишь один перевес: раввин глубже знал Тору. Хотя Айзик и признавал это, тем не менее на его весах чаша собственных достоинств располагалась внизу. Надо ли говорить, что весы Гершеля являли обратную картину?

Итак, цадик Айзик и раввин Гершель, как и положено хасиду и хасидоборцу, занимали противоположные полюса еврейской общины Божина. Их можно было называть противниками, но, Боже сохрани, никак не врагами: ведь свой своему никогда не враг, хотя и не обязательно друг.

Противники редко бывают справедливы один к другому. История противостояния этих мужей знала продолжительные времена ожесточенной борьбы перьев и языков, но ей были знакомы периоды замирения перед лицом общей опасности.

Цадик на десять лет пережил раввина. Когда Гершель лежал на смертном одре, Айзик навещал его - пусть мысль о доброте станет утешением покидающему мир.

Великий жизнелюб, Айзик был тайным маловером в том, что касалось жизни после смерти. Но духовному пастырю некому посетовать на сомнения, и мед надежды не подсластит горькую полынь неизбежности. Усомниться - значит утратить силу. Почувствовав приближение неминуемого, цадик впал в меланхолию. Разлилась по телу черная желчь, и подступили неисцелимые хвори. И кто знает, что есть причина, а что следствие: предчувствие, меланхолия, недуги? Тяжело, очень тяжело уходил Айзик. И не стоял Гершель над его изголовьем, и не утешился умирающий сочувствием соратника.

Но только угас последний луч заката жизни, и тут же понял цадик, как заблуждался в своих сомнениях. Взору его предстало страшного вида двухголовое чудовище. Одна голова в форме змеи, другая - занесенный меч. Покрытое чешуей тело изгибалось в корчах и источало смрад. “Кто ты?” - строго спросил умерший. “Я - Смерть, я пришла за тобой, Айзик!” Покойный посмотрел на чудовище взглядом полным ужаса и торжества продолжающегося бытия. “Нет! Убирайся! Я праведник, не такаю смерть я заслужил!” - возразил умелый в преговорах цадик. Гостья смутилась. “Возможно, ты и прав, Айзик. Я посоветуюсь на небесах. Я скоро!” - прошипела Смерть змеиной головой, опустила меч и исчезла.

Цадик ликовал. “Пусть я умер, однако, жизнь моя продолжается!” Тут вернулась Смерть. Молодая, нарядная, черты лица единственной головы благородны и приветливы, одежда нежно благоухает. “Ты узнаешь меня, Айзик? На слепяшую красу, что на смерть, - не взглянуть в упор. А я соединенье их. Я снова за тобой пришла! Готов ты следовать за мной?” Цадик дал согласие. Тут же слетел с небес шестикрылый ангел, подхватил невесомое тело, и вот уж новоприбывший оказался у тех же самых порфировых ворот, где десять лет назад впервые очутился Гершель.

Небесные будни

Итак, Айзик находится возле узких порфировых ворот, открывающих и преграждающих вход в рай. А рядом, как известно, ширится и высится грандиозный портал, за которым виднеется путь в ад. Ангел Михаэль, хранитель рая, встретил Айзика достойно, но дипломатически сдержанно. Не потрепал дружелюбно по плечу, не осветил свой лик ангельской улыбкой .

Отчего приход Айзика на небеса не был отмечен знаками безусловной любви, щедро излившейся на Гершеля? Причин холодности по отношению к вновь прибывшему праведнику было три.

Во-первых, Высший небесный совет ангелов был скептически настроен к идеям хасидизма, как, возможно, мессианским. Истинный Мессия, потомок дома царя Давида, пребывает в одном из самых почетных мест рая. С ним соседствует пророк Эльяу, он кладет к себе на грудь голову Спасителя и говорит: “Помолчим, ибо время твоего пришествия на землю уже близко!” Цадики, порой, грешили склонностью к самозванству, мысля себя Спасителями. Поскольку лжемессия есть худший враг избранного народа, то и неудивительно осторожное отношение небес к хасидскому цадику.

Во-вторых, Айзик слыл богачом. Надо сказать, что люди, достигшие материального богатства в мирской жизни и на этом основании обретшие на земле почет и чистоту репутации, на небе не встречали отношения, созвучного земному. Высший суд требовал проверки источников преуспеяния. К тому же укоренен на небесах дух равенства, справедливости и предпочтения слабого сильному.

И в-третьих, купавшийся в море обожания своих многочисленных адептов, Айзик никак не мог рассчитывать на подобный культ в небесной обители. Почести опасны без исключенья всем. Поклонение слишком напоминало обожествление, которое никак не сообразуется с первой заповедью, начертанной на Скрижалях Завета. Никто, Боже сохрани, не утверждал, что Айзик узурпатор, однако не повредит бдительность в отношении к праведнику- цадику.

Таким образом, место будущего пребывания Айзика не небесах не являлось самоочевидным, как это было в случае с раввином Гершелем. Иными словами, выбор между двумя альтернативами - раем и адом - подлежал коллегиальному рассмотрению с последующим вынесением вердикта Высшим судом небесной справедливости.

Пока суд да дело, решено было показать Айзику ад и рай. Михаэль призвал сотоварища Габриэля, и, поразмыслив, ангелы почли за благо сперва продемонстрировать Айзику муки ада, дабы в случае благоприятного решения суда укрепилось в бывшем цадике чувство вечной благодарности небесам, спасшим его от страшной судьбы. Затем пусть Айзик увидит жизнь в раю, чтобы горечь потери прибавилась к мукам ада, если вердикт окажется неутешительным.

Габриэль взял Айзика за руку и повел к старшему над адом ангелу Насаргиэлю. Несловоохотливый Насаргиэль без лишних разговоров открыл перед Айзиком врата ада. Взмахом руки хозяин укротил встречный столб огня. Айзик обливался потом от невыносимого жара. Устрашенный увиденными им жуткими картинами, он на мгновение зажмурил глаза.

На железных крюках раскачивались грешники. Одни были подвешены за уши, другие за язык, третьи за глаза, четвертые за руки, пятые за ноги. Не менее безобразное зрелище представляли собой подвешенные за груди или за волосы женщины. Скорпионы облепляли тела мучеников и без устали жалили несчастные жертвы. Другие грешники поили своею кровью алчных черных пиявок, во множестве присосавшихся к ним. Мрачнолицие ангелы ада неутомимо били подопечных раскаленными железными цепями и прутьями. Сквозь оглушительные крики, вопли и плач изредка прорывался шепот раскаяния.

Потрясенный Айзик утратил дар речи. Он молча поднял глаза на Насаргиэля, и тот кратко ответил на его немые вопросы: “За уши подвешены те, кто подслушивал, за язык - злословившие, за глаза - кто на мужних жен засматривался, за руки - не чистые на руку, за ноги - синагогу стороной обходившие. А женщины наказаны за то, что чрезмерно возвышали грудь и не скрывали волосы, искушая праведников.”

Суровая среда не убила гуманные чувства в сердце старшего над адом ангела Насаргиэля. Увидев побледневшее лицо спутника, он не повел его в другие отделения ада, где худшие грешники принимали более тяжкие муки. Насаргиэль подал Айзику стакан горячей воды, добавив в него горстку снега (холодной воды в аду нет), вывел его обратно к воротам и сдал на руки Габриэлю.

Ангел Габриэль кратко ознакомил Айзика с прелестью рая. Бывший цадик вдохнул сладчайший аромат райских деревьев и рек, насладился легкой прохладой нежного ветерка, увидел главные приметы знаменитого сада, о которых столько читал в книгах, - дерево жизни и дерево познания.

Габриэль и Айзик взошли на вершину пологого холма, и перед ними открылась уходящая за горизонт долина. Насколько хватало глаз, видны были изготовленные из кожи левиафана навесы, а под ними в тени сидели на высоких стульях праведники. Над каждым из них парили два ангела, державшие в руках свитки торы - один разматывал свой валик, другой сматывал свой. Они трудились сообразуясь с быстротою, с которою постоялец рая постигал премудрость.

Лелеющему надежду не обойтись без доброй сказки. Поскольку статус Айзика пока не определился, и ему оставалось только надеяться, Габриэль подумал, что гость утешится зрелищем, близким по духу хасидским преданиям, и повел его на четвертое небо показать ежедневно совершаемый солнцем путь.

В восточной стороне неба находятся ворота, из которых владычица дня ежедневно выходит утром, чтобы светить и греть. Тысяча ангелов сопровождают светило. Они следуют впереди колесницы, везущей сияющее солнце. В колесницу запряжены необычайные создания, похожие на гигантских двенадцатикрылых птиц со львиными головами. Еще тысяча ангелов, сменяя друг друга, неперебой несут солнцу огонь, и оно вбирает его в себя и неустанно шлет лучи света и тепла на землю. В сопровождении ангелов светило движется к западным воротам четвертого неба и скрывается за ними до утра.

Пока солнце с помощниками трудятся над согреванием и освещением земли, сонмы наделенных музыкальным даром ангелов извлекают чарующие звуки из скрипок, арф и флейт. Под аккомпанемент чудной музыки другие не менее одаренные ангелы неустанно поют гимны, славящие Творца.

Айзик не мог удержать восхищения и захлопал в ладоши, как счастливый ребенок. Картины, которые хасиды рисовали в своих славных сказках, что рассказывали за огромным гостеприимным столом в доме Айзика, оказались совершенной реальностью!

Тяжкий путь

Габриэль воздержался от продолжения экскурсии по небесам. Ведь судьба Айзика еще не определена, и не следует слишком возбуждать его чувства. Ангел вернул новобранца к порфировым воротам, надеясь, что вердикт Высшего суда небесной справедливости уже вынесен. Увы, дело оказалось слишком сложным для быстрого ответа.

“Вот летит вестник из Высшего суда, наверное он несет решение твоей судьбы!” - произнес Габриэль, обращаясь к Айзику. Посланец подлетел вплотную к Габриэлю, отозвал его в сторону, и стал шептать ему на ухо, оглядываясь на трепещущего новичка. “Благие намерения не искупят плохих манер!” - проворчал Айзик.

Опыт земной жизни научил бывшего цадика: радостную весть сообщают немедля, без посредников и не секретничая. Ему стало жутко. Холодная волна ужаса затопла все то, что называлось прежде его существом. “Говорят, смерть - разрешение всех тревог. Ложь!” - подумал хасид.

Наконец, вестник обратился к Айзику. Он сказал, что добрые дела хасида равновесны ошибкам, и требуется пристальное изучение его поступков и намерений. Айзик будет оставаться у ворот до окончательного выяснения всех обстоятельств. Продолжительность ожидания непредсказуема и зависит только от времени, потребного для вынесения безусловно верного вердикта. Гонец спросил, нет ли у Айзика в раю ходатаев, могущих дать рекомендации. Айзик потупился и угрюмо молчал. Он был уверен, что Гершель пребывает в раю, но не был уверен в готовности идейного противника помочь ему. Не дождавшись ответа, вестник взмыл ввысь и улетел. Айзик испытывал страх и горечь - чувства, столь малознакомые ему при жизни.

“Нет на свете ничего страшнее вечного счастья! - пытался утешить себя Айзик, - Пусть я пойду в ад, зато как любили меня хасиды! Мне не грозит забвение. Кто умер, но не забыт - тот бессмертен!”- не унимался жизнелюб.

“Неужели на небесах возможна кривда?” - задался трагическим вопросом бывший хасид. В земной жизни он знал два рода несправедливости. Той, что в его пользу, он не избегал, а от той, что против него - уклонялся. Несправедливость по отношению к другим порицал безоговорочно. И вот безрадостный итог чистых воззрений и безупречной практики: небесный суд не удовлетворен, сомневается, медлит. “Небось, Гершеля, бирюка и хасидоборца нелюдимого, не терзали, как меня! Выходит, популярность среди смертных и любовь их не слишком высоко ценятся на небесах!” - сокрушался бедняга.

Мучительно долго томился Айзик в неизвестности. Наконец, вновь показался вестник. Лицо его сияло. Он сразу и напрямую обратился к изнуренному ожиданием. “Ликуй, Айзик: тебе назначен рай! Благодари Гершеля, заступника твоего!” - воскликнул посланец небесного суда и тут же очутился в объятиях осчастливленного адресата. Слезы радости катились из глаз цадика, в сердце своем он благодарил того, кого несправедливо осуждал.

Пока для Айзика приготовлялась одежда, корона и прочие атрибуты принадлежности к счастливому племени, ангелы Михаэль и Габриэль рассказали ему две истории “со значением”.

“Тебе, дорогой Айзик, безусловно знаком из книг печальный факт грехопадения и последующего изгнания из рая Адама и Хавы, - начал Михаэль, - я же намерен открыть тебе некоторые менее известные детали, очевидцем коих мне довелось быть. Я всего лишь хочу, чтобы не повторялись старые и не изобретались новые ошибки.”

“Запрет на вкушение плодов дерева познания был не единственным в ту древнюю пору. В раю возбранялось употреблять в пищу мясо, недопустимым являлось и совокупление. Не сочти последнее ограниченее излишним, ибо даже не отведавшие запретного плода, но подстрекаемые зудом похоти, могли потерять голову. Этот пример не прилагай к себе буквально, но усмотри остерегающее иносказание. Мораль состоит в том, что не все дозволено в раю!”

“Изгонять из рая Адама и Хаву поручили ангелам, среди которых был и я. По просьбе Адама мы в последний раз прогулялись с ним по райскому саду. Богом отверженный, он сердцем понял, что не только вечное счастье утратил, но и исключительность свою не сберег. Он будет как все, которые будут. Какое нестерпимое страдание сознавать, что раскаяние не спасет! Обезумев от горя, Адам умолял ангелов оставить его в раю. Мы, плача вместе с первым человеком, напомнили ему, что лишь исполняем волю Господа.”

“Так случилось, что час выдворения из рая пришелся на канун субботы. И дабы не убавлять от ее святости, милостивый Бог перенес исполнение наказания на исход благостного дня. Я рассказал тебе это, дорогой Айзик, желая показать, как нестерпимо тяжела утрата рая, и даже Божья милость может всего лишь отсрочить ее!” - закончил Михаэль.

Понятливый Айзик был несколько обижен чрезмерной очевидностью морали. “На небесах, как и на земле, хасидов считают бестолковыми и разъясняют простые вещи, словно ученикам хедера!” - подумал Айзик. Впрочем, великая радость не замечает неприятных мелочей. Тут подступил со своими речами ангел Габриэль.

“Послушай мой рассказ, Айзик, - начал Габриэль, - он короток, но поучителен. Тебе, разумеется, известно, что Авраам послал раба своего Элиезера выбрать невесту для сына Ицхака. И Элиезер избрал Ривку, и повез ее в дом Авраама. Мы знаем из книг, что на обратном пути случилось досадное происшествие: Ривка упала с верблюда и от этого падения утратила девственность.”

“Ицхак заподозрил Элиезера, будто тот в дороге взял Ривку силой. Всевышний, для которого не существует тайн ни в помыслах ни в деяниях человеческих, велел мне разъяснить ревнивцу его неправоту. Я спустился с неба на землю к Ицхаку и в продолжительной беседе, кажется, убедил его в неосновательности подозрений.”

“Бог не оставил это дело без последствий. Терпевшему несправедливую ревность Элиезеру Господь возместил избавлением от смерти, взяв его в рай живым. Ицхака же Бог наказал, лишив этой счастливой доли, и тот пришел в рай лишь после кончины. Теперь ты видишь, Айзик, каковы последствия напрасных подозрений!” - закончил свой рассказ ангел Габриэль.

Айзик подумал о добром сердце Гершеля, а себя упрекнул. Бывший цадик поблагодарил Михаэля и Габриэля за полезные сведения, и в сопровождении ангелов миновал порфировые ворота и вступил в рай.

Встреча

Нет ничего удивительного в том, что Айзик поселился по соседству с Гершелем. И стулья, на которых бывшие раввин и цадик будут сидеть под навесом левиафановой кожи и учить Тору, не волей случая оказались рядом. Случайность не в ладах с рассудком и порядком. Это старший над раем свел вместе Гершеля и Айзика и поступил так вовсе не потому, что они земляки из Божина: мол, пусть и в раю останутся соседями. Дело в другом. Рай - это не Божин (тем более, Божин - не рай!), и Михаэль видит задачу небес широко, не только как вечную награду за праведность. Рай призван выпрямлять кривое и хранить обретенное. Ненасильное примирение соединяет сердца. Сойдясь вместе, бывшие неприятели полюбят друг друга и привязанность сохранят навсегда.

Что объединяло раввина и цадика, пока были живы? Соперничество, вражда, распри да общие беды, недругами иудейства чинимые. Они ведь и по одной улице никогда не хаживали, и молились в разных синагогах. Не то здесь, в раю. Тут совершенно иные виды открыты. Высоко вознесшись, далеко смотрит око.

Узревши друг друга, Гершель и Айзик обрадовались несказанно, но чувства свои выразили каждый сообразно его темпераменту. Ветеран благожелательно улыбнулся и протянул ладонь для рукопожатия. Новичок с ликующим приветственным криком бросился навстречу новой неминуемой дружбе. Объятия, похлопывания по плечам и спинам, внимательно-настороженные взгляды, комплименты.

Айзик удивился: почему Гершель не задавал вопросов о городе и о семье? “Наверное, райская жизнь стирает память о родном и о родных, - подумал Айзик, - если так, то и меня это ждет!”

- Как приняли тебя у нас на небесах? - спросил Гершель.

- Тяжкий путь. Твоя помощь решила дело, - ответил Айзик и благодарно пожал руку товарищу.

- Тебя познакомили с раем?

- Сперва ангел Насаргиэль показал мне ад, потом ангел Габриэль дал мне взглянуть на рай.

- В чью пользу сравнение?

- Тебе легко шутить, а я такого насмотрелся...

- Ты видел самые первые учреждения Господа!

- Габриэль сказал, что Бог создал рай и ад за две тысячи лет до сотворения земли.

- Я знал это из книг.

- Однако, рай и ад долго ожидали первых праведников и грешников!

- Будем учиться, и удивляться, и не удивляться, и постигать! - философично заметил Гершель.

- Габриэль показал мне четыре реки рая: Прат, Пишон, Гихон и Хидекель.

- Михаэль назвал другие четыре: реки текущие медом, молоком, вином и маслом афарсмон.

- Разберемся! Будем учиться и постигать! - подмигнул Айзик.

- Да, учиться! Сам Всевышний разъясняет праведникам и ангелам трудные вещи в Торе.

- Неужели? Я изумлен! Гершель, ты удостоился видеть Бога?

- О, нет, Айзик! Лишь после тысячи лет пребывания в раю можно претендовать на такую честь!

- Тысяча лет - это много или мало? Быстро или медленно течет время в раю?

- Мы в сладком плену многоликой Торы, и вечная новизна ее ускоряет наше время.

- Значит, я скоро забуду жуткое зрелище ада - не могу оправиться от него!

- Я не бывал там, но я воображаю эти муки.

- Не так муки страшны, как беспросветье душит!

- Что ты разумеешь, Айзик?

- Судьба моя на волоске висела. Попади я в ад - и не учить мне Торы. Вот мука!

- Пророк Эльяу помогает небезнадежным заблудшим овцам.

- Как помогает?

- В канун субботы Эльяу переселяет грешников из ада в целящий воздух рая.

- А дальше?

- Они стараются очиститься. На исходе субботы Эльяу возвращает их в ад.

- А дальше?

- Эльяу оставляет в раю осознавших и искупивших.

- А дальше?

- Они учат Тору рядом с праведниками, согласными на соседство с ними.

- Тебе почти такой сосед достался! - грустно сказал Айзик.

- Ах, не надо! Ты полноправный и законный обитатель рая! - возразил Гершель, обнявши друга.

Ангел Михаэль оказался прав в своем прогнозе. Гершель и Айзик сошлись замечательно. За несколько десятков лет, проведенных вместе в раю, недружелюбие и подозрительность исчезли, разногласия сгладились, а взгляды на бытие и на небытие сблизились. Однако, линии их воззрений не стали строго параллельными, и пересечения кое-где сохранились, что одобрялось Михаэлем.

Старший над раем отдавал предпочтение непритязательному разномыслию пред абсолютным единомыслием. Он опирался в своих суждениях на фундаментальные принципы творения. Возводя мир, Бог всякой вещи создавал ее противоположность: рай и ад, праведник и грешник, знание и невежество, и так далее до бесконечности. Поэтому, по мнению Михаэля, разномыслие хорошо согласуется с идеей творения.

Стоит отметить, что Михаэлю свойстенно было некоторое вольнодумство. Он полагал, что за последние четыре-пять тысяч лет небесная администрация несколько охладела к сложному диалектическому методу правления и порой уступала соблазну упрощенчества. Власти, разумеется, не выставляли напоказ свою новую непохвальную склонность, равно, как и Михаэль по- ангельски терпеливо и благоразумно не спорил и не жаловался.

Неистощимая многоликость изучаемого праведниками предмета отражала глобальную идею сосуществования противоположных вещей. Поэтому единообразие в раю было неизбежным спутником тамошнего многообразия. Обитатели рая пребывали сотни и тысячи лет в абсолютно благотворной, но в то же время замкнутой и беспроблемной среде. В этом состояла причина самоустремления личностей к единообразию.

Бессмертие небесных счастливцев создало неизвестную на земле ситуацию сохранения облика. Пока человек жив, он меняется, и в старости лицо его - какое заслужил. Но лик обитателя рая остается неизменным. Если разница в земном возрасте в двадцать-тридцать лет весьма ощутима во внешности человека, то разница в тысячу лет в раю незаметна вовсе. Факт сей хоть и приятен, но чреват скукой.

По прошествии нескольких тысячелетий с начала заселения рая, ангел Габриэль обратил внимание на появление признаков хандры у некоторых жителей небес. Его встревожило это обстоятельство. Капля меланхолии в серце есть капля ада, то бишь капля яда. Он обсудил свои наблюдения с ангелом Михаэлем, и оба решились доложить о них Богу. Заработав похвалу Всевышнего за наблюдательность, ангелы получили задание от Него: изобрести нечто такое, что добавит свежести ощущениям. Со своей стороны Бог обещал поддержку чудесами, если таковые потребуются.

И вот что придумали Михаэль и Габриэль. Праведников, на лицах которых обозначились следы меланхолии, следует возвращать на короткий срок к острым переживаниям былого. Это изобретение получило название “День, как вся жизнь”. В течение одного дня ипохондрик насладится радостями детства, вкусит сладость молодости, переживет хлопоты зрелости, и, наконец, отведает горечь старости и смерти. Последнее, по мнению авторов плана, особенно важно для создания благоприятного контраста по возвращении праведника в райское настоящее. После доработки всех деталей ангелы представят проект на суд Господа.

Итак, Айзик и Гершель почти забыли с годами о своем хасидском и хасидоборческом прошлом и целиком отдались учению. Пробуждались ото сна с первыми лучами дневного светила и принимались сообща вникать в премудрости Писания, самые волнующие места которого обсуждали меж собой или с другими близкими по духу товарищами. Вместе трапезничали, поглощая райскую пищу и утоляя жажду райскими напитками.

В часы досуга толковали о небесных событиях. Как-то раз, утомленный после напряженного дня Айзик сказал Гершелю: “Я слышал, однажды Бог устроил состязание между Адамом и дьяволом - кто больше знает названий обитающих в раю животных. Адам победил в этом соперничестве, но Господь подсказывал ему!” Гершель по своему обыкновению заметил: “Я читал об этом.”

В другой раз Гершель сообщил товарищу еще одну подробность из жизни Адама: “Когда Бог изгнал первого человека из рая, некий жалостливый ангел научил отверженного кузнечному ремеслу и снабдил его необходимыми инструментами. Покинув рай, Адам поселился на горе Мория. Ненужные на небесах трудовые навыки помогли ему и его семье на земле.” Айзику это было известно из книг, но он воскликнул: “Какой интересный факт!”

Малка

Пока жив был, Гершель казался себе человеком практическим и в тоже время не лишенным романтических устремлений сердца. Как реалист, он не без оснований мнил себя, закаленного праведника, обитателем рая после смерти. Как романтик, он мечтал встретить на небесах зазнобу юности - очаровательную Малку. У раввина не было и тени сомнения, что безвременно умершая на заре молодости Малка, чистое и невинное существо, девица не знавшая мужа и не ожесточенная борьбою с соблазнами, также, как и Гершель, окажется в раю.

Из предыдущего изложения читатель уже знает, что пребывание в раю в определенной мере нивелирует личности его обитателей. Сердечные порывы несколько ослабевают и отчасти уступают место жажде знаний. Однако, перемены эти не абсолютны, они есть, но действуют “в определенной мере”, “несколько” и “отчасти”. В первые три-четыре века жизни на небесах внутренние свойства характера сохраняются, хотя среда безальтернативного счастья притупляет их.

В свете этих фактов понятно, что, очутившись на небесах и погрузившись в учение Торы, наслаждаясь райской сладостью этого творчества и пользуясь возможностью обсуждения идей с другом, Гершель ни на год не переставал думать о прекрасной Малке. Он мечтал встретить ее и боялся встречи. Роковая разница в возрасте! Когда-то они были ровесниками, а сейчас... Малка и прежде не знала о его любви, что сказать ей, коли увидит ее? Однако, любовь возвышает дух, а он одухотворяет тело! Да, чтобы любить, нужна живая плоть и горячая кровь. Но разве прикажешь сердцу?

Как найти Малку? Ведь не станешь же спрашивать у ангелов, где размещаются праведницы! Из книг Гершель знал о существовании рая для женщин. Но как мало об этом написано! Короткие, скупые строки. Прежде он не задумывался о причинах такого положения. Теперь оно привлекло его внимание и казалось несправедливым. “Кто осчастливил нас Святыми Книгами, кроме тех, что даны Богом? - размышлял Гершель, - их сочинили мужчины! В каком мире мы жили, пока жили? В каком мире мы обитаем сейчас, после смерти? На том ли свете, на этом ли - главенствуют усы и бороды! Однако, не разумеется само собой мужчин господство!”

“Так вот где зарыта собака псевдомудрости, да простится мне сия неприличность! - вскричал про себя Гершель и тут же испугался, что мысль эта может быть истолкована неверно, как ставящая под сомнение мудрость книг, - нет, я не то хотел подумать, - оправдывался перед собой Гершель, - я имел в виду лишь недостаток внимания к женщине в раю. Ведь не зря же Господь сотворил женщину для мужчины. Она в помощь ему дана. И на небесах ей пристало пребывать в той же почетной сущности.”

“Людей обоих полов рождается поровну, стало быть, и умирает поровну. Однако, как и где живут мужчины на небесах - мы знаем хорошо, но слишком мало нам известно о женщинах. Боже сохрани меня покуситься на непреложность догмата скромности! Как и в синагоге, так и в раю пребывание мужчин и женщин должно быть неукоснительно раздельным, и это правило, слава Богу, соблюдается. Но не держать в тайне от мужчин местопребывание женщин в раю, - разве в этом есть ущерб целомудрию? Надо обсудить с Айзиком и с Михаэлем.”

Рай слухами полнится. Раз услышал Гершель разговор коллег- праведников, мол в такой-то день, в такой-то час, на такой-то аллее райского сада будут прогуливаться жилицы женского рая. Случившийся поблизости ангел c неодобрением отнесся к странному направлению беседы и попутно заметил, что правильно говорить не “женский рай” и не “мужской рай”, а “рай для женщин” и “рай для мужчин”, ибо неточность формулировки чревата нежелательным трактованием. Педант Гершель мысленно признал правоту ангела, но главным для него было сведение о прогулке. “Возможно, - подумал Гершель, - это регулярный моцион, надо присмотреться. Вдруг встречу Малку!”

Гершель установил наблюдение, и вскоре упорство и терпение были вознаграждены. Среди женской публики он узнал знакомую фигуру, разглядел милые черты: Малка! Она отстала от подруг, и это облегчило задачу искателя приключений (если в раю допустимо такое выражение!). Он нагнал ее. Как представиться ей, как начать разговор? Они оба из Вильно. А Вильно - это Европа, а не заскорузлый украинский Божин. Требуются хорошие манеры, чтобы расположить к себе женщину, не испугать, не показаться грубияном. Память о правилах этикета выручила. Гершель умело подошел, назвал себя, напомнил о юности.

Увы! Малка долго не могла узнать виленского соседа. Она не ведала о чувствах юного Гершеля - ведь он был слишком робок! Однако, услыхав запоздалое признание, приняла его благосклонно. Хотя в одобрении ее сквозил справедливый упрек: где ты был раньше, воздыхатель? Ведь молодость не вернешь! С женским практицизмом она обратила его внимание на бесперспективность ситуации. Гершель рассказал Малке о плане ангелов Михаэля и Габриэля “День, как вся жизнь”. Это пришлось к месту и добавило теплоты. Малке пора было догонять товарок, да и Гершель заторопился. Главное, первая встреча состоялась!

Гершель вновь разыскал Малку. Беседа текала вяло, и неудовлетворенность его росла. И уж не Малка, а сам он был тому причиной. Он мечтал ее встретить, а встретив, не ощутил воскрешения романтических порывов. “Ах, она осталась молодой, а уж стар... Что рай творит с нашими годами, что наши годы творят с сердцами!” - сокрушался Гершель. И подумал он, что правильно будет приобщить к этим встречам Айзика - быстрый ум и острое слово бывшего хасида непременно оживят разговор.

Первая феминистка

Итак, Гершель задумал приобщить Айзика к встречам с Малкой. Товарищ его боек, за словом в карман не лезет, и разговор оживится. Так он представил дело себе самому, и в том же лестном для Айзика духе предложил ему стать участником бесед. Малка подумала сперва, что земляк знакомит ее с новым человеком в надежде занять позицию положительного антипода. Гибкий женский ум не удовлетворился единственной версией и придумал еще одну: Гершель утратил интерес к ней и хочет изящно освободиться от бремени. Такое допущение огорчило Малку.

Было бы ошибкой полагать, что женщина способна выдвинуть только две альтернативы, но Малка этим удовлетворилась. Доброе ее сердце шепнуло ей: “Эти милые старички родились и умерли мужчинами и не виноваты в этом. В мужских головах даже рай не заместит бессмыслие невнятных надежд на прочность здравого смысла. Не будь строга, дева, к слабым от природы - ведь их половина человечества!” И Малка согласилась встречаться вместе с Гершелем и его другом, подумав гордо, что ей вполне есть что сказать обоим, а ее собеседикам - чему внимать.

Айзик отнесся к идее Гершеля легко и естественно. Он не утрудил себя тонкими вопросами и не искал глубокомысленных ответов. Он был рад перспективе новизны.

Малка сообщила своим слушателям, что проживает в том отделе рая для женщин, который расположен на пятом небе. Это весьма важный отдел. В нем поселились Сара, Ривка, Рахель, Лея. Несколько раз она удостоилась видеть мельком великих женщин, сыгравших столь важную роль в истории иудейского народа.

Разумеется, Малка не находилась в непосредственном соседстве с праматерями: ведь и в раю для женщин, как и в раю для мужчин, существует разделение сфер обитания по критериям праведности и заслуг перед Богом. “Моя праведность в чистоте помыслов, мои заслуги перед Богом не считались великими на земле, но весьма ценимы в раю. Я умерла, не успев познать мужа, и душа моя была свободна от похоти. Посему меня определили в столь почетное отделение рая!” Девица сказала это мужчинам без всякого смущения, и Гершель с Айзиком пришли к мысли, что стыдливость тяготеет скорее к пороку, нежели к добродетели.

“Нашим отделом управляет Авигаиль, самая красивая из жен царя Давида, - сообщила Малка, - мы все любим ее и сочувствуем ей.” Мужчины переглянулись. “Отчего же прекрасная Авигаиль нуждается в сочувствии?” - спросил Айзик. Глаза Малки подернулись грустью. “Авигаиль говорит, что возлюбленный муж ее обитает неподалеку. В небесном Храме на непрестанных пирах он играет на лютне и поет сочиненные им псалмы во славу Бога. Ангелы подают вино самое старое и самое лучшее, выдержанное с дней творения. Слушатели внемлют Давиду, а он бесконечно увлечен благородным и возвышенным своим занятием. Авигаиль гордится мужем, но вот уж несколько тысяч лет, как бывший царь не справляется о жене. И Авигаиль пребывает в печали,” - ответила Малка.

- Ты сочувствуешь бывшей давидой жене? - спросил Айзик.

- Я сочувствую женщине. Иногда негодую, - ответила Малка.

- Негодование? В раю? - изумился Гершель.

- Диктат мужского эгоизма довлеет на этом свете, как на том!

- Чрезвычайно интересная идея! - иронически заметил Айзик.

- Нет ли в этой интересной идее опасного инакомыслия? - забеспокоился Гершель.

- Мужчины предельно благоразумны! - презрительно бросила Малка.

- Должно быть, им есть что терять! - самодовольно ухмыльнулся Айзик.

- Не более, чем женщинам. Откуда взялся рай? Его придумали и описали мужчины!

- Придумали для себя? - не унимался Айзик.

- Хватит! Рай не придуман, но Богом сотворен! - рассердился Гершель.

- Да, я, пожалуй, увлеклась...

- Что тревожит сердце твое? - успокоившись, спросил Гершель землячку.

- Отчего в книгах, мужчинами сочиненных, женщина всегда красива?

- Любовь к прекрасному! - широко улыбнулся Айзик.

- Нет! То не к прекрасному любовь, то фантазии порочные мужские!

- Ты снова увлеклась. Пусть женщины возьмут перо! - примирительно сказал Гершель.

- Великодушие на словах. Мужчины избрали перо для себя, женщин оттеснив!

- Неверно! Свобода выбора - основа нашей веры! - посерьезнел бывший хасид.

- Женщина свободна выбрать занятие раввина или молиться с мужчинами у Западной стены?

- Э-э-э... видишь ли, Малка, э-э-э... - начал было обдумывать вслух свой ответ Айзик.

- Э-э-э... - и это все? У вас свобода выбора, а наш выбор - свобода!

- Цель разделения полов есть спасение от греха! - вернулся к теме Гершель.

- Цель разделения полов есть удаление женщин ради спасения мужчин от греха!

- Малка, есть у тебя товарки родственного направления мысли? - спросил Гершель.

- Не знаю. Я впервые открываю сердце. Мне пора. До свидания.

- До свидания, - сказал Айзик.

- Осторожность не повредит, Малка, - остерег на прощание Гершель.

Малка удалилась. Гершель и Айзик отправились восвояси, рассуждая по дороге.

- Мне понятны ее чувства. Есть крупицы истины, - задумчиво произнес Гершель.

- Она радикалка! - отрезал Айзик.

- Она феминистка.

- Она забавна.

- Она серьезна. Юность хочет перемен.

- Гершель, она умерла, не узнав жизни. Ветер пустыни не несет перемен.

Пора подумать о душе

Разговор с Малкой произвел впечатление на обоих друзей. Ни почтенный возраст мужчин, ни внушительный срок пребывания на небесах, ни неизбежное райское нивелирование характеров - ничто не обладает достаточной силой, способной иссушить мужское сердце и оставить его равнодушным к беседе с юной девой.

Склад ума бывшего хасида отличался ортодоксальностью, чтоб не сказать догматичностью. Такая особенность мышления обладает тем достоинством, что крепко удерживает человека на орбите праведности и хорошо страхует от греха. Поэтому Айзик, обдумывая доводы Малки, искал не конструктивные уступки, но полемические возражения, имея целью опровергнуть неуместный с его точки зрения ни на том ни на этом свете феминизм.

Критический ум виленского уроженца не отвергал с порога новые идеи. Гершель углубился в размышления о правомерности женских притязаний и жалоб. В справедливости он усматривал дух иудейской веры. И если перемен требовало само время, то нельзя было оставаться глухим к его зову. Впрочем, в практических делах природная осторожность уводила Гершеля от риска новаторства к надежности обыкновения. “Осторожно действовать еще важнее, чем разумно рассуждать!” - думал Гершель.

На грядущей встрече с Малкой друзья задумали продолжить обсуждение темы женской судьбы, но в ином ключе. Айзик утверждал, что бунтарский дух девицы проистекает из особенностей ее биографии, точнее из отстутствия в ее женском послужном списке чувственных впечатлений. Между мужчинами было решено, что они просветят Малку в части зарождения новой жизни и превращений человеческой души. Чтобы развить ее ум и отвлечь его от суетной проблемы женского равноправия, они поведают собеседнице описанные в книгах таинства, наверняка ей неизвестные.

Прогуливаясь по аллее райского сада, Гершель и Айзик нашли удобный пригорок (скамьи в райском саду не предусмотрены) и расположились на нем в ожидании своей юной приятельницы. Появилась Малка. После церемонно-робких приветствий мужчины указали ей место на расстоянии доступном для слуха и не подвергающим испытанию скромность. Хотя непреклонная скромность, как все непреклонное, в разладе с женской натурой.

“Дорогая Малка, - начал Гершель, - мы с Айзиком тронуты твоим сочувствием к судьбе той половины человечества, к которой принадлежишь ты сама. С просветительной целью мы хотим сообщить тебе некоторые вещи, сказанные нашими мудрецами, благословенны их имена, о зарождении жизни, о мужчине, о женщине и, конечно, о душе.”

“Мы надеемся, Малка, - добавил Айзик, - что новые знания помогут тебе обрести взвешенную и менее радикальную точку зрения на противостояние мужского и женского миров. Возможно, это противостояние покажется тебе мнимым!”

Захваченная столь основательным вступлением, Малка навострила уши и приготовилась внимать мудрым речам.

“Да будет тебе известно, Малка, - сказал Гершель, - что Бог сотворил души всех людей на все времена и сделал это сразу, как только создал душу Адама. Другими словами, души людей, которым еще предстоит родиться, уже существуют. Они хранятся в специальном вместилище душ, расположенном на седьмом небе.”

“Ангел по имени Лайла, верный слуга Господа, - продолжил Айзик, - помогает Всевышнему всякий раз, когда предстоит родиться новому человеку. Вот как это происходит. Допустим, некий муж в некую ночь замыслил совершить соитие со своею супругой. Бог призывает к себе Лайлу и сообщает ему о предстоящем событии. Он велит ангелу доставить ему животворящую каплю семени сего мужа. Когда приказание выполнено, Бог определяет судьбу новичка в мире людей: будет он мужчиной или женщиной, слабым духом или героем, бедным или богатым, высоким или низким, толстым или худым, почтенным или презренным. Все, кроме одного, наперед решает Бог. Он оставляет на волю человека свободу выбора - быть тому праведником или грешником. Когда завершит Господь труд предрешения, Лайла вернет каплю по назначению.”

“Теперь Бог обращается к ангелу по имени Нэшама, - вновь берет слово Гершель, - Он приказыват ангелу принести из вместилища на седьмом небе душу с таким-то именем. Нэшама немедленно выполняет поручение, и Бог повелевает доставленной душе покинуть рай и войти в каплю. И всякий раз происходит драматическая сцена. Душа падает ниц перед Всевышним и умоляет Его не удалять ее из рая, ведь ей так хорошо вблизи трона Господня, и за что ей выпала злая судьба - раствориться в зловонной капле! И неизменно удается Богу убедить потревоженную душу, что она создана для этой капли, и ее ждет жизнь, а ведь жизнь есть счастье человека. Бог приберегает главный довод на конец утешительной речи - пребывание на земле будет временным, и душа снова вернется на небо!”

“Ангел Михаэль демонстрирует душе наслаждения рая, а ангел Насаргиэль знакомит ее с муками ада, о которых, Малка, ты, вероятно, наслышана, - продолжил Айзик, - и откроется душе, где жить будет человек, в теле коего ей пребывать, где умрет он, и где похоронят его. Отправляя душу в непредсказуемый путь, Бог выражает надежду, что она сделает правильный выбор на земле. После этого Нэшама нечувственно проникает в чрево матери, помещает душу в уготованную ей каплю и возвращается на небо.”

“Вот приходит время созревшему плоду покинуть материнское лоно, - говорит Гершель, - и ангел сообщает ему, мол, пора выходить на белый свет. И вновь разыгрывается драма: плод упрямится, не хочет покидать теплое место и вступать в неведомое. И объясняет ангел неразумному, что не по своей воле тот создан, и не по своей воле родится, и умрет не по своей воле, а вершатся дела по желанию Всевышнего. И неможно прекословить воле Господа, и рождается новый человек, и первым делом разражается плачем - то горечь утраты надежного и страх обретения неведомого. А когда окончит человек свой жизненный путь, и придет время душе расстаться с телом, вновь приходится ангелу прилагать силу убеждения, а то и принуждения, и повторять лежащему на смертном одре - не по своей воле ты родился, не по своей воле жил, не по своей воле умираешь!”

Малка слушала своих просветителей и удивлялась пафосу, с которым они рассказывают банальные вещи, знакомые ученику хедера. “Не иначе, они полагают, - рассуждала она про себя, - что женщина, чей доступ к знанию не одобряется мужчинами, не знает тривиальных фактов. Они шибаются. Не все женщины таковы. Я, например, читаю книги, чтоб познавать мир. Впрочем, не всегда банальное плохо, а порой даже верно.”

Малка усомнилась в том, что рассказ старичков-энтузиастов может смягчить, как выразился Айзик, радикальность ее взгляда на противостояние мужского и женского миров. “Во-первых, они исходили из ошибочного мнения о невежественности женщин. Во- вторых, связь между содержанием рассказа и его целью, как они ее определили для меня, отсутствует или прячется в дебрях мужской логики, что одно и то же.”

Девице не хотелось обижать своих добровольных учителей, но и перспектива остаться глупенькой в их глазах ей не нравилась. В этом пункте некоторые, возможно, усомнятся в благоразумии ее побуждений, однако, такова уж Малка! Да ведь и сказано было, что даже века пребывания в раю не могут до конца уничтожить природные свойства характера.

Стараясь примирить вежливость с гордыней, Малка изрекла: “Гершель и Айзик, я сердечно благодарю вас за изумительный рассказ. Всегда полезно освежить знания о хорошо знакомых вещах. Добавлю, что из каббалистических книг мне известно развитие старого взгляда на пребывание душ в раю, а именно: мужские и женские души совокупляются, рождая себе подобных.”

Тут раздался голос прекрасной Авигаили. Неизменно печальная жена царя Давида призывала Малку поторопиться и вернуться в родные аллеи. Малка распрощалась с Гершелем и Айзиком и легким девическим шагом последовала за Авигаилью.

Оставшись одни, мужчины озадаченно глядели друг на друга. Гершель был разочарован. Айзик - ничуть!

Поиски ответов

Последний разговор с Гершелем и Айзиком показался Малке небезынтересным. В прежней своей короткой жизни она отнюдь не была избалована обществом противоположного пола. Ей польстило внимание двух важных особ - выходцев из окутанного тайной мужского племени. Продолжение встреч сулило ей приятные ощущения превосходства, а если ветер переменится, и мужской ум возьмет перевес, то это тоже по-своему хорошо.

Гершель досадовал. Опыт с просвещением девицы не удался, но не в том беда. Возможно, причина разочарования гнездилась в нем самом. Нынешняя Малка не походила на таившийся в его сердце романтический образ. Он словно пережил потерю. К счастью, разочарование зажигает новый маяк.

Айзик же воодушевился. Приятное общество и нежный женский голос напомнили ему из земной практики, что хасидская праведность не исключает бескорыстных удовольствий.

Лиса меняет шкуру, а не норов, и человеку не одолеть склад характера его. Гершель и Айзик следовали каждый своей природе. Первый устранился от встреч с Малкой и целиком отдался решению сложных проблем райского бытия. Второй несколько ослабил академическое рвение и высвободившиеся часы посвящал приятным беседам с девицей.

Любитель порядка, Гершель произвел классификацию обитателей рая. Свои изыскания бывший раввин производил на основании читанного прежде и соотносил книжную мудрость с наблюдаемой реальностью. Он сумел распознать три категории обитателей: люди умершие, люди живые и души.

Гершель спросил себя: “Какова моя сущность в настоящий момент?” Он рассуждал так: “Я попал в рай после смерти, значит, я умерший. Но в то же время я мыслю, стало быть, я живой. Далее. В давние времена по особому благоволению небес в рай брали людей до их кончины. Так случилось, скажем, с Элиезером, рабом Авраама. Если я живой, то чем я отличаюсь от тех живых, которые очутились в раю, не умерев? И, наконец, общеизвестно, что душа праведника по смерти его занимает положенное ей место в раю. Выходит, я есть душа? Однако, душа бестелесна, но я, как мне кажется, обладаю телом. Как примирить эти внешне несоединимые факты? Как изобразить логичную картину рая? И по чину ли мой замах?”

Изощренный книжник, Гершель знал, что правильно поставленный вопрос есть ключ к решению задачи. Вопрос труднее ответа, но разве вопросительный знак не похож на ключ? Гершель верил в свой талант к безошибочным формулировкам, но справедливо сознавал недостаток знаний в части райских реалий. Поэтому он обратился за помощью к старшему над раем ангелу Михаэлю. Выбор советчика был, несомненно, удачным, ибо Гершель знал Михаэля как агела пытливого ума и широких взглядов.

Выслушав Гершеля и выразив восхищение на лике своем, Михаэль тепло обнял собеседника, пожал ему обе руки и окутал ласковым взглядом, каким смотрят на нежданно встретившегося единомышленника. “О, Гершель, - воскликнул Михаэль, - я не имею исчерпывающих ответов на все твои вопросы, ибо орешки эти тверды необычайно. Некоторые вещи я пока только обдумываю, и не только я этим занят. Я открою тебе и результаты, и проблемы. И я надеюсь на твой вклад!” Надо ли говорить, как польщен, как радостно возбужден был Гершель!

“Сперва, дорогой мой Гершель, - начал Михаэль, - я брошу свет на вещи изученные. Ты спрашиваешь, тело или душа, живой или мертвый? Вообрази себе, Гершель, что обитатель рая является некой сущностью, неизвестной на земле. Когда праведник закончит свой земной путь, душа его займет место в раю. Но и тело, которое было предано земле, тоже присутствует в раю. И ты воочию видишь это. Как и миллионы райских жителей, ты являешься симбиозной субстанцией (надеюсь, тебя не смущают подобные выражения!), которую можно назвать “одушевленное тело” или “телесная душа”. Оба названия равноправны. Честь открытия этой субстанции принадлежит нам с Габриэлем.”

“Итак, скончавшийся на земле и попавший в рай праведник есть симбиозная субстанция, имманентным свойством которой является одновременное пребывание в состоянии жизни и вне этого состояния. Кстати, это свойство объясняет вечность райского блаженства и отсутствие смерти. Да, мой любознательный друг - в раю нет смерти!”

Гершель замер в восхищении: безупречная логика, ясность мысли, прозрачность рассуждений! Это те драгоценные качества, которые он исключительно высоко ценил и которыми в известной мере обладал. Ведь он сам бывал не чужд сочинению комментариев к трудным для понимания главам или абзацам Писания.

Обсуждение нерешенных пока загадок Михаэль и Гершель перенесли на другой день . “Твоя классификация, Гершель, включает категорию праведников, пришедших к нам живыми. К ним относятся, например, вернувшиеся к благочестивой жизни сыновья Кораха, пророк Эльяу, раб Элиезер и многие другие. Эти достойные люди, не испытавшие полынный вкус смерти, не могут быть отнесены к симбиозной субстанции “Одушеленное тело- телесная душа”. Согласно нашей статистике, доля таких обитателей в раю составляет сотую часть, и ею мы не имеем право пренебречь. Поэтому мы с Габриэлем признаем неполноту нашего открытия.”

“Одна сотая! - воскликнул Гершель, - и такой ничтожный статистический факт заставляет сомневаться в совершенстве теории? Помнится, в приютившем меня царстве не принято было оставлять статистику на произвол фактов, дабы не наносить ущерба теориям и мнениям!”

“Ах, Гершель! Правота слов твоих увековечилась тамошней преемственностью в искусстве достижения воистину райской статистики. Но мы-то с тобой находимся в раю и посему не позволим себе увязнуть в болоте греха! Признавая приоритет фактов, мы продолжаем работать над развитием теории.”

“Теперь, Гершель, я сообщу тебе о трудной проблеме, над решением которой уже несколько тысяч лет бьется Мессия. Как ты знаешь, он пребывает в почетном месте рая, по соседству с пророком Эльяу. Одна из целей бытия Мессии состоит в воскрешении умерших. Иными словами, покойники оживут и вернутся к земному существованию. Других сторон грядущей деятельности Мессии я не касаюсь. Известно, что с момента творения непреложно действует всемирный закон воздаяния, навечно определяющий для праведника рай, а для грешника - ад. Мессия пребывает в затруднении: как совместить вечность воздаяния с будущим воскрешением?”

“Спаситель советовался со мной и со старшим над адом ангелом Насаргиэлем. Увы, мы не смогли помочь ему. Он тщетно пытался привлечь к решению проблемы далекого своего предка царя Давида. Однако, тот безоглядно поглащен игрой на арфе и пением псалмов. Люди полагают, что Мессия медлит с приходом из-за их греховности. Это верно лишь наполовину, а другая половина истины в том, что Спаситель не может явиться на землю, не прояснив до конца целей и средств.”

“А теперь, друг мой, я обращаю твое внимание на важнейшую вещь. Рай, как ни странно, молод. Ты ведь знаешь, он был создан Всевышним за два тысячелетия до начала творения, коему и шести тысяч лет не исполнилось. Стало быть, рай моложе восьми тысяч лет. А что молодо - то не устоялось. Никто не знает, покажется ли праведникам великим счастьем вечная жизнь и не предпочтут ли они смерть? Вспомним историю города Луз. Ангел смерти не имел доступа в город, и люди там не умирали. Но приедалась жизнь обитателям Луза, и выходили они за городские ворота навстречу своей кончине. Не уподобится ли рай Лузу? Если Господь совершил ошибку, Он непременно исправит ее!”

“Уверен, что рай создан не по ошибке, - заметил Гершель, - ведь Бог предвидел страх людей перед смертью, и сделал шаг навстречу им в милосердии своем, и сотворил рай. Так Господь сумел уберечь человека от глупых суеверных изобретений и при этом соединить вечную жизнь с воздаянием.”

“Браво,Гершель, мне нравится твоя догадка! А сейчас поведаю о нашей с Габриэлем заслуге. Ты находишься в раю уже добрых несколько сотен лет. При этом тебе не приходилось сталкиваться ни с уроженцами древности, ни с новобранными постояльцами. Думаю, мы с коллегой Габриэлем заслужили похвалу, ибо за редким исключением мы не селим вместе праведников из далеко отстоящих друг от друга мест и времен. Выходцы из разных стран и эпох не должны соседствовать, ведь их опыт и воззрения безнадежно разнятся и потому несовместимы. Я знаю, тебя бескоила эта проблема. Расселяя по нашему уставу, мы избегаем ненужного напряжения в идиллической атмосфере рая.”

В приливе благодарности за ценную беседу Гершель обнял и рацеловал Михаэля. Тот тоже расчувствовался. Они уговорились и впредь делиться друг с другом вновь добытым знанием. Потом Гершель удалился к себе, уселся на свой стул и крепко задумался. Им овладели честолюбивые мечты помочь Мессии, а самому войти в историю одним из важных мудрецов.

Эпилог

Время, которое Гершель честолюбиво посвящал отысканию решений труднейших проблем мироздания, его соратник по учению Айзик улеченно и бескорыстно отдавал встречам с Малкой. Забегая вперед, скажем, что холодный ветер бескорыстия остудил пыл увлечения. Это не удивительно, ибо увлечением движет корысть, а в раю она принципиально исключена.

Айзик и Малка не касались скользкой материи феминизма, но и не уклонялись от вечно живой и волнующей темы противостояния мужчины и женщины. Они придумали для себя игру, которую назвали “Царица Савская и царь Соломон”. Малка взяла на себя роль царицы Савской, а Айзик воплощал царя Соломона.

К каждой встрече Малка готовила загадку из запасов царицы, а Айзик отгадывал ее не хуже древного мудреца. Разумеется, оба игрока знали книжную эту премудрость, и, казалось бы, результат игры был предрешен. Однако, Малка преподносила загадки не в каноническом их порядке, и в этом состоял вызов смекалке Айзика. К обоюдному удовольствию он неизменно бывал на высоте.

Игра вовлекает и держит, а оторвать от игры - не пустяк. Но как-то раз бдительная Авигаиль обратила внимание ангела Михаэля на участившиеся встречи наших героев. Старший над раем попросил своего наперсника Гершеля повлиять на друга. При этом Михаэль тонко заметил, что пребывание в раю небезусловно, и известны прискорбные случаи изгнания. Между выходцами из Божина состоялся разговор, в результате которого произошло упомянутое выше борение бескорыстия с увлечением. Айзик сердечно благодарил Гершеля за своевременную помощь благоразумием.

3. Сергій Дзюба Переможець кобр

Сергій Дзюба

Переможець кобр

У Чернігівському обласному художньому музеї імені Г. П. Галагана відкрилася виставка дивовижних картин уродженця Камбоджі Ук Дара Чана, який вижив у непролазних джунглях, полюючи на тигрів, кобр та буйволів, і став відомим українським художником.

Нині мій мужній і талановитий співрозмовник - громадянин України, котра стала його другою Батьківщиною. Причому Ук Дара Чан - не тільки успішний митець, перекладач українських творів кхмерською мовою, лауреат Міжнародної літературної премії імені Миколи Гоголя «Тріумф», академік Міжнародної літературно-мистецької Академії України, а й президент Київської обласної федерації тхеквондо і спортивного клубу «Нага», абсолютний чемпіон Європи серед ветеранів .

У племені вважали чаклуном…

- Отже, вельмишановний пане Ук Дара Чан, Ви народилися в Камбоджі, у відомій і заможній аристократичній родині…

- Авжеж , знаєте, пане Сергію, як перекладається з кхмерської мови Дара Чан? Це - зірка і місяць. Адже кхмери здавна полюбляють давати дітям поетичні, милозвучні, образні імена. І дитинство моє було справді дуже щасливим . Я ж мав прекрасних та люблячих батьків і турботливу няню . У нас був чудовий будинок , а в гаражі стояло кілька «Мерседесів» …

- Ким був Ваш тато?

- Військовим. Під час Другої світової війни батько воював з японцями, став генералом . Він служив в охороні короля Камбоджі. Втім, у квітні 1975-го наше життя повністю змінилося, адже, захопивши владу в Камбоджі, червоні кхмери влаштували жахливий і жорстокий терор проти власного народу. Пол Пот та його криваві сатрапи знищили майже половину населення держави!.. Такого геноциду взагалі не знала світова історія .

- На думку авторитетних зарубіжних істориків, режим червоних кхмерів навіть перевершив злодіяння Йосипа Сталіна !

- Так … Спочатку мого батька призначили командиром дивізії на кордоні з В'єтнамом. А тоді ж тривала в'єтнамсько - американська війна. Часто американські бомби не потрапляли в ціль, і падали на територію Камбоджі . То матуся рятувала мене , малого хлопчину, прикриваючи своїм тілом. А потім тата раптом викликали в столицю Пномпень і дуже підступно, віроломно вбили його пострілом у спину... Разом з іншими аристократичними сім'ями червоні кхмери вислали нашу родину (маму, сестричку та мене) в зовсім дикі, буквально непрохідні джунглі.

- На перевиховання ?!

- На «перевиховання» в лапках ... Тільки уявіть собі: моєю єдиною зброєю був ніж. Це - наразі все, що вони дозволили взяти з собою ! Тоді мені виповнилося лише чотирнадцять років. Я був ще звичайним підлітком, однак уже мусив дбати про своїх рідних - матусю та сестру, бо ми потрапили просто в нелюдські умови .

- І як Вам вдалося вижити в отих нетрях?

- Сам дивуюся! .. Довкола ж знаходилися недружні племена, кожне з яких говорило по-своєму . Адже державної мови, кхмерської , вони наразі не знали … А треба ж було з ними якось порозумітися. Звісно, ми були шоковані, розгублені, проте необхідно виживати в джунглях, іншого виходу просто не існувало! Тому я став снайпером, мисливцем. У мене був арбалет і саморобний спис. Я полював на буйволів, диких свиней, тигрів, кобр …

- Тобто стали і змієловом!

- Ну, треба ж було щось їсти... Звісно, ми споживали й різне коріння. Але змії - то справжній делікатес!

- І яка ж кобра на смак?

- Навіть смачніша за курятину !.. А на ніч я щоразу розпалював багаття, щоб захиститися від звірів. У джунглях навчився плести мотузки з кори дерев, робити саморобні гамаки, які рятували від кобр. Коли ще був не таким вправним і тільки вчився премудростям виживання в цих хащах , на мене напала кобра - завдовжки метрів чотири …

- Величезна!

- А я саме тоді був узагалі без зброї, тож утікав щосили , неначе навіжений . Але кобра вперто переслідувала мене … Вождь племені, побачивши оті дивовижні «перегони», спочатку щиросердно сміявся. Втім, коли я вже буквально вибивався з сил і ледь переводив подих, гукнув мені : «Тікай від кобри на пісок!» . І справді, там ця потвора вже не змогла мене наздогнати , адже почала буксувати... А згодом один тамтешній мисливець порадив : «Ти, хлопче, перед кожним полюванням на кобру, змащуй вістря стріли своєю слиною , змія її боїться ». Я спробував - дійсно , кобри завмирали , неначе загіпнотизовані ...

- Оце екстрим!

- Справжня школа виживання. Або стаєш вдалим мисливцем, або гинеш… Я ту свою справу зрештою опанував - причому мені настільки таланило, що дехто навіть вважав мене чаклуном! Взагалі ж, із двадцяти висланих аристократичних родин, які були примусово вислані в джунглі, вижили лише три...

- Так тривало, доки режим червоних кхмерів впав?

- Ні, коли я підріс і змужнів, то пішов боротися із загарбниками з автоматом у руках. Воював, доки цей антилюдський режим не було повалено.

Усім серцем полюбив Україну-неньку!

- Потім Ваша родина повернулася додому?

- Так, ми з мамою і сестрою вернулися у Пномпень. Я дуже любив і хотів малювати. Тож, за першої нагоди, отримав можливість навчатися на факультеті графіки Королівської школи мистецтв.

- А як Ви в Україну потрапили?

- Кращі випускники школи мали право продовжити навчання за кордоном. Так я став студентом Київського художнього інституту. І я всім серцем полюбив Україну-неньку, яка мені дуже сподобалася. Тож вирішив жити і працювати тут.

- Де Ви сьогодні мешкаєте?

- У Березані. Я - громадянин України. Викладаю живопис у тутешній школі мистецтв. Моя дружина Світлана - українка. Вона працює директором цієї школи, викладає музику … У нас - двоє дітей: Денис та Христина. Син обрав навчання в Національному університеті харчових технологій, а ось донька вирішила вивчати соціологію у Київському національному університеті імені Тараса Шевченка. Діти розмовляють чистісінькою українською .

- Молодці!

- Спочатку, коли ми з дружиною ще навчалися та мешкали в студентському гуртожитку і з'явилася перша дитина , було нелегко … Виручало те, що я продавав свої картини на Андріївському узвозі.

- Тобто ці картини користувалися попитом? А що саме Ви зображували?

- Звісно, і давні кхмерські сюжети, й українські, які теж стали для мене вже рідними . Так відтоді й малюю!

- Тепер Ви - відомий художник. Ваші картини прикрашають національні музеї й приватні колекції України, Англії, Німеччини, Австрії, Нідерландів, Росії, США, Сербії, Австралії , Нової Зеландії. .. Щиро любите і рідну Камбоджу, й свою другу Вітчизну - Україну ! Мій приятель, знаний громадський діяч Юрій Косенко відгукується про Вас, як про справді патріотичну, високопрофесійну, порядну та обдаровану людину, яскраву особистість, яку шанують і в Березані, і в Києві. І я особисто чув такі відгуки: Ук Дара Чан - це викладач від Бога, гордість Березані. Адже практично всі Ваші учні вступають до найкращих наших університетів!

- Дякую за добрі слова. Звісно, приємно, коли учні досягають успіхів.

- І не лише мистецьких! Ви очолюєте в Березані спортивний клуб «Нага».

- Нага - це така змія. Вона й на прапорі нашого клубу зображена. Адже це - кхмерський символ захисту та добра. Я навчаю молодь мистецтву тхеквондо. Ще я - керівник Київської обласної федерації тхеквондо. Це - чудово, що діти зайняті добрими справами, не роблять шкоди, не вчиняють злочинів, поводяться в житті мужньо та благородно . І це - головне! Серед вихованців нашого клубу - вже сотні людей, котрі стали кваліфікованими фахівцями. І вони - щирі патріоти України! Мої вихованці ніколи не використають свою майстерність задля зла… Навпаки - вони ростуть шляхетними людьми.

- Ви й зараз - у чудовій спортивній формі. Дивовижно стрибаєте через аж дев'ятьох спортсменів і голою п'ятою трощите товстелезну дошку! У Словенії стали абсолютним чемпіоном Європи серед ветеранів. Та й Ваші вихованці вже мають дійсно вагомі досягнення, перемагаючи на всеукраїнських і міжнародних змаганнях, а дехто досягнув і європейських вершин .

- Бо я не можу залишити дітей на півдорозі. Прагну, щоб вони відбулися як особистості, відчули себе переможцями, набули впевненості у власних силах . Так, я віддаю свою камбоджійську душу українським дітям.

- Я чув, Ви ще й чарівно співаєте! Завжди - душа компанії та майстерний оповідач анекдотів…

- Граю на гітарі, співаю українські та камбоджійські пісні, танцюю брейк…

- Яке Ваше життєве кредо?

- Коли я вчився в Камбоджі, у школі мистецтв, мій учитель казав: «Усюди в житті є три шляхи й три правила, яких ти завжди повинен дотримуватися. І тоді тобі відкриється шлях до успіху. Перше - це краса, друге - доброта і третє - це істина. Запам'ятай їх» . Ці заповіді стали для мене дороговказом !

* * *

Персональна виставка члена Національної спілки художників України Ук Дара Чана триватиме впродовж місяця. Її організатори - громадська організація «Українська Ініціатива», Чернігівський обласний художній музей імені Григорія Галагана, Департамент культури і туризму, національностей та релігій ОДА за підтримки Міністерства інформаційної політики України і Українського інституту національної пам'яті. Виставка картин поєднує українські та кхмерські мотиви, є на ній і цікавий портрет Тараса Шевченка. Очільник ГО «Українська Ініціатива» Юрій Косенко розповів на відкритті виставки про досвід подолання тоталітаризму в Камбоджі. А виступ його заступника Ольги Тимчишин був присвячений життю і творчості класиків кхмерської літератури.

4. Сергій Дзюба Мінськ - це Європа!

Сергій Дзюба

Мінськ - це Європа !

Відомі українські письменники, перекладачі і журналісти - президент Міжнародної літературно-мистецької Академії України Сергій Дзюба та доктор наук із соціальних комунікацій, професор, академік Тетяна Дзюба нещодавно побували в Мінську на запрошення Спілки письменників Білорусі і Білоруського державного університету імені Максима Танка. Презентували свою нову книжку віршів «Місто Зима» білоруською мовою, а Тетяна Дзюба взяла участь у міжнародній науковій конференції. Тож українців нагородили нагрудним знаком (медаллю) «За великий внесок у літературу» - найвищою відзнакою Спілки письменників Білорусі. Сьогодні ми пропонуємо читачам нотатки Сергія Дзюби про незабутню мандрівку.

Неймовірна чистота і гарні дороги

До Мінська, як ми переконалися, найоптимальніше їхати таким чином: взяти квиток на автобус до Гомеля (о восьмій ранку), а там пересісти на потяг з Адлера. Це - комфортно і недорого. Квиток із Чернігова до Гомеля коштує близько ста гривень, а за один квиток на поїзд «Адлер - Мінськ» із Гомеля ми сплатили біля 9-ти білоруських рублів. Після грошової реформи тут курс валюти такий: один долар коштує два білоруських рублі. Тож рахувати легко.

Три доби в готелі (номер люкс) обійшлися нам у 18 білоруських рублів. Один квиток на метро, автобус і тролейбус коштує в Мінську 65 копійок. Це - недорого, враховуючи, що середня зарплата там - 500 доларів. Пенсія - 170-180 «баксів». У сільській глибинці, напевне, ситуація дещо інша, наразі я розповідаю про столицю сусідньої держави. Ціни на продукти в Мінську - загалом дорожчі, ніж у нас, в Чернігові. Не перелічуватиму, бо, як на мене, приблизно стільки ж я плачу, коли доводиться отоварюватися в центрі Києва. Трохи більше чи менше, та, в основному, схожі розцінки. ..

Зрозуміло, час прибуття, вказаний на квитках із Чернігова до Гомеля і потім на зворотну дорогу, не надто співпадає з реальністю. Бо на митницях поки що рейсові пасажирські автобуси тримають довго, особливо сябри, які ретельно, вручну, обшукують багаж (повертаючись додому, ми спізнилися на дві години). Тож врахуйте це, відправляючись у таку подорож.

У автобусі з Чернігова їхали торгувати в Білорусь наші земляки: бачив, везли горіхи та мед, попри все, кажуть, вигідно. Та й відчувалося, що це - не вперше. ..

Жителі Мінська до українців і взагалі до приїжджих ставляться добре. Коли ти запитуєш про щось у людини на вулиці, вона неодмінно намагається допомогти. Обличчя - загалом привітні, молодь - життєрадісно усміхнена.

Що ще запам'яталося? Чудові, просто бездоганні дороги. А ще - майже ідеальна чистота скрізь, причому в будь-який час ! Таке враження, тамтешні мешканці не смітять. .. У Білорусі - лише один відсоток безробітних. Якщо ти - хороший фахівець, незалежно від професії, й хочеш працювати, то загалом влаштуватися на роботу нескладно.

У столиці Білорусі - безпечно, адже злочинності майже немає. Можна спокійно гуляти вночі, насолоджуючись краєвидами. Наразі в центрі Мінська увечері вражає яскрава й видовищна ілюмінація.

З часів моєї студентської юності (пощастило побувати тоді в Білорусі) місто дуже змінилося, і кількість жителів зросла тут приблизно втричі. Однак ці зміни - загалом позитивні. Мінськ так не задихається, як, наприклад, наш рідний, досить переповнений нині Київ. У столиці Білорусі справляють гарне враження широкі та світлі проспекти і вулиці. Тут - напрочуд зелено, як і в Чернігові, багато парків та скверів.

Мандрівникам раджу побувати в Троїцькому передмісті. Це - недалеко від центру. Але там - дуже затишно, особливо в старому місті, де зберегли унікальну архітектуру. На острові сліз - справді достойний пам'ятник усім «афганцям», які не повернулися з тієї війни. Поруч - цікаві музеї. Скажімо, білоруського класика Максима Богдановича (1891-1917), якого я б порівняв із нашим Василем Симоненком, адже , попри таке коротке життя, молодому білорусу вдалося дуже багато зробити для рідної літератури! До речі, він добре розумів українську мову і писав нею. Це один із дослідників творчості Тараса Шевченка, перекладач білоруською творів видатних українців Івана Франка, Михайла Коцюбинського, Василя Стефаника...

Неподалік знаходяться величні кафедральний православний собор та костьол. Трохи далі - красивий Великий театр опери та балету з фонтанами. Взагалі, фонтанів у Міську - дуже багато, як і зручних лавочок, де можна присісти. А в Троїцькому передмісті - немало колоритних, затишних, милих двориків, де просто відпочиваєш душею.

У центрі привертають увагу Палац Республіки (де проходять найбільші концерти , на кшталт київського палацу «Україна»), Білоруський державний академічний музичний театр і Національний академічний театр імені Янки Купали, Будинок офіцерів, суворівське училище... Та всього й не перелічиш, ліпше побачити все на власні очі! В один із днів ми пройшли пішки двадцять кілометрів, милуючись містом. Тут - багато книгарень , бібліотек, музеїв та пам'ятників видатним білоруським діячам. Є грандіозно неозорий проспект Незалежності. Водночас збереглися й вулиці Леніна, Карла Маркса, Фелікса Дзержинського ... Ось такі реалії, дивовижні для нас, але звичні для білорусів.

Сябри цілком довіряють своєму президентові Олександру Лукашенку, котрого зазвичай шанобливо називають «бацька». Це - їхній вибір, до якого треба ставитися з повагою. Головне, тут щиро люблять Україну та прагнуть взаємовигідно співробітничати в усіх галузях, що, безперечно, важливо і для нашої держави.

Сучасний Мінськ, по суті, виглядає, як прекрасна європейська столиця. Більшість жителів - російськомовні. .. Однак вісімдесят відсотків оголошень скрізь - білоруською, що дуже важливо та приємно! Взагалі ж , у тамтешніх мандрах мимоволі виникає думка, що перебуваєш у справжній Європі, якої ми в Україні так прагнемо .

Політики роз'єднують народи, а література об'єднує!

Про це ми говорили з сябрами в Мінську на презентації в гостинному та ошатному музеї класика білоруської літератури Якуба Коласа. Директор музею Зінаїда Комаровська зробила все належне, щоб ми, гості, почувалися тут, як удома. Свято вийшло світлим, душевним і зворушливим . Адже, де б я не виступав, одразу відчуваю атмосферу залу. Так от, у Мінську вона була напрочуд теплою та щирою!

Завітали сюди і відомі білоруські письменники, й талановита молодь. Вів презентацію очільник Мінської міської організації Спілки письменників Білорусі, видатний поет та перекладач Михась Пазняков. Виступав і ще один наш чудовий друг, з яким активно й успішно співробітничаємо вже не один рік , - знаний поет, головний редактор популярного журналу «Новая Немига литературная» (Немига - це річка, яка протікає тут ), лауреат Національної літературної премії Білорусі Анатолій Аврутін.

Чарівно виконувала власні пісні на вірші М. Пазнякова та А. Аврутіна відома поетеса, актриса, бард, режисер, викладач Білоруського державного педагогічного університету ім . Максима Танка Тетяна Жилінська. Прийшли письменник Володимир Тулінов, поет , прозаїк, керівник творчого об'єднання літераторів «Полум'я», генерал Олександр Ковальонок, заступник голови правління Мінської міської організації Спілки письменників Білорусі Наталія Костюченко (вона - родом із мальовничого села Іолча Брагінського району Гомельської області, котре розташоване на кордоні з Україною, тож Чернігів - з дитинства її улюблене місто), поет Микола Кулецький, який тривалий час мешкав в Україні ...

Власне, на святі презентували дві книжки: нашу з Танею збірку віршів «Місто Зима» в майстерному перекладі білоруською Михася Пазнякова та поетичну книгу М. Пазнякова «Тепло ромашкової завії», котру я переклав українською мовою разом з Олегом Гончаренком і Ярославом Савчиним. Отож тут звучали вірші українською та білоруською. Ми з Танею говорили українською, а наші друзі сябри - білоруською, і ми чудово розуміли одне одного. А коли за рояль Якуба Коласа з дозволу директора музею сіла Тамара Ковальонок, знаний музикант і член Спілки письменників Білорусі, то всі ми разом, дружно та задушевно співали популярні українські і білоруські пісні, зокрема знамениту «Черемшину», яка прозвучала напрочуд проникливо. І навіть після закінчення цієї диво-імпрези ми ще довго не розходилися, гарно, від душі спілкувалися між собою, обговорювали цікаві майбутні міжнародні проекти. Головне, це - наша щира дружба й чудове співробітництво на благо України та Білорусі !

Також доктор наук із соціальних комунікацій, професор Тетяна Дзюба виступила на міжнародній науковій конференції в Національній бібліотеці Білорусі, гарно організованій спільно з Білоруським державним педагогічним університетом імені Максима Танка.

Повернулися в Україну, а вдома - вже чимало листів від друзів-сябрів із Білорусі. Цікавляться враженнями, пропонують нові цікаві ідеї, зичать нам міцного здоров'я, любові, добра, миру (тут вони нам щиро співчувають!) та усіх гараздів !

Отож наше чудове співробітництво продовжується, і я переконаний, що попереду - немало цікавого: нових книг, публікацій, поїздок, нагород, такого теплого та розкішного спілкування. Це - те, що особливо потрібно зараз, коли рідна Україна переживає скрутні часи, і нам дуже потрібні друзі, тим більше, коли вони мешкають зовсім поруч, по-сусідству . Необхідне ось таке постійне, жваве, активне спілкування між нашими національними елітами .

Щиро дякуємо за це незабутнє свято, дорогі сябри! І до нових зустрічей у Чернігові та Мінську!

5. ВЛАДИМИР ХАНАН Стихи

ВЛАДИМИР ХАНАН

Стихи

* * *

День. Улица. Хамсин. Жара

Под сорок. Градус как в «Столичной»,

Но всё нормально, всё привычно,

И странно вспомнить, что вчера

Мороз царапался, как зверь,
Подруги надевали шубы

И нежно подставляли губы,

Прикрывши осторожно дверь.

И кто тогда представить мог

В те бесшабашные минуты

Нам предстоящие маршруты

С прыжком с пролога в эпилог.

Разруху «на брегах Невы»,

Разборки, стрелки, заморочки,

Когда пришлось припомнить строчки

«О, если б знали, дети, вы…»

Чтоб нас совсем не запугать,

Они не называли срока -

Слова поэта и пророка,

Что воедино смог связать

Ночь, улицу, фонарь, аптеку…

Привет Серебряному веку.

Что я могу ещё сказать?

* * *

Воскрешать перед мысленным взором,

Наудачу закинув крючок

В позапрошлое время, в котором

Неожиданный крови толчок

Проведёт тебя той же дорогой

С домино в том же самом дворе…

Что ты спросишь у памяти строгой? -

Вечер, парк, листопад в сентябре,

Где с заносчивой той недотрогой,

Полный нежности до немоты…

Что ты спросишь у памяти строгой? -

Милой той недотроги черты,

Вкус черёмухи, влажность сирени,

Воздух осени - светел и чист,

Серых будней размытые тени,

Со стихом перечёркнутый лист?

Или ставшее островом детство,

Подростковой любви острия,

Где одно лишь защитное средство -

Беззащитная нежность твоя,

Да одна лишь крутая забота -

Чувств и мыслей сплошной разнобой…

Это ты - или, может быть, кто-то,

Вдруг прозревший и ставший тобой?

Не совсем, может быть, умудрённый

Наспех прожитой жизнью своей,

Предзакатным лучом озарённый

Возле полуоткрытых дверей,

Чтоб увидеть особенно ясно,

Бед своих и обид не тая,

Что, должно быть, была не напрасна

Небезгрешная юность твоя.

Вдохновенья приливы, отливы,

Озарения мысли немой…

Как, Господь, твои дни торопливы

Между прошлой и будущей тьмой!

Чёрно-белая ласточка вьётся,

Воронья надрывается рать.

Вот и Муза никак не уймётся,

Только слов уже не разобрать.

* * *

Ну что сюжет? - Простой и старый,

Как дважды два и суп с котом.

Мы в третий класс вступили парой,*

Что и припомнилось потом.

Лет через двадцать, не иначе,

С запасом маленьких невзгод,

У одноклассника на даче

Мы повстречались в Новый Год.

Геологиня и историк,

Под новогоднюю метель

Мы вспомнили тот школьный дворик,

Улёгшись запросто в постель.

Наивных прежних лет свободней,

Без объяснений и затей.

Плод нашей встречи новогодней

Уже и сам плодит детей.

Теперь я знаю: дочка, школа,

И парта общая не зря,

И боль от ревности укола

Тогда, Седьмого Ноября

В предвыпускном… Увы - химера,

Что оправдания спасут

Нас от небесного курьера

С повесткой на последний суд.

Тебя с Москвы, меня - с Синая.

Об эту жизнь разбивши лоб,

Ещё мы встретимся, родная,

Сдав крылья в школьный гардероб.

* С моего третьего класса школы перешли на совместное

обучение.

О НОСТАЛЬГИИ

Что вам сказать? - По разному возможно

Бороться с ностальгией. Скажем, я

С ней просто не борюсь. Порой даже приятно,

Внимательно и сытно пообедав,

Лечь на диван, укрыться мягким пледом,

И вспомнить что-нибудь из прежней жизни.

Дом, например, в котором жил, иль речку…

Ведь здесь, где я мечтаю на диване,

Домов таких не знают - деревянных

И рек таких - глубоководных, мощных

Нет, право, с ностальгией нету смысла

Бороться - лучше, лёжа на диване,

И нежным пледом хорошо укрывшись,

О прошлом вспоминать.

Под крик араба,

Что к нам во двор заходит регулярно

И «альте захен», - кричит, - «старые вещи»

* * *

Опять во сне то Пушкин, то Литва.

Я здесь о городке, не о поэте,

Давно плывущем в мутной речке Лете.

Как справедливо говорит молва,

Книг нынче не читают. Интернет

Сегодня и прозаик и поэт.

В который раз - то Пушкин, то Литва…

Там - детство, юность, там - воспоминанья

О сбывшейся любви, её признанья,

С трудом произносимые слова

«Люблю тебя…», а дальше… Дальше дым.

Легко ли в шестьдесят стать молодым.

А я опять то в Царском, то в Литве.

Знакомых улиц узнаю приметы:

Мицкявичюса - вынырнул из Леты

На берег, не прижился, знать, в Москве.

Как я в России. Петербург не плох,

Но бог чужой - чужой навеки бог.

Так почему ж то Царским, то Литвой

Полна душа, и вздох невольный выдаст

То ветхий дом на тесноватой Ригос,

А то Большой Каприз* над головой.

В пространстве сна немало кутерьмы,

Вот почему в нём пропадаем мы.

И всё ж я брежу Царским и Литвой

Тех баснословных лет, когда телеги

В Софии** и на улице Сапеги

Ходили регулярно, как конвой,

А на стене Лицея - высоко

Сушились в окнах женские трико,

Изяществом сразившие Париж

С подачи злоехидного Монтана.

Меж тем, мальчишки, зреющие рано,

На их владелиц с царскосельских крыш

Глазели жадно в окна бань, пока

Их не сгоняла взрослая рука.

Шестнадцать лет, как я живу в краю,

Где вместо зим шарафы и хамсины***.

Другая жизнь, но прошлого картины

По-прежнему смотреть не устаю.

Литва и Пушкин, Пушкин и Литва

В моём сознанье близкие слова

Настолько, что их образ неделим

На гулком сна и памяти просторе.

Как две реки, впадающие в море,

Они впадают в Иерусалим,

Где я их жду на низком берегу

И от суровой Леты берегу.

* - Мостик в Екатерининском парке Царского Села.

** - Район Царского Села.

*** - Пыльные бури.

Июль 2012.

КОНЦЕРТ

На сцене тенор, чью шубу

Не раз раздирали на сувениры столичные меломанки

Его сменяет известная певица

За ней танцовщик -

Солист популярного грузинского ансамбля

В зале - в двух первых рядах

Областное и районное начальство

С третьего ряда - обычная публика

Необычность происходящего лишь в том

Что концерт происходит в лагере

И кроме начальства

На сцене и в зрительном зале - заключённые, «зэки»

Четвёртый послевоенный мирный год

Во втором ряду сидит директор завода

С той - свободной (говоря очень условно) стороны Волги

С ним жена и сын - кудрявый малыш трёх лет

Так сказать, «ровесник Победы»

Внимание начальства приковано к сцене:

Состав такого уровня не часто увидишь и в столице

Пользуясь этим, женщина, сидящая за спиной жены директора

Тихо просит: «Дайте подержать вашего сына»

Жена директора не без опаски (хотя чего бояться -

Рядом много своих) выполняет её просьбу

Женщина плачет, целует ребёнка и передаёт его соседке

Та передаёт его в следующие руки, те - в следующие

И мальчика начинают передавать по рядам

Трёхлетнего весёлого малыша

Который через много - много лет

Опишет этот концерт в стихах и прозе

* * *

На потёртом детском фото

Улыбающийся кто-то -

Щёки видно со спины.

Видно, был фотограф мастер,

Был он спец по этой части,

Просто не было цены.

Всё бурчал он: «Тише едем…»,

И меня с моим медведем

Папа на колени взял.

Сколько лжи во взрослом мире!

И разинув рот пошире,

Я напрасно птичку ждал.

Дни идут, года мелькают,

Птичка всё не вылетает,

Мне, должно быть, на беду.

Простучат по крышке комья…

До сих пор с открытым ртом я

Птичку - сволочь эту - жду.

6. Виктория Колтунова Прибежала сойка...

Виктория Колтунова

Прибежала сойка...

- Но это же отвратительно! Совершенно отвратительно! - полная женщина в цветастом платье с возмущением рассматривала картину Александра Ройтбурда, на которой был изображен голый мускулистый мужик в черной бандане, занимающийся наглым непотребством прямо на глазах у зрителя. Возмущение посетительницы выставки в Доме художника на Львовской площади разделяли, в основном, зрители ее поколения и те искусствоведы, которым было поручено «закопать» Ройтбурда или, не трогая его, приподнять других художников.

То, что данная картина является гвоздем сегодняшней экспозиции было ясно из того, что, во-первых она была одна такого рода, висела в центре стены, напротив входа в зал, слева и справа помещались явно слабенькие работы. Во-вторых, все остальное показательно отличалось от «Мужчины в бандане» по жанру. Традиционная живопись, чуть ли не взывающая к Передвижникам. То есть, организаторы выставки четко сделали ставку на скандального художника, устроили эпатаж, желая продать его картину подороже.

Манана чувствовала себя просто оплеванной. Ей никто ничего не сказал, не предупредил, если бы она знала, что в центре экспозиции будет выставлен Ройтбурд, она бы вообще не дала свою картину, или подобрала что-нибудь более острое. Ее «Жалостливая смерть» в виде юной девушки в белом платье с косой в руке, склонившейся над постелью умирающего старика, казалась ей очень новаторской и острой у себя в мастерской. Здесь, на фоне «Мужчины в бандане», она совсем потерялась, и Манана прекрасно понимала, что ее просто использовали как фон к сильному художнику. Внутри у нее все кипело.

Манана бросилась к председателю отборочной комиссии Олегу Незванову.

- Олег Иванович, это что? Почему вы не предупредили, что упор будет делаться на Ройтбурда? Это же нечестно! Я бы не участвовала, «Жалостливая смерть» совершенно не из этого сервиза!

- Ну что вы, дорогая! Во-первых, не занижайте себя! Манана Ташидзе очень известный художник и за пределами Украины тоже. Вы не потеряетесь рядом с любым маэстро, - Олег Иванович явно и грубо льстил. - Во-вторых, мы же не могли повесить в одном зале с Ройтбурдом совсем уж дилетантов, было бы непрофессионально. Хоть одна работа должна была поддержать уровень.

- Ранее вы именно меня поддерживали, и я ценила это, - сказала Манана, а про себя подумала: быть первым или десятым в подтанцовке солисту не такая большая разница. Старая ты лиса, я ведь и сама понимаю, чего стою.

Манана старалась поднять свой авторитет в глазах Незванова, и в своих собственных.

- Вы абсолютно правы, но еще того не знаете, милая, что я приготовил для вас чудный сюрприз, - продолжил Незванов, и Манана подумала: мелочь какую-то, поставить на вторую страницу каталога, сразу после Ройтбурда, что ли. А кого еще, если не меня?

- Выставкой заинтересовался крупный арт-критик из Львова, вы о нем слышали, Егор Сойка. Он сейчас самый большой авторитет в изокритике. Я ему порекомендовал писать статью о современных станковистах с упором на вас, сделать с вами большое интервью. Она пройдет в самых крупных журналах по искусству, в том числе и за рубежом, и это замечательный шанс выделиться.

Ага, подумала Манана, вот это уже другой разговор!

Егор Сойка приехал в Киев вооруженный фотоаппаратом Никон, блокнотом в кожаном переплете, авторучкой с золотым пером. Они встретились для первого интервью в кафе на Крещатике, и Сойка заказал кофе, коньяк, греческий салат, панна-коту и торт. Манана не знала, кто должен платить, с одной стороны он заинтересован в интервью, и он мужчина, с другой стороны, она как бы хозяйка в Киеве. И тоже заинтересована, не меньше чем он. В конце концов он заметил, что она решает какую-то проблему и сказал: - Нет, нет, за все плачу я.

Манана отметила его проницательность.

Сойка расспросил ее о детстве, юности, учебе, как она пришла к мысли писать то, что называет сама концептуальной живописью. Ибо на самом деле, концептуальная живопись не совсем то, что делает Манана.

Манана рассказала о своем недолгом замужестве с Игорем, тоже художником, о том как они расстались именно из-за того, что собирались сначала работать вместе, а потом разошлись во взглядах на то, какой должна быть живопись. Игорь любил писать классику, натюрморты, портреты, схваченный в минуту настроения пейзаж. Манана предпочитала сюжетную живопись, но не жанровую, а выражающую одну только глубокую мысль. Совместной работы, когда один придумывает сюжет, а другой его воплощает, не получилось, других особых точек соприкосновения у них не было, и постепенно их семейная жизнь заглохла и сошла на нет.

Манана отметила, как вспыхнули глаза у Егора, когда она сказала, что уже давно не замужем. Так-так, я ему нравлюсь, подумала она.

Первая встреча окончилась тем, что договорились, что Сойка завтра придет в ее мастерскую и отснимет работы, а потом они пообедают у нее дома.

Манана заранее приготовила работы, выставила у стен мастерской, проверила софиты, все работало, интуиция подсказывала ей, что вскоре произойдет что-то очень радостное. Просто петь хотелось. Она знала это ощущение будущего счастья, которое накатывает сверху откуда-то с небес, и заставляет гулко биться сердце. И она прекрасно отдавала себе отчет в том, что не только будущая имиджевая статья тому причиной, но и горящие восхищением глаза Егора, когда он провожал ее взглядом. Манана привыкла к восхищению мужчин, но и различала степень восхищения, когда оно просто ни к чему не ведущее, и когда явно ведущее к приятному продолжению. В данном случае сомнений у неё не возникало, отношения с ней Егор планировал самые тесные. Да, он тоже свободен, и несколько раз как бы к слову намекнул ей на это.

Егор появился во время, с букетом цветов и бутылкой ликера «Бейлис». Отсняли работы, он давал каждой характеристику в несколько слов, потом из мастерской, располагавшейся в мансарде того же дома, где жила Манана, они спустились вниз в ее квартиру и расположились в просторной кухне за обеденным столом.

Манана родилась в этом старинном доме на Прорезной, в двух кварталах от Крещатика, здесь прошло ее детство, окруженное любовью отца, матери, деда и бабки. Первое в жизни горе Манана испытала, когда умерла бабушка, а потом родители решили переехать на историческую родину предков, в Грузию, а Манана, которой на тот момент исполнилось 19 лет, отказалась покидать Украину наотрез. В Кахетии умерла сестра бабушки, у которой была усадьба и налаженное производство вина. Родители вступили в наследство и решили продолжить винодельческий бизнес. В конечном счете, родители уехали, а Манана осталась в Киеве с дедом, тихим незаметным человеком. Бабушка, громкая, властная, совершенно подавляла его, и дед всегда старался забиться в какой- то закуток и быть чем незаметнее. В квартире, кроме трех больших светлых комнат, была еще четвертая, окно которой выходило в торец другого здания, расположенного в одном метре от стены дома на Прорезной. Полноценный свет туда проникал раз в день с пяти до пол шестого, когда от торцовой стены отражались лучи солнца, падавшие в щель между домами в этот промежуток. Дед облюбовал себе эту комнату, она ему казалась самой уютной, но Манана подозревала, что дед просто стесняется того, что она его кормит и лечит, и старается как можно меньше досаждать своим присутствием. Там он и дожил свою жизнь, тихо и бесцветно.

Для гостя Манана выставила на стол сервиз, три вида вилочек, хрустальные рюмки, в перламутровом кольце - льняные салфетки.

Прошло минут двадцать оживленной беседы, сопровождаемой стуком вилок о тарелки, когда из глубины квартиры донеслась негромкая музыка.

- Мы не одни, Манана? - удивился Егор.

- Это Саша, - ответила она. - Мой подопечный, он давно уже член моей семьи.

- Что значит, подопечный?

Манана рассказала, что пятнадцать лет назад она получила заказ, расписать задник клубной сцены в Областной больнице, и когда она этим занималась, в зал вошли две медсестры, из разговора которых она узнала, что в травматологии умирает парень с переломом позвоночника, у него нет родных, нет денег, некому нести за него расходы, и вообще он абсолютно никому не нужен.

По окончании рабочего дня Манана пошла в отделение посмотреть, что там за парень. На кровати, отвернувшись к стене, с потухшим взглядом обреченного лежал молодой человек лет двадцати пяти. На столике стояла нетронутая тарелка с застывшей больничной манной кашей, по которой взад и вперед ползала муха. У Мананы сжалось сердце. Она договорилась с завотделением, оплатила лекарства, оплатила операцию по установлению фарфорового держателя в месте перелома и наняла к нему сиделку.

Надежды на то, что он будет ходить не было никакой, но благодаря фарфоровому держателю, он сможет сидеть и передвигаться по квартире в коляске, объяснил врач.

Через два месяца встал вопрос о выписке, но куда? Саша, приехавший из глубинки, работал в Киеве в обслуге метрополитена и снимал комнату в гостинке. Самостоятельно он жить больше не мог, и по некотором размышлении о своем одиночестве с одной стороны, и грядущих возможных неудобствах с другой, Манана забрала его к себе и поселила в бывшей комнате деда.

- Так позови его, пусть с нами обедает, - воскликнул Егор.

Манана вышла и через десять минут в кухню, поскрипывая, въехала коляска с худым темноволосым Сашей, чьи не ходячие ноги, упиравшиеся в подножки коляски, были укутаны теплым клетчатым пледом.

Она заботится о нем, шотландский плед явно ее рук дело, какой же она потрясающий человек, подумал Егор.

- Я сижу между двух птиц и могу загадать желание, - вдруг рассмеялась Манана.

- Каких птиц? - Спросил Егор.

- Ты же по фамилии Сойка, а Саша - Чайка. Значит, я сижу между двух птиц и загадываю желание.

И я знаю, какое, про себя подумал Егор, от которого так же не укрылись ни румянец на щеках Мананы, ни ее веселое оживление.

После обеда они отправились гулять по Ботаническому саду и обошли несколько аллей, держась за руки, и счастливо удивляясь совпадению своих взглядов на живопись, литературу, и вообще жизнь.

Вечером Егор сделал вид, что никак не может вызвать такси, и спросил, есть ли в квартире какой-нибудь захудалый, проваленный диванчик, на котором он мог бы переночевать.

Манана ответила: да.

И Егор остался в ее спальне, на широкой мягкой кровати, где под потолком нежно светился ночник, а тлеющие индийские палочки источали аромат сандала, корицы и любви.

У Мананы Егор прожил четыре дня, заполненных разговорами о совместных творческих планах на будущее, из которых самым скромным был план по открытию собственного издательства альбомов по живописи, будущая собственная картинная галерея, а при ней школа арт-критики.

Уехал к себе домой, и через неделю снова вернулся в Киев. С новыми планами, может они будут выпускать еще один журнал по живописи? Редактор «Українського живопису», хоть и его друг, но тиран и деспот, Егор хочет самостоятельности. У него своя концепция издания, принципиально другая, и оба журнала вполне могут существовать вместе, не конкурируя. Но ему нужна помощь Мананы.

То, что такие планы невозможно реализовать не живя вместе, было понятно. И эта идея - совместного проживания, как бы возникла сама собой. Манана ждала официального ее объявления и получила.

- Где мы будем с тобой жить, сонечко? - спросил он.

- Нам здесь не хватит места?

- Хватит, но я должен доработать до конца года в старом журнале. Не могу бросить вот так, сразу, потому что несмотря на мои трудности с Назаром, мы друзья много лет. Предупрежу его, что работаю до Нового года и ухожу. А к тебе буду приезжать каждые две недели.

- Еще девять месяцев… Мы можем остыть друг к другу за столько времени, это опасно… потерять то необыкновенное, что есть.

- Я не остыну. Главное, ты, Манана. У тебя столько поклонников, я тоже боюсь.

У Мананы поклонников было, хоть отбавляй. Но все на уровне флирта или временных отношений, на которые она старалась, по возможности, не идти. Ни с кем из них она не представляла совместной жизни, и надоедали они ей на второй, третий день. В Егоре она вдруг увидела близкого человека, пару себе. Близкого по духу, по художественным предпочтениям, взглядам на жизнь. С ним было интересно говорить, с ним хотелось говорить, а именно необходимость вести с кем-то пустые разговоры угнетала Манану в отношениях больше всего.

Вечером Манана объявила Егору, что у нее для него есть сюрприз. И она приглашает его

завтра утром в свою мастерскую в мансарде, но сначала хочет задать ему один вопрос.

- Задавай.

- Когда и почему ты расстался со своей предыдущей женщиной, и не планируешь ли вернуться к ней назад. Не отвечай сразу. Подумай до завтра. Это очень важно для меня.

Утром Манана спросила, готов ли Егор ответить сейчас и искренне. Он сказал, что да, готов. И рассказал, что с Юлей расстался полгода назад, возвращаться к ней никак не планирует, ни в коем случае. Она работает с ним в одном здании, но в другом журнале. Иногда он размещал ее небольшие информации в своем. Но все кончено навсегда. На вопрос, почему расстался, ответил, что она человек быта. Приземленный, совместное творчество невозможно, они абсолютно разные люди. Ему с ней невыносимо скучно.

Точно так, как мне с другими мужиками, подумала Манана. Иногда она уже не могла вынести очередного поклонника на второй- третий день. Ей казалось, что время с ними уходит в пропасть, туда же скатывается ее жизнь, потраченная на общение с этими людьми. Лучше уж побыть одной. А эту Юлю она наверное видела. Ранее она просматривала фэйсбук Егора и точно, за полгода до даты их знакомства, видела несколько фотографий его с пышнотелой женщиной лет тридцати пяти, крашенной в блондинку. Редкие волосы, невзрачное лицо. Судя по подписи и есть та самая Юля. Ответ ее удовлетворил. Она ни в коем случае не хотела бы выступить причиной чужого горя, разлучницей. Но и сама переносить подобные бури и потрясения в своей жизни тоже никак не желала.

- Я очень боюсь душевной боли, - призналась она Егору. - Я так тяжело перенесла отъезд родителей, смерть бабушки и деда. Даже расставание с Игорем, хотя я его не любила. Это я на вид такая яркая и независимая, а на самом деле очень семейная. Не подводи меня, ладно?

Он обнял ее и поцеловал в лоб. Не бойся, все будет хорошо.

- Через полчаса поднимись в мансарду, - сказала Манана.

Егор осторожно, раздумывая, что там может быть, приоткрыл дверь.

Занавеси были задернуты. На столе горели свечи, стояла бутылка шампанского, рюмки и блюдо с какой-то шкатулочкой посередине. Блюдо казалось золотистым и нарядным, шкатулочка расписная, палехская. Манана в шелковом красном платье по щиколотки стояла у стола с очень серьезным лицом. На шее у нее была подвеска в виде серебряного орла. Она попросила Егора стать напротив нее и открыла шкатулку. В ней оказались два одинаковых по форме, но разных по размеру кольца и такая же подвеска как на Манане, с орлом.

Манана взяла Егора за руку и медленно произнесла:

- Егор Герасимович Сойка, я, Манана Николозовна Ташидзе, торжественно призываю вас вступить со мною в высокие отношения родных душ. Отныне и навсегда.

Она надела ему на шею подвеску с орлом, на палец большее кольцо и предложила ему надеть на свой палец меньшее. Егор, несколько оторопевший от такого непривычного ритуала, смущенно улыбаясь, надел кольцо ей. Оба кольца изображали орла и орлицу, сидящих в гнезде.

Затем Манана вынула из шкатулки два листа бумаги и зачитала текст.

ХАРТИЯ ОРЛА И ОРЛИЦЫ О ЛЮБВИ И ДОВЕРИИ

ОРЕЛ по имени Егор и ОРЛИЦА по имени Манана, именуемые далее СТОРОНЫ, подписали следующий договор, именуемый ХАРТИЯ ЛЮБВИ И ДОВЕРИЯ.

1. Стороны обязуются жить вместе в любви и согласии до тех пор, пока один из них не совершит серьезнейший проступок, или смерть не разлучит их.

2. Стороны обязуются помогать и поддерживать друг друга в любых обстоятельствах.

3. Стороны обязуются выступать против врагов единым фронтом, поддерживая второго, даже если он неправ.

4. Стороны обязуются соблюдать физическую верность по отношению к друг другу.

5. В случае возникновения форс-мажорного обстоятельства в вопросе физической верности, стороны обсуждают это открыто и доверительно.

6. Стороны обязуются не ссориться по пустякам.

7. Если наступит обстоятельство, потянувшее за собой ссору, стороны обязуются не называть друг друга неприемлемыми для самого себя названиями и соблюдать строжайший этикет, даже в ярости.

8. Всякая ссора длится не позже наступления 24 часов текущего дня. В 24 часа «дня ссоры» она заканчивается и обнуляется. Следующий день наступает как новый и отношения возобновляются как мирные.

9. Стороны обязуются соблюдать интересы друг друга в плане творчества и на материальном, физическом и физиологическом уровне.

10. Все отношения сторон зиждутся на основе взаимоуважения и согласия.

ХАРТИЯ подписывается добровольно, в двух экземплярах, каждый из которых имеет силу оригинала.

ПОДПИСИ СТОРОН

ОРЕЛ ЕГОР ОРЛИЦА МАНАНА

Манана закончила читать текст и взглянула на Егора.

- Ты можешь отказаться от подписи, если не согласен с пунктами.

- Я согласен.

Они оба подписались под двумя листами Хартии, каждый забрал свой экземпляр себе.

Егор открыл шампанское, налил в бокалы, они выпили и нежно поцеловались. Как супруги.

- Ты художница и скульптор, ты из меня будешь высекать орла, - спросил Егор, - сойка тебя не устраивает?

- Разве ты сам не хочешь? Сойка - незаметная простая птица, но вместе мы горы свернем и станем орлиной парой, увидишь. Поодиночке каждый из нас тоже может чего-то добиться, но вместе мы куда большая сила. Вдвоем мы свернем горы.

Егор взял ее за руку.

- Я не такой сильный и решительный как ты. Знаешь, все эти наши планы, я их даже боюсь немного. Боюсь не потянуть. И, знаешь, боюсь твоего кольца.

- Почему? - удивилась Манана.

- Боюсь, что ты вдруг бросишь меня, и что я буду делать с кольцом, как смотреть на него? Это такая боль!

- Я никогда тебя не брошу, - убежденно сказала Манана.

И подумала, он знает эту боль, испытал ее однажды. Неужели та толстая, некрасивая Юля бросила его, они не разошлись по обоюдному согласию? И у него еще кровоточит нанесенная рана? Сейчас не время спрашивать, у нас помолвка, торжественный момент.

- Никогда не предам. И все сделаю, чтобы мы были счастливы.

Они легли вдвоем на широкий кожаный диван, держась за руки, и так просто лежали, наслаждаясь тишиной и покоем, теплом сомкнутых рук.

В два часа пошли вниз обедать. Пока Манана накрывала на стол, Егор зашел в комнату Саши позвать к обеду. Саша, не повернув головы, буркнул, что не голоден. Он был не в настроении.

Через три дня, наполненных счастьем, смехом, разговорами, милыми мелочами, которые всегда присутствуют в жизни влюбленных, Егор уехал во Львов и начался их эпистолярный период.

Каждое утро Манана бежала к компьютеру и писала в личку фэйсбука: доброго ранку, сонечко! И только после этого шла умываться. После умывания читала влюбленные ответы и вопросы о том, как спала, что ела, и что читала на ночь. Они делились ссылками на любимую обоими музыку, книги, сканами набросков своей работы и обсуждали эти наброски и последние политические новости. Постепенно у них вырабатывалась привычка совместного труда и это очень радовало Манану. Ей давно не с кем было посоветоваться насчет будущей картины или росписи декоративной тарелки, кувшина. Несмотря на отдаленность друг от друга, Манана чувствовала себя замужней, свое положение в мире стабильным, и это наполняло ее сердце покоем.

Однажды, когда она сидела перед монитором, разрабатывая эскиз, в ее комнату въехал на коляске Саша.

- Мне кажется, что эта птичка-сойка собирается надолго обосноваться в нашем гнезде. Он явно задерживается.

Манана обернулась к нему.

- Насколько захочу, настолько и обоснуется. Ты ревнуешь, что ли?

- Я ревновать не имею права. Но боюсь, что он меня отсюда вытеснит. До сих пор здесь таких настырных не было.

- Он-то как раз тактичный, а не настырный. Нет, Саша, никогда и никто не вытеснит тебя отсюда. Я не допущу. Это мой дом, и я решаю, кому в нем жить.

- Это наш дом, и мой тоже - подчеркнул Саша, и Манана удивилась. Ранее он не позволял себе таких вольностей.

Пролетел еще месяц, наполненный воркующими эсэмэсками, перекидками по фэйсбуку любимых мелодий и долгого обсуждения последних новостей Украины, мира и своих собственных.

Наконец, Егор написал, что у него накопились отгулы за переработку и он приедет на целую неделю.

Он привез килограмм львовского фирменного шоколада, снова «Бейлис», льняную вышиванку Манане и пять книг детективов для Саши, потому что Саша любил их. Саша вежливо просмотрел книги и оставил их в гостиной на столике. Демонстративно. Егор сделал вид, что не заметил выпада.

К общему обеду Саша перестал выезжать. Брал еду на кухне и отвозил к себе в комнату. Там и ел, глядя в окно, за которым виднелась только серая стена соседнего дома.

Этот приезд Егор и Манана посвятили походам в театры и составлению плана будущего альбома - «Пейзажи Украины в графике». Тщательно отбирали будущие иллюстрации, находя их в интернете.

Ночи были их отрадой, потому что окружающая тьма окутывала их, укрывала от всего остального мира, иногда такого враждебного, что даже Манане становилось страшно, не говоря уже о Егоре, для которого любая мелочь становилась проблемой. Манана опускала шторы в спальне, зажигала ночник, они прижимались к друг другу на ее двуспальной кровати так, что с боков еще оставалось пространство, и ночная тьма приближала к ним свой покров, отделяя от всех, и, главное, давала чувство единения, сопричастности к единому целому.

- Ты можешь забеременеть? - однажды спросил Егор.

- А ты хочешь?

- Хотелось бы, - неуверенно ответил он.

- Я пью таблетки, этого не произойдет. Но знаешь… я хочу сказать. Я до тебя никому не позволяла кончать в себя.

- Почему?

- Брезговала. Не была уверена, что это мой мужчина. А тебе позволяю и даже хочу этого, потому что мы супруги, и я хочу впитать в себя твое семя, твою ДНК, пусть она станет моей тоже.

- Пусть впитывается, - смеялась она после близости.

Иногда сама шептала, проводя мягкими губами по его уху: дай, дай мне свою ДНК.

Гром грянул за завтраком последнего дня пребывания Егора в Киеве.

Саша въехал в кухню и сказал, глядя только на Манану.

- Я хочу знать, когда это кончится? Он что, прописался здесь, что ли?

- Пошел вон, - вспылила Манана, - ты что себе позволяешь?

- Он мне надоел! Манана, ты его еще не раскусила? Брачный аферист, ему только твоя квартира нужна! Ишь ты, в столицу захотел! Подонок, раскатал губу!

Манана вскочила, схватила коляску Саши сзади за поручни и принялась выталкивать ее из кухни. Он сопротивлялся, хватался руками за все, что мог достать.

- Выкинь его отсюда, - закричала Манана Егору, - что ты сидишь? Вывези его в коридор!

Егор не шевельнулся, глядя в стол.

Манане удалось вытолкать коляску за дверь и повернуть в замке ключ. Из коридора доносились ругательства. Саша никогда ранее не позволял себе так выражаться в присутствии Мананы.

- Почему ты ничего не сделал? Ты мужик или кто? - кричала Манана.

- Я не имею права.

- Ты имеешь право защитить меня, ты мой муж!

- Но это, действительно, твоя квартира, я в ней не хозяин.

- Я тебе сто раз сказала, все мое - твое. В любом случае ты обязан меня защитить.

- От кого? Он калека, беспомощный, я не могу с ним воевать.

- Ты слабее его, - покачала головой Манана, уже приходя в себя.

Из коридора послышался шорох шин, Саша удалялся к себе.

Манана проводила Егора на львовский поезд и вернулась домой. Поезд придет во Львов утром, значит, Егор откроет фэйсбук где-то около одиннадцати. Она написала привычное: доброго ранку, сонечко! И далее: не обращай внимания на Сашу, его можно понять, он боится потерять меня, свою единственную опору. Но дальше я не позволю ему регулировать нашу жизнь, я поставлю его на место и объясню, на что он имеет право, а на что - нет.

Егор ответил в двенадцать дня: ничего страшного, моя кисонька, я все понимаю. Не переживай, я люблю тебя. Все будет хорошо.

Побежал следующий месяц переписок, признаний, нежных слов, совместных обсуждений, заботы друг о друге и несколько раз Егор написал: «Я обожнюю тебе». Манана вздохнула облегченно, тот скандал прошел, больше такое не повторится.

Она решила поговорить с Сашей, Егор приедет еще не раз, только бы опять Саша не начал скандалить.

Манана вошла в Сашину комнату. Он сидел у окна, поставив на подоконник свой ноутбук и копался в Интернете. Услышав шаги, развернул коляску к Манане.

- Саша, давай поговорим насчет того инцидента, - начала Манана. - Ты уже наверное остыл и понимаешь, что ты был неправ. Здесь и раньше бывали мужчины, ты никогда не вел себя так по-хамски.

- То, что было раньше, не в счет. Те были временные, а этот, я вижу, засел прочно.

- Откуда тебе известно?

- Да на вас вместе поглядеть, и все видно. Как вы сюсюкаетесь.

- В любом случае, это не твое дело. И тебе придется привыкнуть к Егору. Он хороший человек, и не возражает, чтобы ты здесь жил.

- Ах, не возражает, скажите, какое благородство! Я тут пятнадцать лет живу, а он только прискакал, и уже хозяин? Нет, вы не думайте, что я так просто сдамся, он хочет меня отсюда выставить, я шкурой чувствую! Он пока к тебе подлизывается, вот и строит из себя добряка. Понимает, что пока не обосновался, надо с тобой по- хорошему. Пусть не думает, я в суд подам! Я тут на сайте смотрел, я уже имею право на жилплощадь по закону, после пяти лет имею. А я пятнадцать! Прибежала сойка и убила чайку, да? Ничего, чайка тоже умеет клеваться!

- Так это же на меня тебе придется в суд подавать, - ахнула Манана. - Ты с ума сошел!

- Я не пойду в приют, не хочу, я с тобой хочу жить! Я тут привык, тут уже все мое.

- Я тоже привыкла к тебе, но на голову вылазить мне не позволю. Да и как ты иск подашь, как в суд пойдешь?

- Позвоню по телефону, мне дадут бесплатного адвоката, как инвалиду. Доверенность ему дам. И все, он будет вместо меня в суд ходить. Я все тут прочитал на юридическом сайте!

У Мананы пол ушел из-под ног. Ее Саша, которого она привезла когда-то из больницы, впавшего в такое отчаяние от своей беды, что не мог разговаривать, поднял сейчас на свою спасительницу голос.

Саша повернул голову, и она увидела в его глазах слезы.

- Манана, прости, мы тут полтора человека, деремся за место под солнцем, за ареал обитания! Я не буду подавать иск, не знаю, как я мог сказать это. То, что ты сделала для меня - подвиг, и я это понимаю.

- Почему полтора? - спросила Манана.

- Ты - целый человек, а я половинка, у меня ниже пояса мертвое тело. Вместе мы полтора человека и спорим, делим жилплощадь. На полтора. Я не буду больше так делать. Не буду хамить Егору. Но не отсылай меня никуда, ладно? Я хочу быть с тобой.

Манана резко подошла к нему, обхватила двумя руками и прижала к себе его голову.

- Не отошлю. Ты всегда будешь жить здесь, не бойся.

Подошла Троица. Манана и Егор обменялись нежными поздравлениями и подарками по Новой почте. Она просила, чтобы он приехал на четыре выходных дня, Егор отговорился жуткой занятостью в редакции. Позже, анализируя произошедшую катастрофу, Манана перечитывала много раз личку на фэйсбуке и заметила, что пожалуй, именно тогда с Троицы он стал писать реже и суше. Но еще долго ничего плохого не думала, списывая его все более короткие послания на занятость на работе, ведь он к Новому году должен был уйти, значит, подгонял все хвосты не сделанного.

Тем не менее, слова «Мое щастячко, мое коханнячко» присутствовали в его переписке.

У Мананы ёкнуло сердце, когда он один раз ответил ей совершенно невпопад и она поняла, что кто-то находится рядом с ним, и он не может писать то, что нужно по смыслу.

Она стала внимательно отслеживать время, когда писала ему и когда он включал компьютер и отвечал ей. Не спешил. Явно.

Она спросила: ты очень занят на работе, большой завал, да?

Он: да, и потом мне кажется, что я слишком часто отвлекаю от работы именно тебя. Я не хочу вмешиваться в твою жизнь, боюсь показаться настырным.

Она: а я хочу, чтобы ты вмешивался в мою жизнь, и это у меня впервые.

Следующие сутки он вообще не выходил в сеть. Сдача номера, брак обложки, что- то еще?

Манана решила прощупать почву. Написала так, на всякий случай, ожидая получить ответ: ну что ты, кисуля, как можно? Ты у меня одна!

Она: Сонечко, ты стал так редко мне писать. Может быть нашел другую женщину, лучше меня, так наберись духу и скажи. А то я ведь такая, ни с кем и ничего, потому что есть ты, и у нас Хартия. Если ты встретил местную девушку с борщами и прочими удобствами, то я перестану заниматься вопросами нашей будущей совместной жизни, не буду тратить на это время. И вообще буду как бы считать себя свободной. А то ведь ни с тобой, ни без тебя, как-то неправильно. Мы же договорились, всегда говорить правду и без недомолвок.

И получила ответ.

Он: Манана, лучше тебя быть не может! Но согласно п. 5. Да. Не занимайся нашими общими вопросами и вообще, как бы считай себя свободной. Так будет правильно.

Она: Напомни пункт 5.

Он: говорить открыто о форс- мажоре в интимных вопросах.

Она: я почувствовала, сердце ныло. А я этого не делала. Я понимаю, борщ, ехать никуда не надо, удобно. Смешно то, что ты мне в самом начале сказал, что возможно все, кроме одного, ты никогда не оставишь меня ради другой женщины.

Он: да, я говорил правду. Верх взяло не тело женщины... У нас с тобой немного не складывалось, о чем мы конечно догадывались, разные города и твой Саша. Об этом надо прямо заявить. А потом называть второстепенные так называемые "причины". Звучит внешняя сторона очень даже банально, пришла ко мне моя Юля и сказала: ну и сколько ты будешь жить без ежедневного борща и душа? (То, что имеет даже твой нахлебник Саша). И неизвестно сколько в моем возрасте это будет продолжаться...Поэтому прошу не считать это изменой, я пытался, пробовал…

Она: ты променял меня на борщи и душ?

Он: я просто устал от Саши. От его оскорблений. «Брачный аферист, решил жениться по расчету». То, что я тебя люблю, даже не обсуждается. Жизнь, это динамика... Кто кого почему захотел, с кем спит, с расчетом или без расчета, или начал с расчета а закончил любовью, это праздные размышления с позиций остановившегося Сашиного времени. Для него всякий - соперник и конкурент на жилплощадь, это же понятно. Как по нему, так надо мужу и жене жить порознь и доказывать свою бескорыстие.

Она: это было один раз, и больше не будет. Он обещал.

Он: не верю в его обещания. Ты сделала его счастливым, а значит сильным. И он сильнее меня.

Она: я многих сделала счастливыми за свой счет. Но ведь я тоже человек и тоже достойна счастья. Почему у меня его нет?

Он: да, и я об этом, что сделала многих. Но надо разобраться, почему не захотела или не смогла для себя. Я знал женщин, которые за свое счастье глотку перегрызали. И такой вякнувший Саша в минуту оказался бы черт знает где. А ты носишься с ним, нянчишься, боишься ему слово сказать. Может тебе нравится твоя свобода… И ты просто не хочешь постоянного мужчины.

Она: чушь, чушь! Сколько раз я тебе говорила, что для меня самым большим счастьем было бы иметь одного мужчину от юности и до старости. Не заморачиваться вопросами секса, измен и прочей фигней вообще! Ты меня не слышишь, не хочешь слышать, тебе так удобнее. Свалить вину на меня, на Сашу, кого угодно, только бы не отвечать за себя.

Он: я верю тебе. Но это то, что выходит по факту действенного анализа этой пьесы, что мы имеем в финале. Ты живешь в одной клетке с Сашей, которая кажется тебе твоим крепким домом, а на самом деле ты уже там не хозяйка. И не хочешь выгнать из нее маленького варяга. Это уже не твой дом, не твое гнездо, не твоя клетка.

Она: иногда, человеку комфортно находиться в клетке, во лжи, в обмане сознательно, но приятно, и это тоже бывает правильно. Скажи мне правду, я не навязываюсь тебе, я никому никогда не навязывалась, но скажи правду, ты любишь меня?

Он: да!

Она: ты вернешься ко мне?

На экране монитора долго ничего не было. Потом заплясали три точки, видно было, что Егор отвечает. Потом они застыли… исчезли надолго… снова появились… исчезли.

Манана оцепененно ждала.

И возникло слово короткое, как кинжальный удар.

Нет!

Манана отошла от компьютера. Пошла на кухню варить отвар из шиповника для Саши. Поставила на плиту и ушла к себе в кабинет, додумывать эскиз задника для клуба. Запустила стиральную машину с грязным бельем. Вытерла пыль в прихожей. Отнесла отвар Саше, попросила ее не беспокоить. И пошла к себе в спальню.

Легла на кровать и стала думать. Что произошло? Что? Час назад все было хорошо. Она была с Егором, она ждала его, обдумывала программу его ближайшего приезда. Собиралась к портнихе, сузить немного в поясе шелковую пижаму, которую она ему купила. Отнести деньги в мастерскую рам для картин, там уже готовы для нее три штуки. Она просто собиралась жить дальше, просто жить. С ним, любимым человеком, самым близким для нее, ставшим ее частью. И своим подопечным Сашей, который в общем- то никому не мешает и мешать не будет.

И вдруг все рухнуло и надо осознать. А она не может. Не может.

Где сломалось, где прошла трещина по тому мостику, который связывал «Я тебе обожнюю» с коротким кинжальным «Нет»?

Зачем она спросила про другую женщину? Может еще потянулся бы хоть какое-то время тот мираж, в котором она жила почти год? Еще какое-то время в клетке обмана, где так комфортно, тепло и уютно, если даже знаешь, что стены ее только видимость и защитить не могут. Но думаешь, что ты внутри, а значит в крепости.

Все равно, рано или поздно, стены крепости, построенные из тумана, расплываются, расходятся в клочья.

Но так можно дальше отодвинуть реальность.

Он сказал при венчании в мансарде: я боюсь твоего кольца. Боюсь, что ты вдруг бросишь меня, и что я буду делать с кольцом, как смотреть на него? Это такая боль!

Значит ему знакомо это состояние, он его сам пережил. Как же он может подвергать меня такому терзанию? Почему ему меня не жалко? Что я ему сделала?

Манана попросила Сашу отвечать по телефону, что ее нет, что она уехала в Карпаты на этюды. То же самое отвечать, если кто-то позвонит в дверь. Он спросил, а если это будет что-то важное?

Она ответила, что ничего важного нет. Не бывает вообще.

И только через двое суток мучительных раздумий и воспоминаний, перемалывания вариантов возможного развития событий, до нее дошло окончательно, что Егор от нее ушел, и что его в ее жизни больше не будет.

Она закрылась в своей спальне на ключ. Каталась по кровати и выла. Била рукой по батарее отопления, пока рука не стала в этом месте синей.

Саша пытался открыть дверь и войти, но у него ничего не вышло. Он звал ее, она не отзывалась. Он слышал ее вой и плакал от бессилия, от невозможности помочь.

Единственное, что вытащило ее наружу, это мысль о том, что Саша голоден, что сам он не может ни пойти за едой, ни приготовить себе горячее.

Но еще много дней она вдруг бросала то, что делала, запиралась у себя в спальне, и сквозь три стены до Саши доносился ее надсадный крик и горестно- речитативное: нет, нет, нет, не могу, не могу, не могу...

Манана Егору:

Все рухнуло. Лежу мертвая. Вот встала, написать тебе письмо. Ничего не ела, не могу. Я столько раз тебе говорила, что хочу прожить без измен, что сама никогда тебе не изменю, я получаю наслаждение от своей верности. От своей чистоты. Может тебе это непонятно.

Ты не только мне изменял, но еще и подковерно.

Как это, наверное, смешно - алое венчальное платье, кольца Орла и Орлицы, Хартия, Святое впитывание Семени в тело, вся эта мистическая красота единения двух тел и двух сердец.

Мне казалось, что ты понял, почему мне так не понравилось, когда ты написал: «Отменная блядь в постели, что еще нужно мужчине»?

Я думала, тебе нужно другое. Творить, работать вместе, жить своими идеалами. Строить вместе свое благополучие. Для двоих. И помогать каждый своим родителям, потому что это можно, только имея деньги.

Ты наверное будешь советоваться с твоими отцом и матерью. И они тебе посоветуют железный вариант. Свое, местное. Какой еще Киев и эта «столичная штучка», картины и книги? Какая школа арт- критики?

«Кремезна жинка с борщами и отменная блядь в постели, что еще нужно мужчине»?

Я буду зависеть от расхожего мнения, что лучше, что хуже…

Я не смогу написать на ФБ: сонечко, мне предлагают продать «Площадь на рассвете в июле», что ты на это скажешь?

Кому я напишу, кого спрошу? Нет тебя, нет...

Я очень тебя люблю.

Мне казалось, что просто люблю. Нет, не просто. За год, что мы вместе, пусть виртуально, но и в постели тоже, ты врос в мое сердце, в мое тело, в меня всю. Я люблю твой запах, твой пот, твои волосы на спине, твою теплую шею, твой голос. Твои советы, твои ответы на мои вопросы. Совместную работу над сюжетом.

Ты ударил меня ребром ладони по горлу.

Ты убил меня.

Я мертва.

Егор ответил.

Да, рухнуло. Невозможно прятаться от него по комнатам и творить. Любовь, как и творчество, нельзя откладывать и прятать. Я устал воевать за свое право на тебя. Ты не хочешь куда-нибудь его отправить, ты любишь его, а не меня. Так оставайся с ним.

Манана Егору:

Дело не в нем, и мы оба это знаем. Ты спекулируешь на калеке, несчастном инвалиде! Я все понимаю, я умная, как ты можешь мне врать? Я пролистала в памяти все неосторожные фразы, который у тебя вырывались в постели, твой взгляд на копию Рубенса в Западной галерее, как ты смотрел на картину. Тебе нравятся Большие Женщины, плоть, куча большой плоти, потому что ты человек слабый и только овладев Большой Плотью, чувствуешь себя мужчиной, самцом, победителем. Большая Женщина Феллини! С нормальной женщиной ты остаешься таким слабым человеком, какой ты есть на самом деле. Я поняла это в тот момент, когда уловила твой взгляд на картину Рубенса, взгляд на эту розоватую гору мяса. С того момента я отдавала себе отчет в том, что я для тебя творческий проект больше, чем жена, но я-то думала, что проект честный! Ты расстался с той женщиной, Юлией, потому что она не могла быть тебе соавтором, она способна только быть Большой Плотью. Как соавтора ты нашел для этого меня, понимая, что реализовать себя в искусстве для тебя возможно только в паре со мной. Без меня ты критик, но не творец. Мы подписали Хартию, чтобы никогда не врать. Так я надеялась, так я предполагала. Но ты творчеству предпочел борщи, глаженную рубашку и Плоть. Это твой уровень притязаний, твой порог, у меня другой. Но как отвратительно, что ты пытаешься свои грехи переложить на плечи беспомощного калеки, обездоленного человека. Обвинить его в своей вине, переложить свой груз на его плечи. А если бы я была менее проницательной и действительно выгнала его из дому? Ты готов и на это? Почему ты не скажешь честно, что «не потянул» меня, не дорос, или просто не любишь? Почему ты продолжаешь трусливо врать?

Егор Манане.

Я люблю тебя. Мне самому тяжело дался мой уход. Но ты никогда не решишь вопрос с Сашей, а я не могу терпеть его скандалы. Не могу жить в такой атмосфере.

Манана Егору.

Ты упрямо прикрываешься Сашей. Это понятно. А мне чем прикрыться? Как я объясню своим друзьям, знакомым твой уход? Я знакомила тебя с ними как моего мужа. Ты жал им руки в качестве моего мужа, спутника жизни навсегда. Мы советовались с друзьями насчет ресторана для свадьбы и церкви для венчания. Рассказывали им свои планы совместной жизни и работы. Что я скажу теперь? Почему ты поставил меня в такое положение, когда я должна врать, выкручиваться, или мне рассказать им о твоем влечении к Большой Плоти, чтобы быть правдивой? О твоих слабостях, которые лягут позором и на мои плечи?

Егор Манане.

Зачем? У тебя есть та же версия, что у меня. Нам не дал жить вместе Саша. И все. Красивая, нормальная версия.

Манана Егору.

Но это ложь! Отвратительная ложь. Отвратительная!

Манана вскочила, откинула кресло в сторону и бросилась на кухню. Налила себе ряженки из холодильника, чтобы привести в порядок нервы. Холодная ряженка всегда ее успокаивала. В детстве она ходила с мамой в магазин «Продукты», тут же на Прорезной, который был напротив их дома, в здании с колоннами. Там было кафе с высокими стоячими столиками, и там мама каждый день покупала ей стакан холодной ряженки и темную медовую коврижку.

Запрокинув голову, Манана пила ряженку большими глотками. В кухню въехал Саша и посмотрел на нее вопросительно, что случилось?

Манана не ответила и отвернулась.

Ночью она лежала и думала. Делать что-то, писать, рисовать, жить сил не было. Одна мысль билась в голове, почему так больно, почему она переносит так тяжко, так страшно его уход? Была ли она влюблена в него настолько? Некрасивый, слабый человек, предатель… да, он ее круга, да готова была за него в огонь и воду. Но почему в огонь и воду? Что она могла найти в нем, чтобы настолько отдать себя всю, потерять свою личность?

Ответ пришел неожиданно, но встал перед ней четко и ясно. Ответ она увидела в сером рассвете за окном, куда нечаянно бросила взгляд, измученный долгими ночами без сна. Серый рассвет за окном той спальни, которая раньше была спальней ее родителей, где они зачали когда-то ее саму. Вот так наверное, лежала ее мать перед рассветом, улыбаясь навстречу своей дочери, пришедшей во вселенную в ту ночь.

Егор заменил ей семью. В 19 лет она осталась одна в огромном Киеве, где тихий, невидимый с первого взгляда дед не мог играть для нее роль старшего, советника, он просто существовал рядом с ней. И скрытно, незаметно для нее самой, ее жгла тоска по умершей бабушке, по уехавшим родителям, променявшим её на давний семейный бизнес в Кахетии, где она могла похоронить свою профессию художницы, ей там нечего было делать. По семейной атмосфере, когда прибегаешь с улицы и тебя встречает мама, а папа спрашивает, как дела, когда рады твоему приходу и есть у кого спросить совета, и кто-то порадуется за тебя, твоим успехам или наоборот, огорчится вместе с тобой. И поправит сзади воротничок, или улыбнется, увидев утром на кухне. Егор заменил ей отца и мать, бабушку, деда, не рожденных ею до сих пор детей, и в то же время был ей мужем, ее парой, он был для нее всем. Потеряв Егора, она снова потеряла семью.

Она ощущала эту потерю, как потерю всего. Не только его, но всего. Обретенного ею смысла существования. Не для себя, для другого. Наверное, она и Сашу взяла к себе для того, чтобы восполнить этот вакуум, но он не мог дать ей того, что Егор. Саша ее подопечный, а Егор был для нее опекуном, и ее женская податливая суть жаждала мужской опеки, мужа, отца. А она отвечала ему той любовью, что накопилась у нее за долгие годы, когда не на кого было излить свою нежность, свою потребность любить. Материнскую, женскую, дочернюю, любовь всех ипостасей своего пола, накопленную, сконцентрированную за долгие годы одиночества, она излила на тот единственный объект, который если не был для этого идеальным, то во всяком случае наиболее подходящим.

И теперь она снова одна на широкой кровати, где уже привыкла, протянув руку направо, встречать его левую руку, знать, что здесь есть существо, которое она любит. Не так важно, что он ее любил, важно было, что она любила, и наслаждалась ощущением собственной нежности, верности… Ей было кого любить, и в том, оказывается, был смысл ее предназначения.

Ложь, мираж. Она оказалась игрушкой в его руках, лживым проектом. Предметом, заменившим на время отсутствия другой, более желанный, предмет. И снова нет семьи, и снова нет отца, матери, бабушки. И непонятно, почему судьба сыграла с ней такую злобную шутку, чем она обидела ее, свою судьбу.

Манана поехала во Владимирский Собор, куда они вместе ездили с Егором. Ходила от иконы к иконе и молилась Святым, чтобы они избавили ее от этой душевной муки. Перед иконой «Нечаянная радость» стала на колени и просила Богородицу послать ей хоть какой-то знак, что она не одна, что Божья сила с ней.

На выходе из Собора ей стало легче. Она перекрестилась и пошла на метро. Станция «Университет» очень глубокая. Манана долго ехала вниз, ей снова стало плохо, и казалось, что серая лента эскалатора везет ее прямо в преисподнюю страданий на новые муки.

Но нечаянная радость все таки пришла.

Позвонил Олег Иванович и сказал, что Союз художников решил устроить необычную выставку - презентацию. Новый вид работы - выставка одной картины. И выбор пал на нее. Есть ли у нее что- нибудь достойное? Если нет, у нее две недели, чтобы написать.

Манана подумала и сказала, что напишет новую. Две недели ей хватит.

Она погрузилась в работу.

На зеленой траве паслась мощная молодая корова. Ее оседлал сзади огромный, тонкий в деталях, комар с человеческой головой, и личиком, удивительно похожим на арт-критика Егора Сойку. Личико было искажено похотью, глаза замутненные сладострастием, устремлены в одну точку. Корова, расставившая задние ноги, наоборот, косила на зрителей влажным глазом, словно упрашивая, ну не смотрите же, я стесняюсь. Однако не переставала жевать траву, совмещая приятное с полезным.

Картина называлась «Всякая любовь священна».

Около нее собралась такая толпа любителей настоящей живописи, порнухи, поп- арта, сюрреализма и концептуализма, что не протолкнуться. Еще бы, Манана Ташидзе, эта гордячка, с ее аристократическими манерами, утонченностью вкуса в рисунке, колористике и деталях, не позволявшая себе ни на полотне, ни в жизни ничего выходящего за рамки приличия вдруг, разом, отбросила все свои хорошие манеры и ударилась в брутальность, не свойственную даже самым отъявленным хулиганам современного искусства, созидающим из чугуна коровьи лепешки и козьи какашки, вознесенные на гранитный пьедестал.

Конечно, коровья лепешка - подлинный продукт настоящей жизни, но уже конечный, а тут таинство самого процесса зарождения. Начало начал. Это всегда вызывало у посторонних наблюдателей интерес.

Посетители толпились и около столика с журналом отзывов. Столик, старинный из черного лакированного дерева с инкрустацией перламутром, доставила из своего дома сама Манана, поскольку считала столик своим талисманом, она под ним играла с куклами в детстве, и кроме того, думала она, ничья рука не посмеет написать на таком столике в ее адрес что-нибудь ругательное. Изящно изогнутые черные ножки с бронзовыми накладками, бронзовое соединение двух половинок столешницы, покрытой перламутровыми бабочками, такое произведение искусства само тянуло на какой-то нежный, ласкательный отзыв.

И столик помог!

«Мощно, такого никто не ожидал», - записал арт-критик Теодор Иванченко.

«Наш украинский Сальвадор Дали!»

«Манана Ташидзе переплюнула самого Иеронима Босха, горжусь, что она моя соотечественница».

«Новое слово в живописи и философии!!!!»

Манана стояла с бокалом шампанского в руке, окруженная поклонниками, возбужденная, радостная, блестя глазами, и принимала поздравления.

Вечером первого дня вышли телевизионные репортажи, назавтра печатные издания. Молчал только журнал «Український живопис», словно воды в рот набрал. Председатель союза художников позвонил в редакцию, узнать, будет ли журнал печатать отзыв о выставке, но редактор, заслышав фамилию художницы, бросил трубку.

А впереди Манану ждали еще две недели триумфа. Две недели, стоя у картины, принимать поздравления и выслушивать восторги.

И тут… Позвонил Олег Иванович.

- Манана, голубушка, есть чудесное предложение, на сегодня самая большая предложенная сумма 25 000 долларов. Советую соглашаться.

- И кто этот меценат ?

- Целый коллектив. ЛГБТ-сообщество.

- Зачем им? И кто им даст такие деньги?

- Деньги им дают различные фонды ЕС, а картина им понравилась названием и концепцией. Действительно, считают они, всякая любовь священна. И они просто в восторге от образов .

- Олег Иванович, давайте подождем, еще не конец, может будет более выгодное предложение.

Выгодное предложение поступило через два дня.

Олег Иванович просто заикался.

- Sotheby's! - кричал он. Предлагают выставить на Sotheby's. Первоначальная цена 100 000 долларов!

От такого шанса нельзя было отказаться. Но... могут вообще не купить. Ни за сто, ни за сколько… А сбор, расходы, доставка, все это придется оплачивать из своего кармана… Если не купят, эти деньги пропадут. И посоветоваться не с кем. Олег Иванович заинтересованное лицо, расходы не несет, а доход, как галерейщик будет иметь. Поговорить бы с Егором… ну, это просто смешно.

Манана оплатила все расходы и вылетела в Лондон.

Пока шли торги, она просто слонялась по коридору. Нервничала. Ее лот был пятым. Через 20 минут заглянула в зал. На экране цена - 250 000 при шаге лота в 25 000. Ушла снова в коридор. Села на подоконник, постаралась уставиться в одну точку и медитировать, чтобы ни о чем не думать.

Все! Купили! 600 000 долларов! У Мананы перехватило дыхание. Она знаменита и богата. Все. Исполнилось. Своими руками, своим талантом, трудом, добилась… После этой картины, после такого триумфа пойдет и пойдет. Вверх, вверх, не останавливаясь, к успеху. Так ей говорил Олег Иванович, и она сама точно знала, что так будет. Спасибо тебе, «Всякая любовь священна», ты привела меня к триумфу, которого я и не ожидала.

Начались приятные хлопоты, заплатить налог с продажи в Лондоне, найти банк, куда положить деньги, которые она сможет снять в Киеве. Поменять билет назад, потому что она не успевала в срок на тот обратный билет, который взяла еще дома.

Среди этих хлопот Манана почти не заметила, хотя и прочитала, СМСку на телефоне. Писал Саша.

«Ухожу в приют. Решение принял сам. Не волнуйся обо мне. Отвезет Лариса, ключи у консьержки».

Саша переехал в приют? Ладно, подумаю об этом потом. Кто такая Лариса? Тетка со второго этажа, которая моет лестницу, да, вспомнила, она иногда заходила к Саше.

Самолет взмыл в воздух, неся в своем чреве красивую, довольную собой, богатую, успешную женщину. Поплыл над облаками, мягко покачиваясь на поднимавшихся от горячей земли воздушных потоках.

Могучий орел любовно сжимал ее в своем клюве, унося на вершину Горы Чудес, и, выглянув в иллюминатор, Манана увидела под собой мощные маховые перья, мерно колыхавшиеся в голубоватом пространстве.

Открыв входную дверь, Манана удивилась необычной тишине и спертому воздуху. Потом догадалась, Саши нет, окно он не открывал, давно никто не входил во входную дверь, вот потому тишина и духота. Она прошла к себе в спальню, открыла чемодан и выложила на кровать свои вещи, чтобы не мялись, расправила аккуратно по кровати. Несколько платьев Сен-Мартин, купленных в Лондоне. Лодочки цвета нюд от Маноло Бланик.

Выкинула в мусор увядшие цветы, оставшиеся еще с первого дня выставки, когда их ей носили огромными букетами. Вымыла и расставила по местам вазы из под букетов.

Ей стало не по себе, пустота и тишина начали давить на нее.

Она вошла в комнату Саши и оперлась о косяк двери плечом. Комната полнилась следами внезапного отъезда, шкаф приоткрыт, на нескольких поломанных стульях валялись брошенные, не нужные на новом месте вещи.

Ее взгляд коснулся пола, темных, коричневых, потертых половиц, выдержавших столько давлений и скольжений человечьих шагов. Местами половицы совсем обнажились от бывшего лака, открыв рисунок текстуры дерева и кружки, оставшиеся на месте бывших сучков.

Дому больше ста лет, когда же росли эти деревья, подумала Манана, еще живые они видели в лесу птиц, насекомых, а здесь многие поколения людей топтали этот пол, издававший в ответ старческий скрип и вздохи. Как он относится к нам, людям?

Презирает, любит, снисходит?

Там, где стояла кровать Саши, остался блестящий лакированный прямоугольник. Один, не тронутый многочисленными шагами, ходивших по комнате людей. Там всегда стояла кровать. До Саши на ней спал покойный дед Мананы. Там она обнаружила его однажды утром, отошедшего в вечность так же застенчиво и неловко, как жил.

Надо будет позвать эту женщину со второго этажа, как ее? Лариса, она отвезла Сашу в приют. Она заберет Сашины вещи, которые он оставил. Отнесет к церкви и раздаст нищим. Что-нибудь возьмет себе, такая неимущая, моет лестницу за копейки.

В комнате пахло Сашей. Лекарства, ихтиоловая мазь, которой он лечил свои пролежни, затхлый дух редко мытого тела.

Манана прошла через комнату и распахнула оконные створки.

Перед нею, в метре от окна высился торец соседнего дома, серая бетонная стена, закрывающая небо и город. Больше из окна ничего не было видно. Свет и воздух в комнату поступали, пусть немного. С рассвета и по закат стена была темно серой и грубой, но с пяти до половины шестого солнце находилось в той точке, когда его лучи проскальзывали по стене, образуя косой ромб, в течение получаса наполнявший комнату короткой радостью света и тепла.

Манана открыла окно, и свежий ветер закружил по комнате, подхватив на свои струи застарелые Сашины запахи. Попытался вынести их наружу, но столкнулся со стеной напротив. Оттолкнулся от нее и снова влетел назад, закружил в середине бывшего Сашиного гнезда-клетки. В центре круг давно свитого гнезда, по сторонам - квадрат стен, клетка. Запахи считали комнату своей, давно обжитой, и упорно не хотели покидать ее, цеплялись за мебель, за стены, метались по центру, вылетали наружу и снова влетали, отбившись от противоположной серой стены, по которой уже начал свое движение светлый солнечный ромб.

Комната тоже не хотела расставаться с тем, что давно считала своей собственностью, хмурилась морщинами отпадающих грязных обоев.

Пожалуй, теперь можно будет использовать эту комнату под мастерскую, - подумала Манана. Картины и все материалы оставить наверху в мансарде, в мастерской от Союза художников, с номером на двери. А текущую работу производить здесь, не поднимаясь наверх на несколько этажей. Надо только снести вниз мольберт, этюдник, запасы алебастра, кое-что еще. Сделать ремонт, освежить.

Эта мысль мелькала у Мананы еще тогда, когда был жив дед, но потом эту комнату она отдала Саше.

Выбросить все лишнее, поменять старые стулья на новые, шкаф надо оставить, пригодится. Вот там, где лакированный прямоугольник следа от его кровати, будет стоять мольберт, самое выгодное место по освещению. Для живописи темновато, конечно, но рисунок и лепка пойдут. Можно использовать те светлые полчаса для контроля. Подобрать галогенные лампочки. По сути, ее квартира увеличилась на лишние 28 метров площади.

И надо оставить открытым окно хоть на сутки, чтобы ушел этот едкий запах ихтиоловой мази.

Спустя два месяца после триумфального Sotheby's Манана обнаружила в почтовом ящике письмо. Оно было от Саши.

Он описывал свой новый быт в приюте, узенький шкафчик, доставшийся ему от предыдущего обитателя палаты, умершего за неделю до его поселения, старика. Толстую повариху Маню, пьющего сторожа Петра. Писал, что очень скучает по Манане, просил придти. Вспоминал лучшие моменты их совместной жизни, когда она входила в его комнату, одетая «для выхода» и спрашивала его мнение насчет одежды и обуви, подходящих к наряду украшений. Когда вносила к нему небольшую картину, спрашивала: ну как?

Писал, что ему очень недостает этого всего в приюте, не хватает музыки, доносящейся из ее спальни. Общения с ней, ее друзьями, некоторые из них изредка заходили к нему - поздороваться.

Но, что его мучает больше всего, так это осознание того, что он разрушил ей и Егору жизнь! Не дал им поселиться вместе и жить счастливо. Грубо влез в их отношения, все поломал. Писал, что глубоко раскаивается в этом и просит прощения. У нее отдельно и у Егора отдельно. Не знает его адреса, но просит Манану передать Егору, что он, Саша, просит у него прощения, понимает, что не заслужил, но просит хотя бы для того, что бы облегчить себе совесть и душу.

«Простите, меня, простите великодушно. А я себя простить не могу. Я оказался эгоистом, никчемным человеком, я виноват, и с этим чувством вины буду жить до конца. Так мне и следует. Но, если простишь меня, Манана, приходи, я скучаю за тобой. Твой друг Саша».

Манана дала Ларисе 200 долларов, велела поменять их на гривны, купить Саше на Бессарабке самых лучших фруктов и полкило его любимого сулугуни. Узнать, что ему еще нужно, все, что ему будет необходимо, Манана ему купит обязательно.

И Лариса ему это отвезет.

8 августа 2018 г.

7. Ярина Коваль БІЛИЙ ТАНЕЦЬ

Ярина Коваль

БІЛИЙ ТАНЕЦЬ

Рута вже знає, що саме скаже Левко наступної миті: «У справжніх професіоналів не буває нещасних випадків». Він так говорить щоразу, коли йому щось не вдається. А останнім часом йому не щастить. Принаймні, він так вважає. А тому постійно повторює цю фразу не так для інших, як для себе.

Руті трохи смішно. Бо насправді Левко - дуже успішний дресирувальник. Про нього знімають сюжети для теленовин, пишуть в газетах. І завжди - захоплено. Але Левко якогось дня раптом почав сумніватися у власних силах.

Коли ви сумніваєтеся у собі, що ви робите? Втікаєте кудись у закапелок і тремтите, щоб вас не знайшли? Плачете? Стаєте агресивним? Левко не робить нічого. Він просто повторює: «У справжніх професіоналів не буває нещасних випадків». І повторює багато разів поспіль.

« І що це йому дає?» - думає Рута. Бо їй справді цікаво зрозуміти. Адже добре знає - нещастя може статися з кожним. З нею, наприклад, уже сталося. Коли ще зовсім маленькою залишилась сама. Могла загинути. Але Левко не дав - взяв її виходжувати додому.

Рута - це левеня. Тобто вже левиця, яка достатньо доросла, щоб виступати у цирку і мати на все власну думку. Такою вона сама себе бачить. А Левко і справді мудрий дресирувальник, бо її чує. Як чує вподобання усіх її приятелів, з ким творять циркове дійство. Хоча таких у Рути небагато - семеро. Та й то не всі щирі.

Цезаря, скажімо, Рута не любить. Надто вже він підступний. Тільки й чекає, щоб Левко наблизився до нього ближче, ніж на два метри, щоб стрибнути і уп'ястися у дресирувальника зубами. Й інколи Левко таки від Цезаря страждає.

Директор цирку уже не раз говорив Левкові: «Віддай Цезаря в зоопарк. Бо колись це закінчиться бідою». Але Левко не хоче. «Ну і що, коли Цезар трохи дикун? - каже. - Такі леви в цирку теж потрібні. Адже - як і всі дикуни - енергійні та рухливі, вони на багато що спроможні. Навіть те, як під час вистави огризаються, шиплять і розчепірюють кігті, стрімко викидаючи вперед лапу, глядачі теж люблять».

Рута на Левка не шипить. Іноді, звичайно, вона з ним свариться. Але Левка Рута дуже любить. Бо Левко - добрий. Вона не раз чула, як Левко казав іншим людям: «Я намагаюся не ображати моїх левів - я з ними дружу».

Рута знає - серед усіх її приятелів саме вона Левкові - друг найбільший. А як найбільший друг повинна усе зробити, щоб Левко знову повірив у себе.

Левиця замислилась. Що ж трапилось, що Левкові так на душі хижо?

«Рууута, - почула вона раптом чийсь тоненький голос. - Руууута».

«Хто тут?» - здивувалася левиця. І раптом помітила маленьке кумедне мишеня у смугастих шортиках, яке щосили махало їй лапкою.

«Хто ти і що тут робиш?» - здивувалася Рута.

«Я - Мур, - відказало мишеня. - І прийшов по допомогу».

«По допомогу? Від мене? - ще більше здивувалася Рута. - Та й хіба мишенят називаються Мурами ?»

«Мене назвали. Щоби був безстрашнішим, ніж є насправді. Але про це, як захочеш, можемо поговорити пізніше. А зараз мусимо поспішати».

«Куди поспішати? У мене немає часу на дурниці».

«Це не дурниці, - мишеня затараторило. - Ти єдиний лев, з яким можемо про це поговорити. Я народився і живу у цирку. Тут народилися мої батьки і бабця з дідом. Ми любимо цирк і любимо всіх, хто тут працює. Але, здається, вже скоро любити нам не буде що - цирк закриють».

«Закриють?» - від подиву Рута аж рот відкрила.

«Так. А хіба ти нічого про це не знаєш?»

«Ні, між левами я про це нічого не чула. Але ж тоді куди підуть усі циркові артисти?»

«Якщо чесно, не знаю. Але думаю, гарячих оплесків точно вже ніхто не подарує».

Рута любила оплески. Всі леви любили. І навіть Цезар. Цей гучний звук від сотень людських долонь завжди підтверджував тільки одне - усі учасники лев'ячої команди молодці, ними захоплюються, і хочуть бачити їх знову і знову. А ви хіба не любите, щоб вас любили?

То що це означає - хтось невідомий просто так відбере від них цю любов, яку вони власною працею заробили? І що з ними буде? Як будуть жити? Де? Разом чи окремо? І найголовніше - де буде Левко, невже вони ніколи більш його не побачать?

Від цієї думки Рута аж з місця зірвалася й нервово затарабанила хвостом по підлозі.

«Про Левка подумала?» - підморгнуло їй мишеня.

«А ти звідки знаєш?»

«Я все знаю, - Мур спробував прибрати загадкового вигляду. - Адже недаремно спостерігаю за всім, що відбувається на арені. Ну і, звісно, в репетиційних залах. Це тільки ти думаєш - ніхто не бачить, як сильно ти Левка любиш. Як ластишся до нього, як задоволено помуркуєш, коли він ляскає тебе по спині. Замість пестощів, бо ви, леви, терпіти не можете, щоби хтось раптом зважився попестити вашу спину. Навіть якщо це й Левко - природа сильніша. Думаєш, я сліпий? Не бачу, як ти напружуєшся, коли хтось Левкові демонструє свій норов? Як ти завжди готова кинутися за нього в бійку?»

Якби Рута вміла червоніти, вони би почервоніла. Бо думала, про її таємницю дотепер ніхто не знає. Як вона любить і як не хоче, щоб котрийсь інший лев припав до серця Левкові більше за неї. Адже Левко став для неї усім - мамою, татом, учителем, другом, тим, кому довіряла максимально. І тепер його втратити назавжди?

«Але що я можу зробити?» - рикнула розпачливо, аж у сусідній кімнаті усі притихли.

«Я чув, - сказав Мур, - буде комісія сьогодні увечері на виставі. Те, що покаже Левко, їх цікавить найбільше. Але Левко вирішив - цирк закривають через нього. Він чув, як двоє членів комісії говорили про талант і бездарність, про потребу постійно показувати щось нове. А Левко чомусь думає, що здивувати комісію уже нічим не зможе. Відтак впав у відчай. Тому тільки ти можеш ситуацію врятувати, щось придумати, щоби ваш виступ сьогодні став справді бомбезним».

«У справжніх професіоналів не буває нещасних випадків», - Левкові слова вирвалися з Рути несподівано навіть для неї. Вона зрозуміла, що справді злякалась. Але чому він так говорить? Набагато краще сказати: «У справжніх професіоналів усі випадки щасливі». Звучить веселіше, більш життєствердно та оптимістично. А Рута хіба не професіонал своє справи?

За цю думку вчепилася і страх почав відступати. Але ж усе- таки що робити?

«А що б ти найбільше хотіла, якби була людиною?» - це мишеня своєю несподіваністю подобалося їй все більше і більше.

«Я про це ніколи не думала… Але напевно, якби була людиною, жінкою, хотіла б, щоб Левко запросив мене до танцю. Я бачила по телевізору - люди якось по-особливому це роблять».

«Я маю іншу пропозицію, - маленький Мур був не за віком дорослим. - Ти його запроси. Під час вистави. Люди би назвали це «Білим танцем». Левко мудрий. Він відчуває вас всіх, і тебе у цій ситуації він теж відчує. Обережно поклади лапи йому на плечі, слухай музику і спробуй у такт разом із Левком зробити кілька кроків. Ти ж бачила як люди танцюють. То повтори - ти зможеш».

«Ти справді у це віриш?»

«Я вірю, що коли чогось дійсно прагнеш, неможливого не існує. А ти, як і я, щиро хочеш, щоби цирк продовжував жити».

…Леви в цирковій програмі виступали останніми. Всі основні вміння вже були показані. Навіть Цезар сьогодні дивував працездатністю та добротою. І раптом Левко відчув, як хтось легенько штовхає його під коліна.

«Руто, ти що? Зараз не час для ігор»

Але левиця не відступала. Лагідно муркала, терлася Левкові об руки. А тоді, коли зазвучала повільна мелодія, стрімко підвелася на задні лапи. Передні, як учив Мур, поклала Левкові на плечі. Їхні погляди зустрілись.

«Я знаю, ми ніколи не танцювали раніше, - казала Левкові очима. - Але ти не хвилюйся, я зумію. Чуєш, яка гарна мелодія? Не стій, зроби разом зі мною під неї кілька кроків».

Левко на якусь мить застиг. Рута була левицею, що за час їхнього спільного буття ніколи його не підвела. Але що відбувається зараз? Та ще й під час такої важливої вистави? Він дивився Руті в очі і відчував, що зараз діється щось таке, що змінює хід визначеної історії. Для нього, для левів, і для цирку в цілому.

Рута хитнулася в такт музиці, він теж хитнувся. Рута ступила вперед, він відступив назад. Рута знову зробила крок, він підхопив, відчуваючи як його затоплює хвиля піднесення. Левко був мудрим дресирувальником. Він зрозумів, що Рута робить.

Люди в залі не дихали. Всі знали - такий безпосередній контакт з хижаком найбільш небезпечний. Але для Левка Рута була не хижаком, а маленьким левенятком, яке він врятував колись від смерті. Левко дивився в очі левиці і бачив там тільки відданість і любов. Питав себе, як міг маючи таку Руту, втратити віру в себе?

Але зараз це було неважливо. Важлива була музика і цей танець. Танець, придуманий не Левком.

Коли музика вмовкла, зал ще якусь мить перебував в заціпенінні. А тоді всі встали. Цирковий номер за участі Левка і однієї з левиць - став першим таким у його країні.

«Лев-ко! Лев-ко! Лев-ко!!!» скандували глядачі, щосили ляскаючи у долоні.

А найгучніше скандували ті, від кого залежало, чи цирку бути.

8. Роман Любарський Люк

Роман Любарський

Люк

Він задихався… Біг… Падав… Знову підводився… Траншея закінчилася. І тут щось несподівано його зупинило. Він якось миттєво втратив відчуття простору і часу. Він захлинався кров'ю. Дві кулі прошили його з боку, не захищеного «броником ». Та головне - не відчував ніг.

- Люк! Люк поранений! - тільки почув і втратив свідомість .

Коли прийшов до тями, спочатку побачив білу стелю, потім почув таке знайоме бухкання гарматних вибухів. Згодом до них додалися «Гради». Та все ближче і ближче…

Хтось увійшов. Спробував повернутися - біль пронизав тіло від ніг аж до маківки .

- Де я? - ледь вимовив.

- В районній лікарні Дзержинська, - відповів якийсь молодий хлопчина у білому колись халаті . - Я ваш лікар. Кулі пройшли навиліт. Важливі органи не зачеплені. А от ноги… Будемо робити операцію, але плазми для вас поки немає. Тримайтеся. Я послав ваших хлопців на пошуки .

Сили знову залишили його і він занурився у незбагненні хвилі підсвідомості, які затіняли біль то яскравими картинами дитинства, то акварельними образами коханої, то очима первістка, то чорно-білою графікою останніх боїв.

Свідомість повернулася до нього вже після операції. Коли повністю відійшов від наркозу, побачив, що правої ноги нижче коліна вже немає. Біля нього сиділи Гора і Джус, побратими по добробату, і щось пошепки обговорювали.

- Привіт, Люк! Діждались, нарешті. Будеш довго жити... Цей хлопчисько-інтерн добре тебе обробив. А нам їхати час, вибач. Тут щось дивне коїться., чуєш.

- Чую.

В цей час десь неподалік протатакали автоматні черги та поодинокі постріли.

- Хлопці, та ви мені хоч щось залиште, бо якщо прийдуть вночі, то усіх нишком виріжуть.

Гора і Джус зняли з поясів по гранаті і поклали під подушку.

- Бувай, друже. Скоро повернемося. Телефон при тобі, дзвони.

Пройшло три дні. Температура не спадала - гангрена пішла по лівій нозі. Молодий хірург відверто сказав: «Медикаментів вже не залишилося. Думайте, як швидше звідси вибратись. Інакше…» .

Зателефонував побратимам.

- Ми зараз на «передку », - він чув ці знайомі сплески бою. - Хоча хто зараз точно скаже, де передова, а де тил. Та ти не бзди, ми тобі зенітників пришлемо, вони ближче до міста, - відповів Гора.

За кілька годин під лікарнею стояв обшарпаний «бусік» з червоним хрестом, вже прострелений кількома чергами. Окрім нього сюди внесли ще трьох важкопоранених і під прикриттям двох БМП, в які посадили легкопоранених, рушили на Артемівськ .

Мотор ревів на межі своїх кінських сил. «Бусік» юзав у розбитих коліях. Трясло так, що голова паморочилася від болю. Щоб відволіктися, він згадав, як хлопці іноді жартували над ним: «Ей, Люк, закрий люк!». А коли прийшли добровольці другої хвилі, один з молодих запитав: «А звідки у тебе такий позивний?». «Французьке кіно люблю, - відповів , - Люк Бессон, Жан-Люк Годар … Знаєш таких?»

В Артемівську гангрену не зупинили. Але звідти він нарешті додзвонився до Люсі. Вона щойно повернулася з Праги, де проходив міжнародний семінар нотаріусів.

- Як ти там, мій лицарю?

- Ще живий. Але справи кепські. Потрібно терміново їхати у Київ, у шпиталь, а попутного транспорту немає.

- Добре, чекай, я пришлю за тобою машину.

- А як наш Лесик?

- Не хвилюйся, він у моїх батьків, доглянуть.

Наступного ранку водій, він же лікар якоїсь приватної клініки, за десять годин і десятьтисяч доправив його у військовий шпиталь. Звісно, гроші на це переказала Люсі. Так сказав натоптаний вайлуватий «дохтур», коли робив йому в дорозі знеболювальний укол.

Додому він повернувся через півроку.

На обох ногах вже стояли протези, до яких він тільки-но призвичаївся.

Люк вийшов з таксі. Весна була у розпалі. У полях і садах все буяло і співало на квітневий лад.

Люсі обійняла його на порозі якось незграбно. В зелених її очах не промайнуло жодної золотавої блискавки . За цей час вона провідала його у шпиталі лише раз.

- Ти вибач, клієнти в конторі чекають, серйозна спадкова справа. Приглянеш за Лесиком, добре? - так, наче вони учора попрощалися, сказала Люсі.

А він подумав: «Наче я не з війни повернувся, а з тимчасового відрядження».

Півторарічний Лесик спав у дерев'яній люльці. Люк тихесенько поцілував його у чоло. На обличчі сина промайнула ледь помітна ангельська посмішка.

Увечері він вийшов у двір, закурив, присівши на високий пень біля стіни сараю. Упритул до нього підходила стіна ресторана-корчми, що фасадом виходив на сусідню вулицю. Звідти - і це було чутно довкіл - якраз у повну силу йшла велика гулянка. З кільканадцять вже добряче хмільних чоловіків і жінок то намагалися співати, то тупотіли по підлозі у якомусь шаленому танці. Потім хтось почав виголошувати у мікрофон якийсь зарозумілий тост, який вже напевно ніхто й не слухав.

«Від чого ж їм так весело, коли у країні вже третій рік точиться війна? Чи не болить їм совість, коли там гинуть і калічаться наші хлопці?», - думав Люк, затискаючи до болю у пальцях другу поспіль цигарку.

Час від часу він намагався поратись то в саду, то в майстерні , то в гаражі . Спочатку підрізав усохле гілля на плодових деревах . Потім налагодив і змазав старий токарний верстат . Згодом черга дійшла до мотоцикла: Люк розібрав , промив і знов зібрав усі деталі мотора своєї легендарної «Яви ». Він мріяв відкрити власну справу, і гадав, що мотоцикл ще стане йому в нагоді.

Щодня вивозив Лесика на прогулянки на свіже повітря.

У базарні дні ходив на ринок.

Увечері іноді вмикав телевізор і слухав новини.

Він з дитинства зневажав біль. Гартував себе у різний спосіб, беручи за взірець Муція Сцеволу. Та майже кожної ночі його до нього поверталися спалахи боїв, обличчя загиблих під Савур- Могилою побратимів, а натерті важкими протезами культі випромінювали пекучий біль, який він гасив посеред ночі самогоном і тютюном. Та не ладен був все одно з тим справитися. Наче не в культях, а десь у крові й під серцем оселився той біль і та пекуча пам'ять, що не давала спокою.

Люсі наче й не помічала того. Вони спали у різних кімнатах, тому що на третю ніч удома вона сказала, що її лякають його марення, а ще заважає запах, що йде від скалічених ніг.

У вересні він пішов працювати. Повернувся до рідного технікуму, в якому колись навчався, а потім і викладав. Але за два місяці зрозумів, що фізично не витримує навантаження при зварювальних роботах у приміщенні, де немає ні поручнів, ні пандусів, ні нормальних туалетів.

Тож, коли отримав нарешті компенсацію за поранення та інвалідність, відкрив справу, про яку мріяв. Закупив обладнання й разом з братом почав виготовляти котли під альтернативне паливо. Він ставив на меті забезпечити ними усі заклади району, що мали котельні для вугілля. Кілька разів їздив на «Яві» до районної адміністрації, але не отримав повної підтримки влади, яка керувала тендерами . І справа після трьох-чотирьох замовлень поступово зійшла нанівець.

Якось вже пізньої осені Люсі наказала йому спиляти стару грушу, що з одного боку почала всихати, хоча й давала гарні плоди, але з кожним роком все менше. Збирати їх йому було доволі тяжко, а Люсі на це не вистачало часу, часто й по вихідних вона їздила у справах то у навколишні села, то в обласний центр. А ще вечорами допізна пропадала у своїй конторі. Іноді, коли виходив покурити на вулицю, Люк бачив крізь вікно, як вона сидить біля комп'ютера і посміхається.

Він підключив електропилу, підійшов до груші, що височіла у п'яти кроках від порогу, подивився угору і побачив, як високо поміж хмарами якась (чи не остання?) пташина зграя покидала ці краї. За десять хвилин з важким зітханням дерево рухнуло на город і з нього почали розповзатися якісь жучки й комахи.

За тиждень прийшли морози, випав сніг. Однієї ночі напередодні його дня народження Люсі несподівано зайшла на кухню, де він сидів за чаркою, і, холодно подивившись, сказала: «Тільки-но дзвонив колега з Полтави. Він тут проїздом, на власному авто. Мені треба його зустріти біля «Орлиного гнізда». У нас буде довга розмова. Не чекай на мене. Молоко для Лесика у холодильнику. Тільки не забудь підігріти».

Вона вивела з двору свою «Дачію», і не встиг він отямитись, як майнула у ніч.

Хапанувши ще чарку, Люк накинув куртку, вийшов у двір, хотів зачинити ворота, але на схилі біля них посковзнувся, втратив рівновагу і впав так незграбно, що в лівому протезі щось хруснуло і той відлетів у бік. Його кинуло у піт, на мить запаморочилося у голові…

Він лежав на спині, грудневі зорі байдуже миготіли в морозній імлі. Звати на допомогу було соромно. Та й нікого - по безлюдній вулиці у цей час лише зрідка пробігали коти та собаки. Телефон, цигарки й запальничка лишилися у хаті. Помацавши по кишенях, в одній він знайшов забуту з учора пачку насіння. «Хоч якась розрада », - подумав, але тут же схаменувся: «А як же Лесик? Якщо проснеться серед ночі й прохатиме пити?!».

Він лежав, прикутий до землі своєю вагою і безпорадністю, і спостерігав рух зірок. Стан самотності й покинутості поступово відійшов кудись убік. Він відчував себе космонавтом, який залишив корабель і пливе поруч з ним у безповітряному просторі. Але на іншому кінці тієї «пуповини», що з'єднувала його з життям, був Лесик.

Короткий сон, що міг перетворитися на вічний, перервав навіжений сусіда з хати навпроти, який щосуботи, напившись чамуру, волав біля воріт, що він «двічі поранений в Афгані», та випрошував цигарки й гроші на похмілля.

Через три місяці навесні Люсі запросила його у двір . «На гойдалку». Це був придуманий нею термін, коли треба було обговорити щось важливе, нагальне.

Велика гойдалка насправді у дворі була. І колись , йому здавалося, вже давно, вони спочатку говорили тут один одному теплі й ніжні слова, потім мріяли на ній про сина, про своє майбутнє.

Люк уже напевно знав, що може почути цього разу.

Він знав, що Люсі нещодавно їздила у Полтаву. Начебто на черговий семінар. Однак він вже все чудово розумів. І звідки в неї нові прикраси. І цей новий карамельний погляд.

- Послухай мене уважно, - почала вона.

- А коли я був неуважним?..

- Тоді просто спокійно. Без зайвих сцен. Я зробила для тебе усе, що змогла. Народила сина, поставила на ноги…

- То про ноги якраз і зайве.

- Гаразд. Ти не будеш сперечатися, що я тебе врятувала?

- Щоб потім знову убити?

- Я ж просила… Хоч трохи поваги... Ти маєш з цим просто змиритися. Я кохаю іншу людину. Він мені дуже близький. Завтра я відвезу Лесика до батьків . Машину залишу там. А у неділю зберу речі й переїду до Полтави. Для мене вже й роботу там знайшли.

- Здогадуюся, як ви її там шукали. Не важко було?

- Не треба мене принижувати!

- Ти сама себе принизила, хвойда!

- А ти… ти… просто відпрацьований матеріал. Невдаха! Нікому не потрібний невдаха!

У неділю під вечір до воріт підкотив чорний «Паджеро».

Люсі з великою валізою на колесах і двома дорожніми сумками мовчки вийшла за ворота і сіла в машину.

Люк спостерігав це з того місця, де ще минулоріч стояла стара груша. Потім зайшов до майстерні, відкрив замок на залізній шухляді, щось дістав .

Потім відчинив гараж, повільно викотив «Яву», прокотив через двір, через хвіртку у воротах, накинув на неї залізну петлю, закурив, завів мотор і рвонув з місця так, що аж курява здійнялася вздовж вулиці.

«Паджеро» він наздогнав аж при виїзді на головну трасу. Коли той трохи пригальмував на повороті, Люк порівнявся з авто з того боку, де сиділа Люсі, і запитав у відкрите вікно: «Шкодуєш, що грушу зрубала? Від того, кажеш, біда буде? Так от, вона вже прийшла!».

У цю ж мить він опустив у вікно гранату, що тримав у руці.

За кілька секунд пролунав вибух.

За місяць він з перев'язаною головою, на костурах, стояв перед суддею.

- Ваше ім'я та прізвище?

- Іван Перлюк.

9. Володимир Присяжнюк Вірші

Володимир Присяжнюк

Вірші

***

Вже зроблені справи найважливіші,
Вже зварений борщ, і заснула малеча -
Та жінка сідає писати вірші,
Зганяючи втому, що сіла на плечі.

І світить крізь шибку надщерблений місяць,
Як доля її, як родинне гніздо…
І хоче вона, щоб все стало на місце!
Та Після давно перекреслило До…

Сама...Ну і що ж, це уже несуттєво,
Бо щастя подружнє і так не розквітло…
Та жінка у віршах долає темряву,
У римах її розливається світло.

І пише вона про кохання пречисте,
Де щирість панує, відвертість і згода.
І відчай спадає зажуреним листям,
І з серця тікає життєва негода.

І все для дітей, бо вона ж - берегиня,
Рядки поетичні читатимуть інші..
А , може, це справжня земна богиня -
Та жінка, що пише ночами вірші?!!

***

Зігріває, як шалик в'язаний,
Нас тепло благодатне споминів.
Стільки всього було нами сказано,
Стільки всього було недомовлено…

І хитке метушиться нинішнє,
А думки, наче струни, напнуті -
Розцвітає минуле вишнями
В середмісті моєї пам'яті.

Навмання ми і далі ходимо -
Поодинці - провулками, лазами…
Знов без тебе мені так холодно -
Одягаю я шалик в'язаний.

***

Загубилася ніч в таємницях твоїх поцілунків,
Заблукала вона в лабіринтах твоєї жаги.
І зникали життєві незгоди кудись за лаштунки,
Забувалися війни, тривоги і вороги.

Загубилася ніч, загубився і я разом з нею,
І по тих лабіринтах я теж разом з ніччю бродив…
Місяць в далі небесній стрічався з новою зорею,
Як і я , був той місяць нестримним й таким молодим…

***

Будь зі мною простою і ніжною,
І без штучних прикрас манірності.
Будь прямою - не мимобіжною,
Будь всесильною - силою вірності!

Таємничою будь і дивною,
Будь незвіданою , недоступною.
І будь гордою, та без гордині -
Словом щирим до тебе достукаюсь!

Будь жертовною, але не жертвою,
Будь солодкою, але не миттю!
Щоб за тебе готовий був вмерти,
Щоб для тебе хотілось би жити!

***

Невелика, здавалось, утрата -

Стільки втрат тих життєвих було…

Наближалася осінь кирпата,

І сіріло небесне тло.

І в тужливого неба сірості,

І в кирпатості тої осені

Розчинитись би - в тих надмірностях,

В недомовленостей стоголосості…

Наближалася осінь кирпата,

Розійшовся останній шов -

Я без тебе себе утратив,

Як з тобою колись знайшов.

ЯКОСЬ…

Якось… Не колись… Не тепер… Учора..
Маревом розпливеться, розтопиться в вічному
Смуток розбитий, розпатланий. Сірим по чорному
Десь намалюється сутінком, доторком ніжності.

***

Набивав я думками-набоями свій патронташ,

Тільки ти й усвідомлення хиткості мрій-міражів…

Я замкнувся в собі, спорудив неприступний бліндаж,

Та у битві з собою безглузді усі бліндажі…

Я пекельний вгамовував біль, наче вправний факір,

Хоч не дуже і вірив у те, що ще є чудеса…

І твердому в безжальності фатуму - наперекір,

Після сотень і тисяч смертей , вперто знов воскресав.

…Я губами збирав сльози щастя з твого лиця,

І взаємність сліпила світлом, немов софіт!

І побляклі у тіні твоїй миготіли сонця,

І метав громовиці тобою затьмарений світ…

***

Яка ж ти рідна! Може, й не така…
Можливо, я для себе щось придумав…
Тече у вічність роздумів ріка,
Несучи води сумнівів і суму.

І я в тій річці навмання пливу,
Минаючи пороги й перешкоди,-
Нелегко залишатись на плаву,
Не втрапити з свободи в несвободу.

Але то мій, хоча й банальний, шлях,
І не завжди зійдеться крЕдит й дебет…
І доля пише повість на полях
У зошиті мого шляху до Тебе.

***

Розстеляються сонця снопи
В переливах цвітіння кульбаби -
Обхопи, тільки не потопи
Водоспадом весняної зваби!

Зашкарублість вагань прожени,
Застережливість знищи колишню!..
Замани! Тільки не обмани
Білизною заквітлої вишні.

Розбуди все, що спить навкруги,
І звільни від затерплої тліні.
Хай згоряє метелик нудьги
У шаленстві окреслених ліній!

ЗАГОРНУТИСЬ У ТІНЬ...
Як ти?-Загорнутись у тінь!.. Не питати!..
Нащо?- Заколихує розум улесливо.
Де ти?- І похнюпилась гордість пихата,
Зранена, розпанахана кігтями, лезами.
Боляче! Ну а що ж ти хотів, хлопче?
Сам так хотів міражевої пристані!
Втомлено. І розгублено, тихо, не гоячись,
Спокій мій десь блукає по світі розхристано.

***

Ось і осінь на фініші - трави давно уже скошені,
І маленький ручай вже у річку давно переріс…
Мої скроні снігами життєвими ледь припорошені,
Але скоро зима їх побілить у колір беріз.

Але скоро зима і до тебе у гості нагряне,
Принесе у пуделку старенькому істини суть.
Без жалю ми обоє поглянем на листя багряне -
Нам зимові вітри нову сутність в долонях несуть!

***

Серпень обрамлює літо віньєткою,
Осінь язичницьким йде божеством -
Плавно, неквапно і трохи кокетливо,
Світ покриваючи жовтим литвом.

Осінь посвариться грозами грізними -
Скоро в ту осінь і я перейду:
Мріями, непередбачливо-різними,
Прихисток в бурі осінній знайду…

БІОГРАФІЧНА ДОВІДКА

Володимир Присяжнюк ( м. Івано-Франківськ ).

Автор книги поетичних пародій " Тобі сюди, Алісо! " ( 2016 ) та збірки лірики “ У середмісті моєї пам'яті “ ( 2017 ), публікувався в багатьох літературних альманахах та колективних збірниках, зокрема, в літературних журналах“ Дніпро “, “ Німчич “, “ Форум ”, у періодичній пресі, зокрема, у газеті ” Українське слово “, на порталах ” Палісадник “, ” Жінка-УКРАЇНКА “, ” Дотик Словом “, “ Смішного! “, “ Країна казок“. Ряд ліричних віршів перекладені на іспанську і галісійську мови і представлені у надрукованій в Іспанії у березні 2017 року поетичній антології сучасної поезії ” GALIZA - UCRANIA . Harmonia de corazons “- проекті міжнародного мистецького об'єднання “ Roteiro das Artes- Internacional “.

Автор текстів та мелодій пісень, співпрацював з лауреатами фестивалю “ Червона Рута “ Тарасом Житинським та Олександром Войтко.

10. Наталія Зайдлер Ми - свої на цій древній землі!

Наталія Зайдлер

Ми - свої на цій древній землі!

Трагедія кримськотатарського народу у збірці поетичних переспівів Олега Гончаренка

«Криму тамований скрик…»

Шановний сучаснику, напевне , Ви хоча б один раз у житті замислилися над тим, які саме чесноти роблять людину Людиною. Без сумніву, на наш погляд, одна з найцінніших серед них - вдячність - землі, народу, матері, родині та ін. Ця риса характеру пов'язана з не менш важливими - людяністю, порядністю, добротою тощо. У нашу надскладну добу нечасто зустрінеш сміливців, які беззастережно живуть за кодексом честі. Серед них - і поет, прозаїк, публіцист, перекладач (а також журналіст і волонтер) із Мелітополя, лауреат багатьох престижних всеукраїнських і міжнародних відзнак Олег Гончаренко. Сам митець завжди наголошує, що він українець із діда-прадіда і підтверджує це власним високохудожнім українським словом. Однак, він ніколи не забував про Молдову - батьківщину його неньки - і, вдячний цій землі, видав книжку переспівів румунських і молдавських поетів «За Емінеску… до себе». Так склалася доля письменника, що народився він у далекому Казахстані, тому саме йому поет присвятив свою збірку переспівів казахських митців «Віщий зблиск табуна» . І ось нещодавно побачила світ збірка «Криму тамований скрик…» Автор у передньому слові до своєї книжки переспівів кримськотатарських поетів із вдячністю зазначає, що він «був декілька разів рятований кримськими татарами ». Навіть на початку його земного шляху, допомагаючи працюючій мамі майбутнього поета, годували його груддю представниці різних народів, серед жінок була і татарка. Поет підкреслив: «Я всьому світові - молочний брат» , а також наголосив , що його Рід «споконвічних козаків-степовиків… іде крізь Час і Простір із кримськотатарським Народом пліч-о-пліч уже кілька століть».

Таке тремтливе ставлення до кримських татар покликало до життя працю, що вражає своєю щирістю, бажанням підтримати народ, який вкотре через імперські амбіції нелюдів втратив свою батьківщину. Автор, називаючи свої поезії переспівами, у такий спосіб наголошує на тому, що його метою був не буквальний переклад віршів, а , пропущені крізь власне серце біль, крик, любов і надія гнаного народу. На наш погляд, це завдання він виконав надзвичайно чесно і талановито.

Найчисельнішу групу становлять вірші, в яких відбито поневіряння світом кримських татар, що впродовж століть потерпали від сваволі російського царату, сталінізму та його наступників. Митець у переспівах максимально точно передає відчай народу, якого жорстоко карає доля. Тут камертони сердець татарських поетів стовідсотково співпадають із душевними вібраціями О.Гончаренка. Тому читача вражають, наприклад, такі рядки: « Скажи-но, душе… / дай відповідь на болісне питання: /…/ чому знов бредемо віками, / а з нами - лише горе, горе, горе?» (За Ашиком Умером) ; «Криму спраглому віками / сіль татарських сліз пече. / Будь -який розбий тут камінь - / кров татарська потече» (За Ешрефом Шемі-Заде); «Татарам, схоже, судяться й надалі / хліб - із жури, гірка вода - з печалі. /…/ …ми корились незаслуженій біді, /… / нас убивали ради чорної мети» (За Емілем Амітом ); « Крим - ось наша доля, наша міра миру, / котрою можливо оцінити все. /…/ Всяк воскресни ясно! І виходь на бій всяк! / Нас Вітчизна кличе, ми - сини її» (За Білялом Мамбетом); «Що сниться воїнам старим: /…/ …може, насипи могил, / в яких братів мільйони тіл? /…/ Не спиться воїнам старим: /.../ в душах навічно - шрамів слід » (За Сейтумером Еміном ); « Мій Криме, лиш на тебе я / з чужин залюблено дивлюся. / Ти - пісня праведна моя. / Ти - хліб на маминім обрусі» (За Айдером Еміровим) ; «Мій бідний народе-лайдаче, / і сам ти зневажений вкрай без вини. / Світ з нас то регоче, неначе з мани, / то знову за нами ж і плаче» (За Шакіром Селімовим) ; «Крим для когось - море, / спочинок і казка часто. / Для нас він - велике горе. / Для нас він - вселенське щастя. / Він - спомини й сенс традицій, / айяти і сури втішні…» (За Ельвірою Емір-Алі) ; «Не в праві ми й не можемо забути / кривавий травень і кривавий рік… / …/ Коли в вагонах і діди, і діти / вмирали з голоду і холоду в пітьмі. /…/ настав нарешті помолитись час / за мертвих наших й наших ненароджених - / тих, хто в пеклі сталінському згас» (За Ельвірою Абілмеджитовою); «Мені знов сниться Крим /…/ Сумне моє «сьогодні»… / Минають ночі й дні… / Як важко жить самотній / в нерідній стороні!» (За Аліє Кенжалієвою); «І стугонять знову товарняки, / і запах горя, безнадії, розпачу / та смерті, смерті висне вздовж дороги… / А позаду палає вона - Украдена Кримська Весна…» (За Сяоре Кокче) ; «Пробач, історіє, поета / за храм, де службу править шваль, /… / за те, що не прокляв я грізно / усіх, хто Кримом торгував. /…/ А я піду, /…/ аби вернутися в Час Бою!» (За Юнусом Кандимом); «Вітчизно моя, /…/ Ти - загадка світу! /…/ Ай-Петрі у висі зліта голубі! / Любити - це добра наука… / Матусю, тобі, / Батьківщино, тобі, / завжди цілуватиму руки!» (За Нузетом Умеровим); «Надіюся на справедливість Бога, / дивлюся в очі друзів, дорогі, / і бачу в них таку летку дорогу / у рідний край, / у край без ворогів» (За Юрієм Османовим); «Понищено мій рай, мій Крим! / … / Кляті вар'яти й варнаки, /…/ Вам слово честі незнайоме. / У вас чуття немає дому. / І совість ваша вам - не суд: / підлота ваша темна суть!» (За Еміне Зіадін); «Кати, хіба ви невмирущі? / Послухайте, як плаче світ! / За все колись тримать одвіт. / Тож не вбивайте мою душу, / наші душі…» (За Джамалою) .

Наголосимо, що збірка переспівів позначена тематичним розмаїттям. Поезії, присвячені трагізму долі кримських татар, чергуються з віршами, провідні теми яких - оспівування нації, матері, рідної мови, краси батьківщини тощо. Так, гордість за незламність народу, віра в те, що порятунок у глибинних джерелах вільного гордого духу нації (« якщо згаснуть і місяць, і зорі, / ти душею і серцем світи!»), тому вона обов'язково здолає ворога, звучать у таких рядках: « Хотіли знати ви - чи ще татари є? / Татарин - це святе ім'я моє! /.../ «кримський татарин» маю я звання! » (За Меметом Ніязі); «Не будь тебе, /…/ Хто б дав мені / і кредо, і завіт, / і віру, що міцніша / од металу, / народе мій, / із небуття посталий! » (За Сейтумером Еміном); «Нас ніколи й ніде / не зламають ніякі негоди: /кожен з нас іще мрію / свою заповітну зберіг. /… / гордо я заявляю: / Ми, кримські татари, живі! » (За Абілязом Велієвим ); « Не варто мармур на могилу класти. /…/ Біля півмісяця та зірки напишіть: /«Звання ТАТАРИН - герб його і щит » (За Ешрефом Шемі-Заде).

Природно, що серед інших традиційних тем помітне місце в даній книжці посідає тема матері. Кримськотатарські поети, а за ними й Олег Гончаренко, звеличують жінку-матір, яка дарує життя, надихає на праведні подвиги, любить і вірить у своє дитя завжди. Тому так щемливо і трепетно лунають рядки переспівів митця: «Не плач, матусю, мудрі очі підніми! /…/ Ще світ сяйне, щоб не змогла й / очей відвести / від обріїв ти, що темніли досі… / Тобі ще сонечко проллється на волосся » (За Меметом Ніязі ); « Всі мої мрії /…/ тільки Вітчизні і тільки, о нене, тобі! / Ваша покривдженість - / совість жагуча моя… / … / Нене, настане кінець безпросвітній журбі! / Пісню Весінню іще напишу я тобі!» (За Джеваїре); «Мамо, ось я повинний стою… / мені гірше, ніж вмер я коли б! / Я забув колискову твою - / просто людям роздав, наче хліб. / Сину мій, то - лише давній спів… / І тобою пишаюся я! / Значить, ти себе не розгубив: / ти - і є ота пісня моя» (За Юнусом Кандимом); «Татарській жінці / в цей весінній світлий день / присвячую я віншувальні рими. /… / Вона - душа, донька і пісня Криму. /… / Татарська жінка в бідах всіх рятує нас, / хоча того, мабуть, й сама не знає… » (За Юрієм Османовим) .

Не обійдено увагою і тему ролі і місця татарської мови в бутті народу. Автор переспівів наголошує, що кримські татари впродовж століть завдяки їй спромоглися зберегти власні традиції, звичаї, історичну пам'ять. Мова для них була й залишається символом єдності , їхньою гордістю, найвпливовішим фактором усвідомлення своєї непоборності, чи не єдиною можливістю навіть на чужині відчувати себе Народом . Саме мові « сердечній, єдиній, живій» присвячено прекрасні поетичні рядки: «В мені ти нуртуєш, хмельніша вина! / Я знаю, що ти нам Всевишнім дана. /.../ В печалі тихій, серед горя і бід , / о , мово моя, чую ще твій завіт» (За Бекиром Чобан-Заде); «Лиш рідна мова нам крила, дитино, дає. /…/ Мова - то пам'ять і то заповіт пращурів. /…/ Мова - твій герб, твоє кредо й небесне ім'я! / Їй ще звучати у наших аулах віки. /…/…По-татарськи ми любимо і живемо» (За Джеваїре); «Я углибаю в мову, / таку просту і величну. / Ніщо я без рідного слова. / … / ніхто нічого не вартий, / якщо пращурів не гідний» (За Ельвірою Емір-Алі); «Хай мови предків звучний клекіт / злинає з мудрих вуст братів!» (За Станіславом Бакаєвим).

Образ батьківщини гнаного народу - Криму - зринає не лише у поезіях трагічного звучання, присвячених його поневірянням світом, а й у віршах, де оспівано неповторну та унікальну красу цієї землі. Гімн їй звучить, наприклад, у таких рядках: « Моя Вітчизно, мій чарівний Крим! / Як чайка він злітає легко й просто / над морем і над безкраєм старим./ …/ Хай над зеленим островом цвістиме / повік-віків ще сонце золоте!» (За Ісмаїлом Гаспринським) ; «Цикади засюрчали… / День тихо догоря… / Отут світів начала, / де мрійно так зоря / вечірня тихо сходить, / де шовкова трава, / озер дзеркальні води / і далеч сповива / у тишу величаву, / у пісні срібний слід» (За Ешрефом Шемі-Заде) ; «Як я люблю свої краї, / Свою прекрасну Батьківщину - / сади її, поля її, / високі гори і долини. / Сиваш солоний, степ гіркий, /…/ мій Криме, дорога Вітчизно!» (За Юрієм Османовим).

Як випливає з поетичних переспівів О.Гончаренка, кримськотатарські поети не відмежовують своєї батьківщини від України. Про це свідчать рядки, в яких вона постає величною державою, де є гідне місце кожному народу, що прагне жити на нашій землі в мирі : «Україно сердечна моя! /…/ Ось я вижив… Я вільно ходжу / знов Хрещатиком, знов навесні… /…/ Україно моя дорога, / якщо ворог розбурха біду, / поки є в моїм серці снага, / я за тебе й життя покладу. / …/ Наша твердь - Україна і Крим! », «Благословляю горду Україну, / що обняла натрудженим крилом / мій спраглий Рід / і мій Народ в негоду. / За те їй по-синівськи / б'ю чолом, / за те молюсь щодня / до сонцесходу » (За Самадином Шукурджі) ; «Хай наша доля не загине! / Хай наша пісня в небо лине! / Постаньмо, до плеча - плече, / разом за Крим і Україну! » (За Улом Чульмекчі).

Підкреслимо, що автор переспівів серед багатогранної амплітуди відчуттів кримськотатарських митців побачив і точно відтворив і таке почуття, як засудження ними слабкодухості в лавах борців за рідну землю. Поети у рецепції Олега Гончаренка максимально дошкульним художнім словом, яке в конкретному контексті сприймається як заклик до боротьби, прагнуть відновити предковічний незламний дух співвітчизників, що, на їхнє переконання, згас. Про це свідчать такі рядки: « Звитяги і єдності більше нема. /…/ Ми - тісто, що скисло. Ми - дика юрба», «Народ наш вітром битий - / глухий давним-давно вже, / сліпий давним- давно вже, / й буття не знає цін. /… / Всяк скоро оніміє - свою зневажить мову: / зневажить всяк і батька, і неню, і дитя » (За Шакіром Селімовим); «Ми ж, простоти й природності сини, / промовчали і піддалися знову. /… / Скорилися, свою татарську суть / і страм, і честь втрачаючи потроху» , «Ми всі навчились забувати… /…/ Так душу зводиш нанівець, /… / забувши всі дари судьби / і всі історії уроки, / руїни мрій, вітців гроби… /…/ забуто віру, мрію, честь, / надію, молитви і совість… » (За Юнусом Кандимом) ; «Чом, народе мій любий, німієш ти знову? / Чом, як вбитий, лежиш - не здіймаєш очей? / Досить вірити в кляте чужинське «нічєй»! / Вір, народе, в суть віщого Рідного Слова» (За Улом Чульмекчі).

За автором переспівів, кримськотатарські митці прагнуть віднайти у своєму народові те найкраще, що приведе його до перемоги. Тому помітне місце у книзі «Криму тамований скрик…» посідають поезії, в яких лунають слушні поради щодо сенсу життя, головного в ньому, того, що дасть людині право сміливо дивитися в очі і другу, і ворогу. У поезіях, звернутих найчастіше до молоді, окреслено ті чесноти, які формувалися татарами впродовж століть : «Іди! Усе дасться у поті чола. / Надія і Мрія - твої два крила. / Життя для народу - обов'язок твій », «Не кляни ні удачу, ні долю, ні час. / Головне, щоби вогник душі не загас. / …доблесть - перша чеснота, / ніщо їй і смерть! » (За Амді Гірайбаєм); «Ось моя суть і сіль: / словом колю вас, діти, / щоби ви через біль / нині знайшли прозріння, / щоби щаслива путь / випала поколінню, / котре іде в майбуть » (За Енвером Селяметом); «Берися, друже, і живи: / Учись літати у птахів, / що люблять рідний край , - / отак собі розхлюпуй спів, шугай і не вмирай! / … / Учись у гір не відступать - / стій за своє на смерть! » (За Ісою Абдураманом); «Іди, та тільки не згорай! /… / І правдою пали вуста: / нам честь дається неспроста. / Нехай клянуть, будь впертим ти, / аби мети і висоти / сягнути ще, злетівши в рань. / І мріяти не перестань!» (За Айше Осман); «Марно боятись людського суду, / треба шукати усьому суть! /... /Варто шукати добра у Слові / і у строю десь, а не в юрбі!» (За Нейле Ресульєвою) ; «Час настав піднімати знамена! / Саме вік ще - натхнення і дій! / Гей, сучаснику, ногу - в стремено, і марш-марш - знов за обрій грімкий! » (За Ідрисом Асаніним); «Ровеснику! Подумай - зупинись! / Нехай тобі ще мрій навіє вись. /…/ Перед тобою - Всесвіт, славний друже… / І ти не затопчи його байдуже!» (За Юрієм Османовим); «Те, що судилось тобі, - / це є не жертвою судьби, / а подвигом ради народу! / Тож будь героєм в злій добі!» (За Улом Чульмекчі).

Зауважимо, що потужною емоційною напругою позначено поезії, в яких бринить надія на кращу долю кримських татар. О.Гончаренко справедливо підкреслив думку про те, що надія є тим безпомилковим дороговказом, який обов'язково вкотре приведе кримськотатарський народ до рідного дому - «Всесвіту, що зветься Крим ». У переспівах читаємо: « Коли вітри в обличчя б'ють, / надія володіє нами - / сил додає і гасить лють. /…/ не відвертай від світу очі: / тебе надія збереже! » (За Юнусом Теміркаєм); « …нам не треба шукати причини, / щоб до тебе вертала мета. / Крим наш, дорога Батьківщино, / ти і є наша правда свята », «Чуєш, вітер Вітчизни сюди вже мчить - / вітер віри, надії, мети?! / І цей вітер, звільнивши од марев-химер, / перемігши зневіру і втому, / скаже, нас воскресивши: «Джигіти, тепер / вам пора повертатись додому! » (За Ісою Абдураманом); «Життя щасливим у неволі не буває. /…/ Воскреснемо! Все почнемо спочатку! / За заповітом наших мудреців / єдино в спадок залишилась нам любов» (За Сяоре Кокче); «Йдемо… / Я спіткнуся, впаду - / хтось підставить плече: / з гордих лав і в біду / жоден з нас не втече» (За Айше Кокієвою); «Та хоч уже й молитви дар не діє, / й хоч знову рідні обрії в крові, / щоранку прокидаємось в надії / на кращий світ: ми ще живі, живі!» (За Нейле Ресульєвою); «Усе варте й страшних зусиль, / поки є Батьківщини твердь, / любов і віщий біль!» (За Зеніфе Халіл); «Скільки в світі доріг невідомих! / Світ - безмежне і сонячне диво. / Але сильні ми тільки удома / й лише вдома ми справді щасливі» (За Асіє Шаш); «Буде над Кримом наше небо - як знамено. / Бог дасть ! / І щастя повернеться сюди разом із нами. / Бог дасть!» (За Юнусом Кандимом); «… я знаю Одкровення: / зневаживши смертельну втому, / зневаживши «незручність дат», / мій Рід, як із війни солдат, / у Крим вернеться ще додому!» (За Юрієм Османовим); «…настануть дні, / коли Всевишній поверне нам сили! / … / і на землі, яка татарам - Мати, / постане знов возз 'єднаний народ, / що вміє воювати і літати» (За Улом Чульмекчі).

Зауважимо, що невеликий розділ поетичної збірки «Криму тамований скрик…» - «Відверто про наболіле (кримські відлуння)» - це власне авторські вірші Олега Гончаренка. У них він укотре наголошує на своєму дружньому ставленні до кримських татар і щиро їм співчуває. Наприклад, митець згадує зустріч двох визволителів від фашистського ярма: « Травень. Діда навідує однополчанин - / сивий кримський татарин Бекір ». Ключовою в розмові побратимів є наступна думка: « Наші предки любили тут і воювали. / Ми - брати! / Ми - свої на цій древній землі! » Це твердження автор уважає аксіомою, тому в поезії, однойменній назві розділу, яку звернуто до ворогів, продовжує озвучене раніше: « І ви собі, як хочте, - будьте чи не будьте, / а ми були, є і будемо!» Побіжно зауважимо, що перша думка пророчо прозвучала 2006 року, друга - 2008. За письменником, народ живий, оскільки є і буде його Мати: «Душа народу - Вічна Мати Роду. /…/ У неї сотні сутностей-імен . / Вона - Богиня… Вона - Жінка й Муза… /…/ Вона додасть надії, віри, сил - / й тим до польоту надихне …»

Отже, український поет Олег Гончаренко, який називає себе Всестепом і людиною Всесвіту, абсолютно чесний у цьому твердженні. Як відомо, і степ, і Всесвіт не приймають слабкодухих. Їм імпонує лише особистість із сильною волею і максимальною щирістю. Таким і є автор аналізованої книжки, яку, без сумніву, можна вважати виявом братньої дружби і глибокої поваги до кримськотатарського народу! Погодьмося, що таких книг в українській літературі небагато. Серед іншого (талант митця, його висока духовність і максимальне розуміння почуттів татарських поетів) - це ще один аргумент вважати поетичну збірку переспівів О. Гончаренка «Криму тамований скрик…» яскравою подією в культурному житті нашої багатонаціональної держави.

11. Людмила Сердюковская Счастливый костюм

Людмила Сердюковская

Счастливый костюм

Михаил осторожно поднял оконные жалюзи и зажмурился. Первые по- настоящему весенние лучи после унылой зимы. Тут же обрадованно приоткрыл окно, впустил поток сырого воздуха и устроился на высоком барном стуле с чашкой кофе. Каждую зиму он убеждал себя, что хороша любая погода, как в старой песне. Что главное - лишь выбрать правильную одежду, уж кому как не ему знать, какую именно. И все равно не переставал отчаянно радоваться каждому пальто, распахнутому навстречу теплу, сброшенному капюшону, развязанному шарфу .

Мимо проходили люди. Некоторые бросали быстрые взгляды на окно, некоторые улыбались, приветливо кивали. Михаил не удивлялся: его знали многие. Однажды одна клиентка рассказала, что горожане специально выбирают утренний маршрут именно по этой улице . Чтобы по пути отметить , как ровно в восемь пятьдесят поднимаются жалюзи , и в окне, прямо под вывеской «Савчук- ателье» , появляется сам Михаил Савчук. Лучший портной, известный далеко за пределами города. Моложавый, стройный в свои без малого пятьдесят, в неизменных джинсах и клетчатой рубашке . Пьет утренний кофе, иногда в ответ приветствует прохожих . Наконец, встает, чтобы ровно в девять открыть двери своего знаменитого ателье.

На самом деле, это было единственное время, когда Михаила можно было свободно увидеть в ателье. Остальные часы с девяти до позднего вечера были расписаны на месяцы вперед. А для него эти свободные десять минут были чем-то вроде утренней разминки. Он машинально кивал улыбающимся людям, а сам переодевал их. Мысленно шил одежду для них именно в эти минуты, быстро и безошибочно, пока человек успевал дойти от угла до конца квартала. Снимал мерки, выбирал ткань, цвет, фасон, фурнитуру . Кроил, сметывал, примерял, строчил, снова примерял, заканчивал отделку.

Вот высокая женщина в пуховике и серой шапке с бубоном. Для нее пальто на запах из альпаки, оттенок кэмел, глубокий, благородный, подчеркнуть теплый цвет лица, с широким поясом и отложным воротником , рукав можно расклешенный и чуть укороченный, вместо шапки - шарф-снуд . Сразу бы и рост заиграл, осанка появилась, элегантность.

О нет, только не это! Совсем юная девушка в норковой шубе, которая ей еще и велика. Снять, срочно, кому-нибудь отдать, подарить! И надеть куртку в стиле пэчворк, прямого силуэта длиной до середины бедра . Разноцветные ромбы, треугольники, чем ярче, тем лучше, синие, красные, оранжевые. На некоторые можно добавить этнику, например, африканский орнамент. И облегающие кожаные брюки. И обязательно черную шляпу. Именно так, дерзко, весело, чтоб ветер разметал волосы из-под шляпы, подмигивали узоры на выпуклых ромбах.

Поздоровался проходящий мужчина, знакомый, мастер по мебели. Его мастерская неподалеку, недавно делал журнальные столики для ателье. Михаил видел его часто по утрам, сурового, озабоченного. Всегда в черных джинсах, ботинках, черной куртке с капюшоном. Ничего оригинального, но и ничего уродливого. А сегодня ветер сбросил капюшон, солнце осветило широкие скулы , немного разгладило морщину на переносице. Ну конечно, полупальто из светло- серой шотландки! Двубортное, с отложным воротником. Черный джинс заменить на темно-синий, кроссовки на дезерты. И это уже будет совсем другой человек.

Стенные часы пробили девять. Он поднял дверные ролеты, открыл дверь, тут же заглянула девушка:

-Михаил, простите, я на минутку. Послушайте, это платье, которое вы пошили, помните , верх черный, открытые плечи , я еще не хотела юбку с крупными цветами , а вы настояли. Это же чудо! Я не верила, меня подруга уговорила, и, представляете, оно сработало. Сергей, мой парень, вернулся! Увидел меня в этом платье на презентации, мы случайно там оба оказались, и на следующий день вернулся. Извинялся, чуть не плакал, прости, я так ошибся, я не могу без тебя.

Это была еще одна легенда, которая ходила по городу, а Михаил, усмехаясь, не опровергал. Счастливые вещи. В его ателье работали лучшие специалисты. Модельеры следили за последними модными тенденциями, стилисты обладали безупречным чувством вкуса, швеи не допускали ни одного неверного стежка. Но все городские модницы и просто клиенты ателье стремились попасть к самому Савчуку.

Он создавал счастливую одежду. Платья, костюмы, пальто, юбки, брюки, которые исполняли желания, приближали мечты, осуществляли задуманное. Эти вещи Михаил полностью шил сам, от первой снятой мерки до последней обметанной петли для пуговиц. За свои услуги брал дорого, шил долго, и все равно очередь к нему не заканчивалась . Работал в отдельной мастерской, один, никого не допуская. Клиентов принимал в соседней примерочной , встречая всегда вопросом :

- Чего бы вам хотелось? Для какого события, куда собираетесь носить?

Внимательно выслушивал ответы:

- Я хочу платье, красивое, романтичное, может быть, шифоновое, в цветочек. Понимаете, мне уже тридцать два, а я до сих пор не замужем, все никак не складывается. А вдруг в вашем платье что-то получится.

- Мне нужен костюм, современный деловой костюм, я специально отложил на него деньги . Дело в том, что я хочу найти новую работу, чтобы приносила удовольствие, чтобы достойно оплачивалась. Мне кажется, в вашем костюме я не буду бояться ходить на собеседования.

- Я не знаю, чего бы мне хотелось. Все надоело, все приелось. Может, летний сарафан, может, юбку или коктейльное платье. Но это должна быть вещь, которая изменит мою жизнь.

Савчук жестом просил клиента встать, отходил подальше, осматривал с ног до головы. Потом легонько брал за плечо, поворачивал, как куклу, снова отходил. Клиент краснел под пристальным взглядом, а Михаил, улыбаясь, рассказывал :

- Милая, никаких цветочков. Это будет тяжелое платье из бархата, в пол. Американская пройма, и к нему болеро с длинными рукавами. По желанию сможете прикрыть плечи или снять. Что вы говорите? Куда в нем ходить? Бархат только для вечера? Выбросьте эту глупость из головы. Еще смотря какой бархат, сейчас вместе подберем. И пойдете в нем куда хотите. В ресторан с подругами, в театр, на открытие выставки. Или просто обуете что-то на низком ходу, но с небольшой платформой, сверху яркую короткую куртку и отправитесь гулять в парк.

- Молодой человек, а я ведь работаю долго. Месяца три- четыре придется подождать с собеседованиями, вас устроит? Нужно срочно? Срочно не выйдет, заказов горящих сейчас много. Что, думали, идти на курсы или нет? Вот и отлично, значит, идите пока на курсы , у вас как раз есть время .

- А вот это мне нравится! Поменять жизнь одной юбкой! Это прекрасно, и я не шучу. Но будьте готовы, что в этой юбке вся ваша спокойная, надоевшая жизнь пойдет кувырком.

Сегодняшней девушке Михаил добродушно вторил :

- Говорите, парень вернулся? Вот и замечательно , очень рад за вас.

Несколько секунд задумчиво смотрел вслед: она и сейчас была для него в том платье-кармен с большими цветами. Очнулся от голоса Марины, администратора:

- Михаил Юрьевич, с утра у вас несколько примерок, а на двенадцать жена Бобровского с дочкой .

Михаил припоминал: Бобровский - что-то знакомое. Точно, известный адвокат, недавно вел громкий процесс, по всем каналам показывали.

В двенадцать в его приемную вошла эффектная, хорошо одетая женщина лет сорока с непримечательной девушкой в куртке и джинсах.

- Михаил, очень рада знакомству . - Дама начала сама, не давая Михаилу вставить и слова. - Восхищаюсь вещами, которые вы шьете. Вот никак не соберусь сама что-то заказать, слишком нетерпеливая, не люблю долго ждать. И скажу вам откровенно , я не очень верю в эти городские байки про счастливую одежду. Но у дочки на носу поступление. На юридический, разумеется. Семейный подряд, династия, у нас с мужем это даже не вызывает сомнения. А вот Катюша …

Она покосилась на дочь, которая отошла немного в сторону .

- Понимаете, она настолько не уверена в себе. Вначале вообще наотрез отказывалась говорить о юридическом, потом заладила: я не поступлю. Это просто смешно, вы же понимаете, о чем я, с таким-то отцом ? Потом у нее появилась эта странная идея: счастливый костюм для ЗНО. Но пусть хотя бы так, если она в это верит.

Савчук наблюдал за девушкой. Она действительно вела себя странно: как будто происходящее вообще ее не интересовало. Блуждала взглядом по приемной, разглядывала стойку с вещами, приготовленными для примерки. Косилась в сторону приоткрытой двери его рабочей комнаты . Вся какая-то нескладная, угловатая, особенно на фоне холеной матери. Кажется, даже сквозь джинсы проступали острые коленки, руки нервно теребили край свитера.

Михаила вдруг охватила тревожная неуверенность. Странное чувство, откуда-то из молодости, почти забытое. Обычно ему достаточно было нескольких минут, чтобы определить , какая одежда нужна клиенту. Пока выслушивал пожелания, где-то фоном возникала картинка: например, городская улица, или кафе, парк, офисное помещение. При этом он не думал, он просто видел черты лица, линии фигуры: плечи, руки, бедра, талию, и на эти линии сама собой накладывалась одежда. Уникальная , в единичном экземпляре, только для этого человека, такого же неповторимого.

А сейчас он не знал, что шить для этой девушки. Не складывалась картинка, не было основы для фантазии. Где бы он ни пытался ее представить, она все равно оставалась здесь, в его примерочной. Со всей своей несуразностью, в джинсах и свитерке, которые ему почему-то не хотелось менять. Но менять приходилось: госпожа Бобровская нетерпеливо барабанила маникюром по журнальному столику.

Михаил подошел к девушке чуть ближе.

- Катя, расскажите, чего бы вам хотелось ?

Она резко вскинула голову и посмотрела прямо на него. Михаил чуть не зажмурился, так у нее засветились глаза. Ответила коротко, иронично усмехаясь, лучи в ее зрачках насмешливо подпрыгивали:

- Просто счастливый костюм.

Он тут же ухватился за этот свет, как за соломинку. Понимал, что так банально и примитивно, «под цвет глаз», но пусть это будет голубой костюм, оттенок теплый небесный. Когда там у них эти ЗНО? В конце весны? Значит лен, рукав три четверти, низ - прямая юбка. Будущий юрист? Добавим строгости, китайский воротник-стойка, заодно оформим длинную шею. Он мысленно проговаривал это очень быстро и сумбурно, пытаясь убедить самого себя, и все равно понимая, что это не то, совершенно не то .

Но когда через несколько месяцев на последней примерке они с Бобровской удивленно рассматривали похорошевшую Катю, он сам почти поверил, что все удалось. Идеальный крой, подчеркнута изящность, скрыты острые углы. Голубой цвет усиливает лучистость глаз. Это двойное сияние безусловно сделает яркими и убедительными все выступления молодого юриста Екатерины Бобровской.

***

В последнее время Михаил явно чувствовал накопившуюся усталость. Весной навалилось слишком много заказов, отказывать не хотелось, и он почти не отдыхал. Нарастало беспокойство, вызывали раздражение любые мелочи, например, вчерашнее сообщение администратора, совершенно безобидное :

- Михаил Юрьевич, представляете, вчера купили весь рулон голубого льна . Да, тот самый, из которого вы костюм шили. Надо будет заказать при следующей закупке.

Внутри снова заколотилась тревога: что-то не так с той девушкой. Не помогут ее поступлению ни костюм, ни властные родители. Не видит он эту Катю ни в юридической конторе, ни в зале суда с блестящей речью, ни в офисе какой- нибудь компании. Что-то другое, только он за все примерки не смог рассмотреть, слишком слепил свет горящих глаз. Она же не на секунду не отводила от него взгляд, провожала каждый жест, каждую приколотую булавку, подхваченный край.

Однажды в ателье решительно вошла госпожа Бобровская. Ни с кем не здороваясь, направилась сразу к Михаилу:

- Ничего не сработало. Впрочем, как я и думала. Катя провалилась . Идиотизм ситуации в том, что она даже не пыталась. Просидела все два часа на ЗНО по истории в вашем счастливом костюме, а потом просто сдала пустую работу, не ответила ни на один вопрос. Муж в ярости, а Катя , как обычно , непробиваема. - она махнула рукой, резко повернулась.

Савчук растерянно провожал ее к выходу.

- Простите, это совершенно не мое дело, но может, девушка все-таки не хочет поступать на юридический? Если она даже не попыталась? Разве тут костюм поможет ?

Женщина зло поджала губы:

- Пытаетесь оправдать придуманную легенду? Не утруждайтесь, к вам претензий нет. Вещь пошита качественно, пригодится еще. Дочь в ней хоть на человека похожа.

На следующий день ровно в восемь пятьдесят Михаил привычно устроился перед окном на своем высоком стуле, отпил кофе. Еще на повороте заметил фигуру в голубом, недовольно заерзал, отвел взгляд в сторону. Пусть пройдет скорее. Но Катя Бобровская направлялась прямо к ателье. Остановилась перед открытым окном. Под локтем зажата какая-то папка, в руках вешалка с одеждой, закрытой плотным чехлом.

- Здравствуйте, Катя. Вы тоже разочарованы костюмом? Не помог? Не сработал? Вы явно ожидали от него слишком многого, особенно учитывая сдачу пустой работы на ЗНО.

Девушка вздохнула :

- Ясно, мама уже тут побывала. Вот и ладно , значит, вы все знаете. Да, я специально сдала пустую работу, чтобы уже точно ничего нельзя было сделать. Я не собираюсь быть юристом.

Михаил покачал головой:

- Да это в общем-то и так было понятно. Но зачем такие сложности: история с костюмом, проваленные экзамены? Разве нельзя было просто откровенно поговорить с родителями?

- Это бесполезно, они слышат только себя. И категорически против профессии, которую я выбрала.

- Какую же, интересно?

- Я хочу шить одежду, как вы.

Михаил рассмеялся :

- Серьезно? Так вот почему вы сверлили меня взглядом на примерках. Ну что ж, милая , пробуйте, шейте , удачи вам! А мне пора открывать ателье, уже девять.

Он пошел открывать дверь, а Катя уже ждала там. Сосредоточенная, без тени улыбки:

- Михаил Юрьевич, я не просто так придумала историю с этим костюмом. Я хочу работать у вас. Ну, то есть не работать, а помогать, - она разволновалась, запнулась. - Или правильнее сказать, учиться. В общем, я хочу шить вместе с вами. Вот, посмотрите фотографии, это мои работы для друзей, знакомых. Все модели создаю сама, фасоны, выкройки ...

Савчук начинал злиться. Похоже, эта девочка привыкла получать все сразу и немедленно, точно, как ее мать, и уже мнит себя великим модельером- дизайнером. Машинально пролистнул альбом. Да, неплохие брюки-кюлоты с разрезами, здесь интересное цветовое решение , вот на фото отделка пиджака крупным планом, выполнено грамотно, аккуратно. Но это еще ни о чем не говорит.

- А с какой стати вы вообще решили, что мне нужна помощница? И что я возьму именно вас? Поступайте в училище, отучитесь, приходите ко мне швеей, если подойдете, конечно. А там поглядим, проявите себя - будете делать что-то посерьезнее. Не устраивает? Вы наверняка видите себя на большом подиуме, автором коллекции от-кутюр, цветы, овации, светская тусовка? Так пожалуйста, поезжайте в Киев, к вашим услугам Институт технологий и дизайна, а здесь вы вряд ли это получите.

Михаил понимал, светская тусовка - явно последнее, что может интересовать эту девушку, но не мог остановиться. В голове всплыла яркая картинка из прошлого: его единственная коллекция, провалившаяся, разгромленная коллегами и модными критиками. Выброшенное время, деньги, все его сбережения, накопленные на тот момент. Снисходительные хлопки по окончании показа, перешептывания, усмешки, презрительные и злорадные. Это было очень давно, еще в самом начале карьеры, все уже позабыли, легко и быстро. Вот только он помнит, обида режет все так же болезненно, и до сих пор нет ответа на вопрос: почему, почему тогда не удалось?

Удивительно, но Катя как будто прочитала его мысли:

- Мне нужны именно вы . И я знаю о вас все, ну, или почти все. Что вы сейчас завалены заказами по самое горло . Что вы сами пробовали создать коллекцию, но она не имела успеха. И даже догадываюсь, почему. Она не была плохой, совсем нет. Просто вещи, пошитые для безликих моделей, сами оказались пустыми. Потому что ваша одежда уникальна, понимаете? Она не существует отдельно от человека, она просто теряется без его лица, фигуры, пусть неправильной, нестандартной, но уникальной. У меня точно так же, я не могу просто шить. Разворачиваю отрез ткани, смотрю на свою подругу сквозь ее болтовню, что-то представляю, и на ткани проявляются детали будущей одежды. Они будто сами отделяются, как крупные лепестки, сорванные и подхваченные ветром, кружат, кружат по комнате, а потом опускаются, куда нужно: на плечи, на спину, легонько прислоняются друг к другу и уже ясно, какая это будет вещь.

Михаил устало потер виски :

- Милая Катя, вы большая фантазерка. Возможно, у вас есть способности, чувство вкуса. Но швейное мастерство - это огромный труд. Напряженный, мелкий, скрупулезный. Путь от создания модели в голове до готовой вещи длинный и сложный. Самую гениальную задумку можно испортить плохой выкройкой, неверной вытачкой, кривым стежком. Поэтому прежде чем мнить себя дизайнером одежды нужно сшить тысячу вещей, набить руку, воспитать портновское чутье. Только так и не иначе.

Он вдруг резко переключился :

- Послушайте, а зачем вы надели этот костюм? Думаете, исполнит ваше сегодняшнее желание? Поверьте, он вряд ли поможет .

Катя оправила пиджак, медленно повернулась вокруг своей оси.

- Вы уверены, что это ваш костюм?

Савчук пожал плечами. Какая все-таки странная девушка .

- Конечно, уверен. Я помню все свои работы и каждую узнаю из сотни подобных. По стилю, по особому почерку. Именно это я и пытался вам объяснить.

Катя улыбнулась, широко и счастливо , и расстегнула чехол на вешалке, которую держала в руках. В щели показался кусочек небесно-голубого льна.

- Михаил Юрьевич, костюм, который на мне, я пошила сама. Мне понадобилось полрулона ткани, семь попыток и месяц непрерывной работы. А вот ваш, сравните, пожалуйста. Он был мне очень нужен. Он мой настоящий экзамен, мое ЗНО по швейному мастерству. Чтобы у вас не оставалось сомнений.

Михаил молча смотрел то на Катю, то на свой костюм . Она повернулась еще несколько раз , он жестом остановил, долго рассматривал идеально отстроченный воротник. Потом с опаской провел рукой по оригинальной вещи, посмотрел на бирку с фирменным логотипом. Нервно прошелся по ателье, не глядя на замерших сотрудников, вернулся к выходу.

- Я … я просто не знаю, что с вами делать. Это совершенно неправильно, это вообще какая-то авантюра. Я даже сам себе не могу объяснить, почему я сейчас на это соглашаюсь.

Катя прищурилась, хитро и весело :

- А вы разве не догадываетесь ? Кажется, у меня тоже получается шить счастливые вещи .

12. Василь Слапчук Лауреати премії ім. Григорія Сковороди за 2018 р.

Василь Слапчук

Лауреати премії ім . Григорія Сковороди за 201 8 р.

Цю відзнаку у 2005 році заснували Волинське товариство «Світязь» і ГО «Чернігівський інтелектуальний центр» за сприяння Національної спілки письменників України, Інституту літератури імені Тараса Шевченка НАН України та міжнародних громадських організацій.

З 1 листопада 2014 року засновником цієї премії стала Міжнародна літературно-мистецька Академія України (президент Сергій Дзюба), котра об'єднує 155 відомих письменників, перекладачів, журналістів та науковців із 55- ти держав світу .

Серед лауреатів цієї почесної нагороди за минулі роки - Іван Дзюба, Юрій Мушкетик, Микола Жулинський, Василь Голобородько, Михайлина Коцюбинська, Валерій Шевчук, Рауль Чілачава, Михайло Слабошпицький, Кость Москалець, Ігор Калинець, Ігор Качуровський, Віра Вовк, Тетяна Дзюба, Сергій Дзюба, Богдан Бойчук, Ігор Павлюк, Павло Вольвач, Віктор Неборак, Володимир Шовкошитний, Дмитро Дроздовський, Анна Багряна; Кшиштоф Зануссі, Богдан Задура, Боян Ангелов, Димитр Христов, Імант Аузінь, Рісто Василевскі, Бенедикт Дирліх, Ріта Кіндлерова, Ауезхан Кодар, Віра Чорний-Мешкова, Сограб Рагімі, Сейран Сулейман, Інга Крукаускене та інші відомі письменники, науковці, перекладачі, журналісти , громадські діячі і меценати - з України, США, Великобританії , Німеччини, Канади, Італії, Швеції, Болгарії, Чехії, Польщі, Сербії, Македонії, Латвії, Литви, Ізраїлю, Грузії, Росії, Казахстану , Білорусі та Бразилії .

Отже, відбулося засідання Комітету з нагородження Міжнародною літературною премією імені Григорія Сковороди «Сад божественних пісень» за 2018 рік, до якого увійшли: Василь Слапчук - голова журі, письменник, лауреат Національної премії України ім. Тараса Шевченка ; члени Комітету: Войцех Пестка - письменник, перекладач, лауреат міжнародних літературних премій (м. Варшава, Польща) ; Євген Нахлік - літературознавець, директор Інституту Івана Франка НАН України, доктор філологічних наук, професор, член-кореспондент НАН України ; Ігор Павлюк - письменник, доктор наук із соціальних комунікацій, провідний науковий співробітник Інституту літератури НАН України, професор Львівського національного університету імені Івана Франка ; Петро Сорока - письменник, літературознавець , лауреат міжнародних премій (рішення журі ухвалене за його життя) ; Сергій Дзюба - письменник, журналіст , перекладач, почесний професор Луцького інституту розвитку людини Міжнародного університету «Україна», президент Міжнародної літературно-мистецької Академії України, лауреат багатьох міжнародних, державних і національних премій в Україні та за кордоном .

Цього року надійшло понад 700 пропозицій з України та закордону. Кандидатуру знаного письменника Володимира Брюггена на здобуття премії висунула Міжнародна літературно- мистецька Академія України (рішення журі ухвалене за його життя) .

Отже, названо цьогорічних лауреатів. Ними стали:

1. Письменник Володимир Брюгген (м. Харків) - за книгу афоризмів «Восьма книга» («Блокноти »);

2. Український письменник та перекладач Василь Барка (посмертно) (США); славіст-мовознавець, історик української літератури, літературний і театральний критик, активний учасник наукового та культурного життя української еміграції, Шевченківський лауреат Юрій Шевельов (Шерех) (посмертно) (США) - за видатний внесок у світову та українську літературу ;

3. Письменник, генерал-отаман Українського Козацтва, мужній борець за незалежну Україну в радянські тоталітарні часи, соратник Василя Стуса - Дмитро Шупта (м. Одеса) - за опублікований визначний поетичний доробок «Осягнення» ; за створені вокальні цикли спільно з відомими українськими композиторами - Петром Лойтрою та Володимиром Стеценком, присвячені Григорієві Сковороді ; за публікацію наукової гіпотези про восьмирічне (з перервами) перебування Г. С. Сковороди у Великому Бурлуку ; а також - за видатну громадську, правозахисну, патріотичну діяльність на благо України ;

- Композитор, автор та виконавець пісень, лауреат всеукраїнських конкурсів і фестивалів Петро Лойтра (м. Мала Виска Кіровоградської обл.) - за вокальну збірку «Осягнення» про життя і діяльність Григорія Сковороди на вірші Дмитра Шупти;

4. Письменниця Антонія Цвід (Київ) - за трилогію: роман- перформанс в картинах і етюдах «Возлюбленик муз і грацій. Кохані жінки Тараса Шевченка» ;

5. Письменник Павло Щегельський (м. Київ) - за книги «Полювання на homo sapiens» (романи та оповідання), «Театр абсурду» (вірші) і «Бюст молодої поетеси» (сатиричний роман) та визначне творче подвижництво ;

6. Засновник і голова Подільського Товариства імені Г. Сковороди, ректор Хмельницького інституту соціальних технологій Відкритого міжнародного університету розвитку людини «Україна», доктор педагогічних наук, професор Михайло Чайковський (м. Хмельницький) - за популяризацію філософської, світоглядної спадщини Григорія Сковороди;

7. Зарубіжні письменники, вчені, критики, популяризатори української літератури за кордоном :

- Науковець, доцент Казахського національного університету імені аль- Фарабі Гюльнар Муканова (Казахстан, м. Алмати ) - за значну наукову діяльність , популяризацію української літератури в Казахстані;

- Письменниця та громадський діяч Олена Ананьєва (Німеччина ,
Франкфурт-на-Майні; Україна, Одеса) - за майстерне поєднання глибокого психологізму, вишуканої поетичності та актуальності в романі-трилогії «Втеча. Код любові», «Втеча. Код стійкості», «Втеча. Код вірності», а також подвижницьку громадську діяльність і популяризацію української літератури в світі;

- Доктор культурології Олексій Давидов (Російська Федерація) - за книжку «Неполітичний лібералізм у Росії. Досвід соціокультурного аналізу художніх текстів», а також - за значний внесок у популяризацію української літератури в світі ;

8. Письменниця , науковець, професор Прикарпатського університету імені В. Стефаника Ольга Слоньовська (м. Івано- Франківськ) - за книжку «Дівчинка на кулі»;

9. Письменник Олександр Гунько (м. Нова Каховка Херсонської обл.) - за книжку поезій «Сталкери по крові»;

10. Письменниця Ольга Рєпіна (м. Дніпро) - за книжку «Світло не в моєму вікні»;

11. Письменник та журналіст Григорій Войток (Чернігівська обл.) - за плідну діяльність у галузі літератури і публіцистики, зокрема книжку нарисів «Тернистий шлях благородної справи» та роман «Безбатченки» ;

12. Засновники та очільники відомого всеукраїнського порталу «Жінка- Українка»: громадський діяч Юрій Пероганич і письменниця, журналіст Тетяна Череп-Пероганич (м. Київ) - за подвижницьку діяльність на благо України;

- Громадський діяч, перекладач, голова правління ГО «Українська ініціатива» Юрій Косенко (м. Київ) - за значну громадську, патріотичну діяльність на благо України ;

- Депутат Чернігівської обласної ради, директор ПСП «Пісківське», меценат Валерій Колоша (с. Піски Бахмацького району Чернігівської обл.) - за визначну благодійну та громадську діяльність, проведення всеукраїнських фестивалів «Відродження українського села, його духовності і культури»;

- Директор ПСП «Авангард», меценат Василь Булах (с. Курінь Бахмацького району Чернігівської обл.) - за визначну благодійну та громадську діяльність на благо України .

Про автора: Василь Слапчук - голова Комітету з нагородження Міжнародною премією

імені Григорія Сковороди «Сад божественних пісень» , лауреат Національної премії України імені Тараса Шевченка

13. Тетяна Дзюба Літо на Азові

Тетяна Дзюба

Літо на Азові

Так ніхто не писав

У Бердянську відбувся XX-ий ювілейний Всеукраїнський фестиваль журналістів «Азовське літо». Його проведення зазвичай збігається у часі з відкриттям курортного сезону та професійним святом медійників. Цьогоріч із творчого форуму до Чернігова привезено дві почесні нагороди: журналістка Тетяна Дзюба відзначена за кращий матеріал і влучні заголовки, Сергій Дзюба, заступник редактора газети «Деснянська правда», виявився найактивнішим учасником фестивалю. Про подію розповідає Тетяна Дзюба.

Мандрівка розпочалася з незвичного запрошення: «Пакуйте валізи, ми гріємо море»! Невдовзі у потязі моя випадкова попутниця мала білявка Оксанка перепитає: «А як вони гріють те море? Великими кип'ятильниками?» Дівчинка ще ніколи не бачила водної стихії. Тож , як їй пояснити, що море буває пінистим, наче кава мак'ято; тихим, ніби схлип сплаканої дитини; незбагненним, ніби посмішки авгурів із мого вірша. Що море це - літо, відпочинок: життя, поставлене на паузу; короткочасне щастя. А ще, як виявилося, прохолода - із розпеченої сонцем Північної України ми потрапили в літепло Півдня.

На Азові, порівнюючи з минулим роком, привертають увагу зміни: сезонний потяг «Київ-Бердянськ» почав курсувати раніше, дорога на косу відремонтована, у багатьох лікувально-оздоровчих закладах запроваджена система харчування «шведський стіл». Щоправда, «шведка», як тут її називають, з національним колоритом: у меню немає екзотичних страв, приміром, таких, як суп із чечевиці, але наявні смачні їства української кухні - борщі, вареники, пироги.

В санаторії «Арктика», на місці нашого розташування, гостей зустрічали Юлія Тисленко, голова Бердянської міської організації НСЖУ ; Віктор Михайличенко, головний редактор газети «Південна зоря», заслужений журналіст України ; вже зібралися в гурт колеги з Одеси, Черкас, Слов'янська, Миколаєва, Запоріжжя, Дніпра. Тут ми познайомилися з секретарем головного офісу НСЖУ, керівником проекту «Крим-реалії», журналісткою радіо «Свобода» Оленою Юрченко. А взагалі, на фестиваль приїхали 60 представників найрізноманітніших друкованих, електронних та інтернет-видань із 10 областей України. Фестивальне життя зануртувало: тематичні дискусії, екскурсії, участь у загальноміських заходах з нагоди відкриття курортного сезону. Літо в приморському містечку стартувало фестивалем «Розумні діти», суперфіналом вокального талант-шоу «Кращий голос Азова. Діти», виступом музичного гурту «Тік».

Особливістю цьогорічного зібрання журналістів стала презентаційна складова. Демонструвався фільм про Бердянськ, створений за підтримки голови фонду «Рідна країна» , ініціатора Всеукраїнської акції „7 чудес України. Історичні міста і містечка” Миколи Томенка. Екс-депутат приїхав на його показ і зробився зіркою фотосесій. Охочих сфотографуватися з ним виявилося навіть більше, аніж тих, хто прагнув мати світлину з дельфінами. Також відбулося представлення укладеної до 190-річниці заснування міста енциклопедії Бердянська і ювілейної книги «190 фактів про Бердянськ». Випадки з минулого та сучасного життя міста, довідкова інформація, велика кількість ілюстрацій викликали бажання переглянути книгу відразу.

«Чемпіон чемпіонів» ризикує життям

На одній із її сторінок натрапила на історію столітньої давності - тоді махновці вперше захопили місто, відтіснивши з нього білогвардійців. Напередодні до Бердянська прибула атлетично-циркова трупа відомого організатора таких турнірів Івана Лебедєва. Спроба відмінити виступ не вдалася - атлетів змусили розважати повстанців та самого «батька» Махна. Проте поєдинки борців ватажку анархістів видалися нецікавими. Нестор Махно наказав найсильнішому бійцю зі свого оточення - рудому велетню Грицьку - показати цим гастролерам, як потрібно боротися. При цьому він нахвалявся власноруч спровадити на той світ підлеглого у випадку його поразки. Лебедєв, щоб не ризикувати, «бо ще стріляти почнуть», попрохав борця Стецуру швиденько програти махновцю. Вже через 10 хвилин «батько» обіймав переможця - вояка зі свого загону. Захмелілий від легкої перемоги Грицько, обіцяв розіпнути, як Ісуса, кожного, хто вийде проти нього. І одному з борців трупи здалося, що це вже занадто. Ним виявився неодноразовий абсолютний чемпіон світу, славетний «чемпіон чемпіонів» - 48-річний полтавчанин Іван Піддубний. Через хвилину поєдинку він підняв велетня Грицька над головою і гепнув ним об підлогу так, що той надовго втратив тяму. Видатний спортсмен, звісно, усвідомлював , що це може коштувати йому життя , але не відступив від свого принципу: завжди боротися за перемогу! Сила та майстерність Піддубного вразили отамана, тож артист замість кулі отримав його особистий приз - купу «махновських» грошей, а вся група 20 пляшок вина, 5 кілець ковбаси та 3 фунта «керенок» .

Перебування Нестора Махна у Бердянську художньо відтворене у трилогії Олексія Толстого «Ходіння по муках». Письменник гротескно зобразив ватажка повстанців і його нестямні витівки - отаман велосипедом роз'їжджає містом в експропрійованій у гімназиста формі, катається на дерев'яній каруселі і п'є так гірко, що того й гляди проп'є армію . За іншими розповідями, саме в цей час «батько» вдосконалив свої знання з української мови, сприяв тому начебто і шлюб, який він узяв із вчителькою початкових класів Галиною Кузьменко.

У запорізьких степах, де колись миготіли тачанки і ватаги виспівували: «Наш Махно і цар, і бог з Гуляйполя до Полог» , тепер лише повіває свіжий вітер. А на станції Пологи курортні поїзди здійснюють найтривалішу зупинку. На пероні йде жвава торгівля домашніми наїдками, мандрівники купують смачнючу південну черешню ...

Бердянськ, славний своїми бабами

У порівнянні з іншими містами Бердянськ має не найдавнішу історію, проте в зібраннях старожитностей цього міста зберігаються досить вартісні експонати. Так, приміром, колекція кам'яних баб краєзнавчого музею вважається однією з кращих в Україні. Вона налічує понад 20 половецьких статуй XI-XIII століть. Коли на початку минулого століття у Таврійській губернії проводився облік цих сакральних пам'яток кочового народу , то найбільше їх виявилося у Бердянському повіті - близько 140. Сторожі українського степу, чоловічі й жіночі силуети зі складеними на грудях руцями - з чашами для жертвопринесення або «пригощання» - нині зустрічають відвідувачів на подвір'ї музею .

Журналісти побували і в Меморіальному будинку-музеї П. П. Шмідта, точніше сказати б, двох Петрів Шмідтів: батька і сина. Старший - контр-адмірал Петро Шмідт - керував у 1876-1886 роках портом і містом Бердянськом, чимало зробив для їх благоустрою. Молодший - лейтенант Шмідт - був талановитим капітаном і романтиком революції. А ще він - батько «тридцяти синів і чотирьох дочок» у романі «Золоте теля» Ільфа і Петрова. Вислів «діти лейтенанта Шмідта» завдяки популярності книги давно став синонімом до слів: шахраї, ошуканці, самозванці.

Потім у пошуках маленьких відкриттів ми забрели до картинної галереї. Як з'ясувалося, деякі полотна Бердянського художнього музею колись прикрашали музей Імператорської Академії мистецтв у С.-Петербурзі. За однією з версій засновник музею І. І. Бродський врятував ці шедеври від знищення, коли старе «буржуазне» мистецтво ліквідовувалося новою владою . Так, до приморського містечка потрапили твори Айвазовського, Лагоріо, Рєпіна, Саврасова, Сєрова, Полєнова, Маковського, Верещагіна, Кустодієва та інших великих майстрів. Окрасою колекції музею є Жак Куртуа Бургіньон, Іван Мясоєдов, Павло Шмаров, Микола Фешин.

Рибко моя

Утім, пізнавати Азов можна й інакше. Минулого року з якоїсь дитячої цікавості ми вирішили з Середньої коси (а вона є: Ближня, Середня й Дальня) дійти узбережжям до виступу суходолу у відкрите море. Хвилі бавилися біля наших ніг, пляжі ставали дедалі пустельнішими, вкритими острівцями срібно- зелених розквітлих у цю пору олив . Поодинокі рибалки казали, що оголовок коси далі. Все скидалося на випадок з горянами, яких запитували: де гуцули? А ті відповідали, що вище. За кілька кілометрів до нашої цілі почало сутеніти - і ми змушені були повернутися назад.

Цьогоріч чимала журналістська сімейка на край курортного світу вирушила автобусом. Наприкінці коси розкинулося рибальське селище, з човнами «на колесах» у дворах. Трудівники моря забезпечують рибою місцеві базари та заклади харчування. Недарма ж рибалкам лише у Бердянську встановлено 8 пам'ятників, рибці -годувальниці монументів споруджено, мабуть, ще більше.

Неподалік від голови коси заховалося джерело ; копанок з прісною водою на цій смузі землі збереглося лише дві. Про криничку розповідають, що вона давніша за місто Бердянськ, і смак води у ній залежить від напряму вітру - змінюється з солодкуватого на солонкуватий.

А ще на шпилі Бердянської коси знаходиться один із двох місцевих маяків - Нижній (Верхній - у Бердянському порту ). Він споруджений на палях, висота 23 метри. Спочатку дороговказ працював за допомогою гасових ламп, згодом - електричних. Також маяк мав паровий ревун, який у тумані та під час заметілі попереджав кораблі про мілину. З XIX століття носій світла майже не змінився. Щоправда, нині він у риштуванні, причепурюється . Кожний із маяків сигналізує різним кольором світла: Нижній білим сповіщує, що близько мілководдя і берег, Верхній червоним вказує, де гавань.

Морська тематика знайшла продовження, коли учасники журналістського фестивалю відвідали феєричне шоу в Бердянському дельфінарії «Немо» й океанаріум, у якому мешкають золота та інші, зібрані з усіх кінців планети, риби - сіамський окунь, скат, піранья .

Ну ось, здавалося б, і все. Однак, моя розповідь виявиться неповною, якщо я наостанок не згадаю про залишене на мокрому піску наше колективне живе серце. Репортери створили його із власних постатей і увічнили за допомогою безпілотного літального апарату - дрону.

14. Любов Відута ІСТОРІЯ ОДНІЄЇ КВАРТИРИ

ІСТОРІЯ ОДНІЄЇ КВАРТИРИ

Відкриваю книжку на першій-ліпшій сторінці і в око впадають слова: «тиха радість», «світлий смуток»… О, ті письменники! Дивні, наївні люди! Понавигадують для своїх героїв і героїнь таких зворушливо-ніжних слів, наче все життя - суцільне щастя і нема у ньому жодних печалей, тривог, розчарувань. Та хіба це так? Та ж вони є! Нікуди не поділися. Невидимими шляхами протікають крізь простір і час, отруюють життя і провокують таке, що навіть найвигадливішому письменнику і в голову не прийде.

От і все! Один етап пройшов, просимо на життєву сцену інший. У тому, що минув, такому до болю знайомому, знаємо усі камінчики, об які спіткнулися, усі зроблені і сказані дурниці, що з чого витекло, що чому куди затекло і що спровокувало. Еге ж! Вже тепер гарненько розподілили б копицю соломи для того, щоб у певний час у потрібному місці підстелити. І може, може, може все було б не так, як є, а значно краще? Але іноді складається таке враження, що таки хтось звідкілясь смикає за невидимі мотузки і ми робимо не те, що повинні були б робити, говоримо те, про що згодом жалкуємо, рухаємося у напрямок, протилежний тому, куди варто було б рухатися. Та, як кажуть в народі: « Якби знаття, коли в кума пиття, то й жінку б узяв»… Хіба знаємо, що кого чекає? Йдемо, хто куди, часто наосліп, долаємо перепони, падаємо, підіймаємося, сміємося і плачемо, зціплюємо зуби і знову йдемо, свято вірячи, що йдемо в єдино правильному напрямку, вперед, у свій тихий рай, до свого світлого щастя, у свою бурхливу радість і до особливої, жаданої, омріяної мети, заданої нами чи кимось невидимим, та від того не менш реальним і значимим для нас.

Проходить час, і, кому рано, кому пізно, раптом хочеться, озирнувшись на пройдений шлях, все зламати, потрощити, змінити. Ми, люди, віримо, що ось нарешті вона, мить змін, спровокована хтозна-яким вітром, та виплекана, вимріяна нами, якою аж ніяк не можна знехтувати. І тоді здається, що мине той біль, що ятрив і болів так сильно, що його ховаємо у своєму душевному пляжі у найглибшу піщану ямку і закопуємо із горбочком, і присипаємо усім, чим тільки можемо, аби тільки він не виліз назовні. І коли нагромаджується достатньо багато спогадів і душевний пляж освічує сонце, що висушує всю сльозливу зболену мокроту, все дивовижним чином втихомирюється і затихає у короткому блаженному спокої. І ми, наївні, думаємо, що ось воно, вловлене щастя, нарешті ось воно!!! Та досить найменшого вітру чи випадкової малої хвилі десь там, у нашому душевному духовному життєвому океані, непідконтрольному нам, щоб схвилювати воду, збурити наш життєвий простір. І поки ми ще ніжимося на висохлому пляжі під ніжними променями сонця, гряде буря. І знову переворот душі. І знову, вже опісля, генеральне прибирання із ретельно позбираними болючими рештками, і знову пошуки місця, куди б заховати…

Блажен, хто вірує! Сумніви… Людям шкодять сумніви. Тереза не сумнівалася ані миті - як тільки в черговий раз життєва буря перевернула все шкереберть, вона вирішила - досить, потрібно щось змінювати, досить потакати примхливим хвилям. І для того, щоб спокійно триматися на плаву навіть тоді, коли штормить, Тереза нафантазувала, що їй потрібен надійний корабель, а точніше надійний прихисток, а якщо ще точніше, то Тереза подумала, що всі її проблеми в тому, що живе у неправильному, ненадійному, не захищеному від штормів місці. Словом, Тереза вирішила, що її щастя потребує не ремонту, навіть не капітального ремонту, а суцільного оновлення. Отже, пора нарешті змінювати щось у житті кардинально, пора оновити життя. І нічого кращого не вигадала, аніж те, що для цього їй треба змінити свою стареньку квартирку на сучасну, стильну, нову. Вважала, що тоді, нарешті, позбудеться старих речей, що накопичувалися в її квартирі роками і осідали у шафах, шухлядах, у численних коробках, накладених одна на одну, що ними запакувала кутки своєї кімнати ледь не в пояс. Деякі коробки, накладені на шафу у коридорі, роками припадали пилом. Але хіба це привід, щоб їх позбутися? О, ні - а раптом, як тільки вона викине вміст котроїсь, саме цього їй бракуватиме? І вона продовжувала жити так, як жилося. До старих коробок час від часу додавалися нові, загромаджуючи простір. А у Терези з 'являлося відчуття хибної захищеності. Чому хибної? Не знаю, чи треба це пояснювати. А якої ще? Невже це можна назвати правдивим захистом? Невже купа, хай навіть милих серцю, дрібничок може дати душевний спокій?

Якось навіть взялася розпаковувати те, що лежить по кутках і закапелках і закинула - всього шкода… Її життя що не день, то більше здавалося їй існуванням, з кожним днем дедалі безцільнішим і безбарвнішим. А ще думала про те, що недалеко, зовсім поруч із її захаращеною маленькою квартиркою будується новий будинок. Дивилася на те будівництво, як зачарована. Стільки там новизни, простору, світла, що їй навіть здавалося невимовним саме перебування там - вже щастя. Великі вікна від підлоги до стелі, гардеробна!!! От куди можна прибрати все, що у неї напаковане в шафах. Туди поміститься і порохотяг, що стовбичить ледь не посеред її кімнати, і дошка для прасування білизни…

Тереза врешті-решт вирішила - усе, годі! Пора! Вона змінить усе! Вдруге їй теж має поталанити! А чого ж? Пощастило ж вперше? Тоді, ще в шістнадцять, вона отримала те, чого дехто не може спромогтися за усеньке життя. Навіть дивно уявити, що якась дурепа від цього відмовилась. А вона - ні. Вона розумна, бо тоді все зробила як треба. Саме так, бо інакше й досі скніла б у селі, як її подруга дитячих років. Вона б і досі заздрила першим сільським красуням, якби не той прикрий випадок, після якого їй пощастило, і вона повернула удачу обличчям до себе. Ось і тепер поверне… ще раз…

А тоді все сталося так буденно, так як уві сні. Досі не може сама собі пояснити. Вона приїхала у Львів на навчання і в першу ж годину перебування в місті залишилася без гаманця. І з цього моменту все закрутилося-завертілося… Такої круговерті не сподівалася аж ніяк. Поїхала з речами влаштовуватися на квартиру, ще не знаючи, що вже без гаманця. В транспорті шукала його усюди, думала, що переплутала місце, куди поклала. Шукала і… натрапила на контролерів. Її довго вичитували, примусили перекласти усі речі, поки не переконалися, що не обманює. Зрештою висадили, далі йшла пішки. Її не поселили, бо не мала чим оплатити завдаток. Повернулася на вокзал - знову пішки через пів міста. Залишила речі на вокзалі у камері сховку завдяки тому, що знайшла жетон для оплати. І - як нагорода за увесь цей день, сповнений жахливих думок, зневіри і поневірянь, випадково познайомилася із бабусею, яка її порятувала, захистила, обдарувала.

Тамара, залишивши речі в камері сховку на вокзалі, опинилася з містом віч- на-віч. Довго, аж до темряви, блукала вуличками. Стомилася. На проспекті Шевченка сіла на одну з вільних лавок і заплакала. А хто б не заплакав? Раптово позбутися грошей, не мати де переночувати, зголодніти і зрозуміти, що в цьому місті для неї, як і в батьківському домі, місця нема… І, власне, якраз із цього моменту все у її житті пішло по незапланованому сценарію. Біля ряду порожніх лавок і затихлих каштанів йшла бабуня - низенька, круглолиця, ошатно одягнена. Не надто сучасно, але настільки охайно, наче увесь її одяг був щойно попрасований.

- Чого плачеш? - запитала заплакану дівчину.

І Тамара їй розповіла все-все про своє життя дотепер, до вісімнадцяти років. Про те, що в сім 'ї четверо братів, двоє сестер - вона і найменша, шістнадцятилітня Віруська. Брати одружилися - тепер усі в різних містах, то вдома з батьками тільки вони з Віруською… Розповіла, як три роки пропрацювала офіціанткою - щоденно після шкільних занять їздила в придорожнє кафе на околиці невеликого містечка, найближчого до їхнього села. Стомлювалася страшенно, бо підлаштовувалася під розклад транспорту, а він ходив нерегулярно. Розповідала, як робила домашні завдання в перервах між наповненням відвідувачами кафе, як власник навантажував додатковою роботою - прибиранням, миттям вікон, миттям посуду… Після закінчення роботи йшла в сусідню піццерію, яка працювала довше, ніж їх кафе. Там перечікувала півтори години, які залишалися до останнього автобусу, що рушав додому. За той час доробляла все, що встигала зробити з уроків. Від автобуса три кілометри пішки додому здавалися легким коротким шляхом… Декілька разів було так, що взимку автобус ламався. Тоді голосувала на трасі з односельцями, що, як і вона, сподівалися на цей рейс. А потім полями, полями… І коли вже підходила ближче до рідної вулиці і хати, відчувала невимовне щастя, що зараз обігріється, поїсть чогось тепленького і засне… А минулого року стало легше - почала працювати вантажницею на складі. Разом ще з трьома хлопцями перевантажували вживаний одяг. Часом на складі було дванадцять тон вантажу, часом привозили аж двадцять чотири… Тоді було так важко, що хребет не витримував. Після такого навантаження зранку не могла встати. Але завдяки цій роботі змогла сама гарно одягтися, ще й братам і сестрі одягу всілякого понабирати. Іноді серед тюків із речами, які вантажилися на ліквідацію, траплялися «забуті», такі, які ніхто не відкривав. Чи зумисне, чи помилково їх доставляли на склад, вона не знає. Але завдяки такій забудькуватості у неї з 'явилося багато гарних речей. І грошей наскладала трохи. Та більша їх частина тепер у руках злодюги, що витяг її гаманець… А їхати у Львів вирішила, коли почула мамину й батькову розмову. Вони так і сказали: «Терезка вилетить з дому пташкою, а Віруська з нами залишиться, нашу старість доглядатиме».

- От я і вилетіла пташкою, - печалилась дівчина, - а що тепер робитиму - не знаю. З роботи звільнилася, а тут ще й грошей позбулася.

- А йди-но, дівчино, до мене жити. За онуку мені будеш, - з легким усміхом сказала бабуня, вислухавши безладні оповіді крізь плач і схлипування.

- А ви з ким живете? - недовірливо перепитала Тереза. А чого б не запитати? Їй дівчата розповідали, що у великих містах є такі бабуні, які заманюють дівчат до себе додому, а потім виявляється, що там один чи декілька хлопців сидять і чекають свою жертву. То чи часом ця бабуня не з таких? Тереза уважно придивлялася до неї, наче, придивившись, зуміла б прочитати думки старенької.

- Мене Яною звуть, - спокійно вела своєї бабуня, йдучи поруч. Одна я живу. А якщо ти виявишся доброю дитиною, то житимеш в мене як онука. Кликатимеш мене «цьоця Янця». А сусідам скажу, що ти дальня родичка. Зрозуміло?

- Зрозуміло, - кивнула Тереза, злегка заспокоюючись. Все- таки не на вулиці ночуватиме - і за це дякую.

Зайшла за бабунею у квартиру і зупинилася, не знаючи, що робити далі. Такого порядку і чистоти вона ще ніде й ніколи не бачила. Навіть в кафе, де працювала, на кухні завжди був безлад. А тут так все доладно порозкладувано, що є чому дивуватися. На видному місці на комоді бабусине усміхнене обличчя. Старенька жваво підморгує комусь. Таких портретів у них в селі не побачиш. Кумедна вона, ота бабуня. Раз сміється, то добра. Тереза заспокоєно видихнула - наче й справді одна живе. То, певно, дівчата залякували її. Хоча всяке буває…

- А хлопець в тебе є? - питала бабуня, ретельно вимивши руки і ставлячи чайник на плиту.

- Був, - шморгнула носом Тамара, - коли я працювала на складі, приходила до нього додому. Та ми недовго - три місяці зустрічалися. Я прийду до нього раз в тиждень, поцілуємося, поговоримо, погуляємо трохи по вулиці, та вже й додому пора їхати. А там мама з татом все на суботу роботи поназагадують, що хребет починає боліти ще більше.

- Невже мама чи тато тебе не шкодували?

- Та нє, - Тамарі запершіло в горлі і на очі знову викотилися сльози розміром з великі горошини , - вдома роботи не бракує, в селі завше робити треба. Брати мають свою господарку, а мама з татом не хочуть від городів відмовлятися. А хіба хто питає - є сила чи нема? Ніхто не повірить, що в вісімнадцять років може так боліти хребет… Але мама деколи приходила, перед сном масажувала спину, щоб я змогла на суботу з ліжка стати, як треба було бульбу садити чи збирати…

Бабуня співчутливо подивилася на дівчину і поставила перед нею чай і блюдце з домашньою випічкою.

- А ви зі мною будете чай пити? - запитала дівчина.

Бабуня кивнула, усміхнулася, налила чаю й собі. Ось і все. Саме так Тамара вперше увійшла до цього помешкання. Хіба тоді думала, що вже за пів року цьоця Янця оформить на неї документи на квартиру? Виявилося, що в бабуні лікарі виявили специфічну невиліковну хворобу і вона задовго до зустрічі з Тамарою знала, що помре. Роздумала і вирішила, що коли її не стане, квартира перейде до хтозна-кого.

Найбільше переживала, що помешканням скористається хтось не надто порядний, а її, стареньку, добрим словом не згадає. А їй хотілося, щоб її пам'ятали. Залишити по собі добру пам'ять теж треба вміти. А поки є сили, понад усе хотіла живого спілкування, тих добрих слів, якими обмінюються в люблячих родинах. Жила одна, тож нізвідки було тій любові з 'явитися. Так сталося, що чоловік вже чекав її в кращих світах, дітей не мала. А відтоді, коли дізналася, що жити їй судилося вже недовго, нестерпно захотіла, щоб поруч був хтось доброзичливий і порядний, хто б підтримав її добрим словом, теплом, усмішкою чи жартом. Спочатку сподівалася на дальніх родичів, бо близької родини не мала. Попросила їх доглянути її до смерті, а за це пообіцяла переписати на них свою квартиру. Прохання їм здалося дивним. Ніхто не захотів переїхати жити до неї. А квартиру, сподівалися родичі, вона й так їм залишить, без допомоги з їх боку. А коли сказала, що лікарі напророчили недовгий вік, зрозуміла, що вони поставились до її слів з недовірою - вирішили, що це її примха, що старенькій просто на старості років забаглося товариства, а все решта - вигадки. Тому відмовилися.

Вона й далі наполегливо шукала людину для розмови, для розради. А, швидше, для того, щоб ще хоч трошки пожити так, як звикла, коли чоловік був живий - в любові і радості… Звернулася до сусідів, що мешкали поруч. Ті самі запропонували доглядати за нею, щоб тільки квартира їм дісталася. Навіть договір уклали, щоб вона, бува, не відмовилася від своїх слів. Але вже за короткий час бабуня спостерегла, що в неї пропало декілька цінних і дорогих її серцю речей. А ще від сусідчиної їжі вона стала себе значно гірше почувати. За порадою знайомої, віддала страву на експертизу і жахнулася - виявилося, що сусідка підсипала в їжу препарат, від якого її смерть наступила б значно швидше, ніж вона очікувала, ніж лікарі прогнозували…

Скасувала угоду, і виявила, що скасування займає значно більше часу, ніж укладання і потребує величезних зусиль і біганини. Якби не пригрозила сусідам тюрмою, то угода так і не була би скасована. Але минуло й це… Пошуки компаньйонки тривали. Нарешті бабуні неймовірно пощастило - в гостях у своїх родичів вона познайомилася з доброю, порядною і хазяйновитою дівчиною, котра мріяла про своє житло. Здавалося, що нарешті все вирішилося. Залишилося зовсім трошки - дочекатися її переїзду. Та раптом втрутилася рідна бабця дівчини, котра теж мешкала одна. Вона, почувши, в чому річ, впросила дівчину переїхати до неї. Мовляв, чого розважати чужих, якщо свої, рідні також потребують розради? Плакала, що теж хоче доброї живої душі поруч. Тож і тут бабуню Яну чекало розчарування - дівчина переїхала з дому, але не до неї.

Вперше побачивши Терезу, бабуня Яна не думала, що проживе з нею остаток життя. Швидше, просто пошкодувала дівчину. Коли ж налила їй чаю, а та спитала: «А ви теж пити будете?», вирішила спробувати ще раз. А раптом ця дівчина ставитиметься до неї, як до рідної? Так і сталося. Вона ні дня не пошкодувала, що зупинилася біля заплаканої Терези. Дівчина була вдячна, що мала дах над головою. Цьоця Янця, як вона її називала, вчила її міському етикету, підказувала цікаві рецепти, готувала для неї випічку. Вони жили, як бабуня з онукою. Як любляча бабуня з люблячою онукою. Тому вже за пів року бабуня сама написала дарчу на свою квартиру на Тамару. А ще за рік тихо відійшла у вічність.

Тамара залишилася одна і вчилася жити без бабуні. Спочатку сумувала, потім зраділа - подумала, що от тепер познайомиться з хлопцем, заміж вийде, діток народить… Але чомусь не знаходився той, єдиний, з ким хотіла б прожити усе життя. Сама не знала, чому чоловіки, які їй подобалися, після першої зустрічі не пропонують зустрітися вдруге. А з тими, які пропонували, їй самій не хотілося мати нічого спільного. Отак і жила, з мрією і вірою. А коли відсвяткувала сьомий Новий рік у квартирі, вирішила, що треба щось міняти. Одного разу зайшла додому і чітко пригадала, наскільки чисто і охайно було тут, коли вони з бабунею Янцею жили разом. А зараз полиці шаф вгиналися від речей, а вона щосили намагалася одягтися сучасно, стильно. Працювала, заробляла, витрачала. Якесь замкнене коло. Тереза усвідомлювала, що раніше рішучості в ній було набагато більше. Можливо, тому, що втрачати було нічого? А тепер є що втрачати. По суті, усе, що в неї є - це квартира, в якій мешкає. Подарунок долі, яка досі нічого більше не захотіла їй дарувати.

Її сестра Вірунька вже няньчить двійко діток, а Тамарі соромно приїжджати до батьків - сусіди перш за все питають: « Чи часом заміж не вийшла?». А почувши чергове: «Ще ні…», осудливо хитають головами. «Стара діва» - шепочуть в спину. І в свої двадцять п'ять Тамара в селі саме такою себе й почуває. Вона почала змінюватися і сама не помітила, як із дієвої, активної і швидкої на підйом стрункої дівчини перетворюється на невдоволене і товстіюче створіння, якому навіть ліньки виходити з дому.

Минав час, і вона почала винуватити у власних невдачах своє помешкання. Відколи вона тут живе, найбільшим її страхом стало померти, як померла тут цьоця Янця - попередня власниця квартири… Але з роками сподівання на зміни маліли, а страх збільшувався. Саме тому Тереза спочатку з острахом зустріла напівфантастичну ідею співробітниці змінити житло, а з ним і життя.

«Ага, ще чого, - думала, - босота, сама нічого не має - чотири сім 'ї живуть в чотирьохкімнатній квартирі, і мені того ж бажає. Вона мені заздрить…»

Справді, відтоді, коли Тамарі пощастило, їй постійно здавалося, що їй заздрять. І вона закривалася, закривалася, закривалася від світу, аж поки якось одного недільного ранку, прокинувшись в квартирі одна, раптом зрозуміла, що половину життя прожила зі страхом втратити те, що прийшло неочікувано легко. І тоді вирішила - треба щось міняти! Вже! Негайно!.. Але треба сказати, що тепер Терезине «негайно» виглядало геть не так, як колись.

Кажучи собі «негайно», вона увесь день просиділа вдома одна, не вмикаючи телевізор, не шукаючи нічого в інтернеті… Навіть не відповіла на два несміливих телефонних дзвінки, що жалібним дзенькотом першого дріб'язку у грошову скриньку ненадовго порушили її спокій. Що ж, увесь світ мусив чекати, бо Тереза думала. Вона вирішувала, що робитиме, щоб усе змінити. Раніше їй потрібно було тільки захотіти змін, а вже що робити, вигадувалося миттєво. Але чим більше вона залишалася самотньою, тим важче було домовитися самій із собою. Того дня Тереза плакала і сміялася, перебираючи в пам'яті те, як жила. Відчувала, що не хоче так більше, що потребує хоч якихось змін, бо вже несила розраховуватися за такий коштовний дарунок сірими нецікавими буднями.

«Хто шукає, той знайде», - цей надпис прочитала Тереза на звороті світлини бабуні Яни. «Якби бабуня Яна сиділа вдома, ми б не зустрілися. Якби я не поїхала з дому, ми б теж не зустрілися» - Тереза пересилила себе, одяглася і пішла на прогулянку. За декілька годин вона встигла так багато! Дізналася, який вигляд матимуть квартири у новобудові по сусідству, поцікавилася вартість абонементу у спортзал, пошурхотіла листям у сквері, в якому так любила сидіти на лавочці бабуня Яна, назбирала каштанів, погладила маленьке цуценя, і, заховавшись у гіллі верби, спостерігала за тим, як до дрібки кинутого в озеро хліба підпливають мальки…

А коли прийшла додому, нарешті зважилася разом із сміттям викинути стару джинсову спідницю і розірвану куртку, яку не носила вже років з п'ять і так і не зібралася зашити. Зателефонувала до сестри і попросила приїхати і допомогти перебрати речі. На наступний день швидше звільнилася з роботи і допізна разом із сестрою перебирали завали, за якими вона себе ще місяць тому почувала захищеною. Деякі речі відклали на благочинність - ще хороші речі, в які Тамара і Вірунька не влізли. Другий пакунок (більший) за декілька заходів Тамара винесла на смітник, а третій - ті речі, які їй подобались і пасували, нарешті вільно помістилися в шафу.

- Слухай, це так весело - прибирати в тебе. Мені так сподобалося. Дякую за кофтинку. Вона мені так пасує, давно хотіла її в тебе попросити. Клич ще,- прощалася Вірунька.

Речі поступово залишали її помешкання, і разом із ними щезали зайві кілограми - Тамара тепер зовсім мало бувала вдома. А коли бувала, то мила, чистила, прибирала…

- Ти що, може, заміж зібралася? - запитала, не втримавшись, сусідка.

- Може, й зібралася, - задерикувато засміявшись, відповіла. Ну то й що, що це неправда? А нехай не питає. Та й чарівне слово «може» допомагає совісті бути чистою.

- Роман вже декілька разів питав мене, чи ти, бува, не переїжджаєш,- не здавалася сусідка.

- Може, й переїжджаю, - зі сміхом відповіла Тамара. Роман - хлопець із сусіднього будинку, що, крім «Привіт!» досі їй не сказав ні слова, питав про неї? Дивно!

На наступний день після розмови із сусідкою Роман підійшов сам. Привітався, привітав із одруженням.

- Яке заміжжя? - розсміялася, дивлячись йому у вічі, - я ще не виходжу заміж, то сусідка наплутала…

- То, може, сходимо кудись разом? В кіно? На каву? Може, на виставку? - запропонував.

Тереза погодилася. Роман давно їй подобався. Але він то приїжджав, то від'їжджав. Приїжджав ненадовго. У сусідньому будинку мешкали його дідусь і бабуся, а він із батьками давно переїхали до Києва. Тому Тамара не заводила з ним розмов. Може, й хотіла, та стримувалася, бо не прийнято першій… От і чекала. І він чекав. Чого? Поки справді не виїде? Аж тепер, коли почали спілкуватися, виявили, як в них багато спільних зацікавлень. Тамара закохалася…

Так, хтось, хто не вірить в провидіння, скаже, що так не буває. Скаже, що це все вигадки, здогадки і фантазії. І що відповісти цьому прагматику? Поклавши руку на серце, переконувати, що це правда, правда, і нічого, крім правди, не буду. Але зроблю по-іншому - вийму із кишені ключ, який мені дала Тереза, підійду до дверей, відімкну їх і зайду в квартиру. Терезин подарунок мені настільки ж несподіваний для мене, як і для неї колись. Ще декілька місяців тому тут було так багато речей і так мало простору. Зараз все навпаки. Дивна квартира, що сама собі шукає власника, вибрала мене.

Тамара разом із Романом зараз мешкають в Києві. Я зустріла її, коли вона йшла купувати собі сукенку у весільному салоні. Впізнали одна одну. Розговорилися. Я шукала помешкання, а Тамара якраз хотіла продати квартиру… Дивний збіг обставин. Я її майже не знала - так, бачилися декілька разів у селі, куди я приїжджала до бабусі. Вона мене майже не знала. Тому я здивувалася, коли Тамара запропонувала мені придбати квартиру так дешево - це як подарунок. І досі не можу повірити. Але ось я біля дверей. Відмикаю їх, заходжу. На мене зі світлини на комоді усміхнено дивиться бабуня Яна.

- Мені тут дуже подобається, - говорю вголос.

«Ти тут будеш щаслива» - вчувається мені. Поруч зі світлиною лежить книжка. Відкриваю її на першій-ліпшій сторінці і в око впадають слова: «тиха радість». Це саме те, що зараз відчуваю…

топ

Альманах "Порт-Фолио" был основан в августе 2001	Форум Lingvistica BV
Альманах "Порт-Фолио" был основан в августе 2001	29 июня 2015 2-10-2018

	Домой \| содержание \| Обзорная карта \| значок легенда
	ТЕКУЩИЙ ВЫПУСК 258 Июнь 2018
	PORTFOL@GMAIL.COM PORTFOL@GMAIL.COM