Алексей
Курганов.
Гробики
с
колёсиками
С
Петькой
Парамоновым
случилась
очень
неприятная
история:
его с
работы
выгнали.
Директор,
Виктор
Назарович
вызвал к
себе в
кабинет,
протянул
ему лист
бумаги и
сказал: или
пиши по
собственному,
или
нарисую
тебе в
трудовой
две тройки
(тридцать
третья,
увольнение
за прогул.
Страшное
дело! С
такой
статьей
нигде не
возьмут.
Если
только в
какую-нибудь
мутную
шарашку).
Петька,
малый
дурной,
вместо
того, чтобы
подчиниться
и своим
покорным
видом
сохранить
хоть
какие-то
шансы на
оставление,
начал
права
качать.
─
Это с
какого
перепугу? ─
сразу
полез в
бутылку ( я
же говорю:
одно
название –
Петя!).
─ А
за
пионерский
лагерь, ─
объяснил
директор,
умный
человек.
─
Ты же сам
меня туда
отправил! ─
удивился
Петька (он
со всеми
был на «ты».
Презирал
условности
чинопочитания.
Характер!).
Директор
и на самом
деле
неделю
назад
откомандировал
его в
заводской
детский
лагерь
пионерским
вожатым (
или как их
сейчас?
Помощник
воспитателя,
вот!). Там
неожиданно
образовалось
вакантное
место, и
нужно было
срочно его
заполнить,
чтобы не
сокращать
штатную
единицу.
─ Я
тебя туда
не
пьянствовать
отправил, а
за детьми
следить! ─
нахмурился
Виктор
Назарович.
─ А ты
вместо
этого с
Гуглидзе
(это был
заместитель
начальника
лагеря по
АХЧ) там
водку
жрал.
─ Я
туда к
невесте
поехал, ─ не
согласился
Петька. ─ Ты
же сам
вошёл в моё
положение!
─
Да, вошёл! ─
не стал
возражать
директор. ─
Думал, что
ты, охламон,
наконец-то
устроишь
свою
личную
жизнь. А ты
не устроил.
Думаешь, я
не знаю, как
ты к
детишкам
после
отбоя в
палату
вломился и
начал
рассказывать
им всякую
хрень про
каких-то
гномиков-
убийц и
гробики с
колёсиками?
На ночь!
Никакой
прямо
совести!
И
директор,
этот очень
положительный
и
уверенный
в своей
правоте
человек,
бывший
член
правящей
партии,
очень
вовремя из
этой
партии
вышедший,
даже
сплюнул от
своего
благородного
негодования.
─
Дурак!
Нашёл о чём
рассказывать!
─
Так я когда
сам
пионером
туда ездил,
то мы
всегда
друг
дружке на
ночь
разные
страшилки
рассказывали.
Так всегда
в лагерях
было! ─
попробовал
брыкаться
Петька.
Дескать,
чего тут
такого! Это,
можно
сказать,
такая
старая
добрая
пионерская
традиция:
после
отбоя
всякой…хм…
заниматься!
─
Ты не
сравнивай
те времена
и
сегодняшние!
─ возразил
Виктор
Назарович.
– И вообще,
то детишки
между
собой
рассказывают,
можно
сказать,
по-товарищески,
а когда к
ним ночью
вваливается
пьяный
мужик и
начинает
всякую
хрень
нести ─ это
совсем
другое. Ты
знаешь, что
они всю
ночь после
твои
рассказов
уснуть не
могли? Что
один даже
обмочился
от такой
бурной
радости!
─
Может, у
него с
рождения
недержание,
─ опять
попробовал
брыкнуться
Петька. ─ Я
за всяких
зассанцев
отвечать
не
собираюсь.
─
Вот и
ладушки, ─
охотно
согласился
директор. ─
Вот и не
отвечай. Ну,
будешь
писать или
две тройки
в трудовой
рисовать?
─ Я
на тебя в
суд подам, ─
упёрся
Петька (ну,
совсем
сдурел!
Нашёл кому
грозить!). ─
И писать
ничего не
буду.
─
Суд так суд,
─ кивнул
тот. ─ Пусть
суд
рассуживает.
Надоели вы
мне,
алкоголики,
хуже
горькой
редьки.
Одна
головная
боль с вами,
хануриками.
Город
был вроде
бы
немаленький,
а как
начинался
два века
назад с
деревни ─
так
деревней и
остался: на
одном
конце
чихнешь ─
на другом
«чтоб ты
сдох!»
желают. Да,
всякие
новости, в
особенности
те, которые
никого
лично не
касались,
распространялись
по нему с
пугающей
скоростью.
Поэтому
когда
Петька
пришёл
домой и
посмотрел
на мать, то
сразу
понял: уже
всё знает.
Спасибо,
люди
добрые!
Чтоб вас
черти на
том свете
изжевали и
выплюнули!
─
Допрыгался?
─ услышал
прямо с
порога.
─
Подумаешь…
─
фальшиво-бодрым
голосом
ответил он.
─ Ещё
пожалеют!
Хорошие
токаря
сегодня на
дороге не
валяются!
Сегодня
токаря
вообще на
вес золота!
Это всяких
менеджеров
сегодня
как собак
на нашей
помойке, а
токаря…! ─ и
зачем-то
потряс в
воздухе
кулаком.
Мать
вздохнула.
─
Йисть
будешь?
--
Буду, -- и
улыбнулся.
Улыбка
получилась
почему-то
жизнеутверждающей.
─ Это мы ещё
посмотрим,
кто скоро
запоёт
рапсодию
любви!
─
Иди руки
мой, ─
ответила
мать и
вздохнула.
Она уже
десять лет
была на
пенсии,
подрабатывала
уборщицей
на бирже
труда, и за
дальнейшее
трудоустройство
сына тоже
не
особенно-то
и
волновалась.
Действительно,
сейчас
всяких
экономистов-финансистов-
менеджеров-маркетологов
как собак
помоечных.
Плюнуть
некуда ─
обязательно
в такого…
«специалиста»
попадёшь. А
токари
вроде
мамонтов –
стремительно
исчезают.
Вот и по
телевизору
говорят:
дефицит
рабочих
профессий.
В конторах
за столами
штаны
протирать
все умеют и
все хотят. А
вот за
станком
погорбатиться,
с резцом
подружиться
─ дураков
нет. Всё
умные, все
хотят,
чтобы
жрать и не
потеть.
Оглоеды.
С
того дня
прошло
три недели.
К
величайшему
петькиному
удивлению,
никто при
его
появлении
руки не
распахивал,
никто чаем
с вкусными
ватрушками
не угощал и
в глаза
льстиво не
заглядывал.
Кадровики
в
«канатке»,
чулочно-носочной
фабрике, в
сельхозмастерских
как
сговорились:
смотрели
на него
внимательно
и почти
ласково, а
когда
узнавали,
где у него
было
последнее
место
работы,
иронично-ехидно
хмыкали и
начинали
нести
всякую
отговорочную
чушь. Вроде
того, что
токаря,
конечно
нужны, но
вот в
данный
момент у
них на
предприятии
в них
особой
необходимости
не имеется.
Нет-нет, они
ему не
отказывают,
Боже упаси,
но
«зайдите
через пару
месяцев,
тогда,
может быть,
хотя…».
─
Это
Назарыч,
гадюка
плешивая,
им всем
песен
напел,
чтобы меня
не брали, ─ в
бессильной
злобе
скрипел
зубами
Петька. ─
Точно он!
Больше
некому!
Чёрт
очкастый!
Морду ему,
что ли,
пощупать?
─ Я
те пощупаю!
─ рявкала
мать. ─ Я те
так
пощупаю –
свою не
узнаешь!
Вообще-то,
она была
спокойной
женщиной,
но ужасно
боялась
всяких
криминальных
ситуаций, а
это
петькино
«щупанье»
запросто
могло
обернуться
конкретной
статьей
Уголовного
Кодекса.
─
Чего ж
делать-то? ─
горюнился
Петька. ─
Так и буду
на твоей
шее
сидеть?
─
Не
торопись, ─
советовала
мать и
гладила
его по
макушке. ─
Время
правду
кажет. Дай
Бог, всё
наладится.
─
«Наладится»!
─
передразнивал
её Петька. ─
Жди! Кругом
одни
сволочи!
Тофика
Гуглидзе
он
встретил
случайно,
на
привокзальном
рынке.
─
Ну, чего,
Петруччо? ─
радостно
осклабился
тот. ─ В
свободном
плавании?
Не спится
без
верёвки на
шее?
─ А
тебя-то
Назарыч
чего не
попёр? ─
подозрительно
насторожился
Петька. ─ Мы
же вместе
квасили!
─ А
потом и не
попёр, что я
к детишкам
ночью с
дурацкими
рассказиками
не
впирался, ─
нравоучительно
ответил
бывший
собутыльник.
─ Ночью им
спать
положено, а
не ссаться
от страха.
Надо же
понимать!
─
Понятно, ─
согласился
Петька,
хотя
внутри у
него всё
кипело от
бешенства.
─ Оба вы те
ещё…
гробики на
колёсиках!
─
Работа
есть, ─
деловито
сообщил
Гуглидзе,
поспешно
уходя от
скользкой
темы. ─
Временная,
правда, но
тебе же
сейчас
выбирать
не
приходится.
Как?
─
Что за
работа?
─ У
меня брат ─
фермер,
картошку
выращивает.
У него пять
гектаров
под
Духовицами.
Нужен
рабочий.
Пойдёшь?
─
Весёлая
работа, ─
хмыкнул
Петька.
─
Какая есть.
Платит в
конце
каждой
рабочей
недели три
тысячи.
Обедом
кормит.
Петька
задумался.
Стоять
раком в
поле до
седьмого
пота ─
занятие
малопривлекательное,
но, с другой
стороны, на
безрыбье и
сам этим
самым
раком
станешь. И
встанешь.
─ И
когда?
─
Вчера! ─
показал в
белоснежной
улыбке
свои
кавказские
зубы
Гуглидзе.
─
Понятно, ─
поморщился
Петька (эх,
тоска,
тоска!
Прямо
внаглую
покупают!
Нажраться,
что ли, от
такой
собачьей
радости!). ─
И как к нему
добираться?
─
Он автобус
к
«Горизонту»
в пять
часов
пригоняет.
─
Автобус? ─ у
Петьки
почему-то
стало
спокойнее
на душе. ─
Это
сколько же
на него
народу
пашет?
─
Двадцать
человек.
Больше
таджики. Ну,
и, конечно,
наша
местная
пьянь.
Придёшь?
Завтра в
пять.
Петька
хотел было
обидеться
на «нашу
пьянь», но
только
поморщился
(чего
обижаться,
если так
оно и есть!),
согласно
махнул
рукой…
─
Ты это… ─
вдруг
замялся
Гуглидзе. ─
Картошку с
поля не
воруй, не
надо.
Увидит ─
сразу
выгонит.
Может и по
шее
надавать.
Понял,
Петруччо?
Да,
дожил,
думал
Петька,
шагая к
рыночному
выходу.
Теперь я –
самый
натуральный
гастарбайтер.
Сам дурак,
вынужден
был
согласиться
он. И за
каким я с
этими
гробиками
к пионерам
попёрся! Он
вдруг
отчётливо
впервые в
жизни
понял, как
же
моментально,
в одно
мгновение
можно всё в
жизни
капитально
испортить.
Ведь
работал
себе, не
тужил, даже
хвалили – и
вдруг
разом
картина
Репина
«Приплыли».
Моментальное
накрытие
большим
медным
тазом. В
голове
почему-то
завертелась
поговорка:
близок
локоток, а
не укусишь.
При чём тут
локоток?
Завтра в
пять…
Знает он
про эти
полевые
работы у
частника!
Соломон,
сосед,
рассказывал.
Напашешься
от души и до
упаду, а
заплатят
или нет ─
большой
смешной
вопрос. Во
попал, во
спёкся
токарь
пятого
разряда
Петя
Парамонов!
И не думал
никогда!
Какие же
все кругом
добрые и
красивые!
Что за
жизнь?
Жизнь
действительно
оказалась
штукой
удивительной:
Виктора
Назарыча
(сговорились
они, что ли?
Все
сегодня на
рынок
попёрлись,
как будто
других
дней нету!)
он
встретил
тут же и там
же, на
рыночном
выходе.
─
Ну, чего,
герой? ─
спросил
тот не то
чтобы
насмешливо,
но всё-таки
так… с
подкольцем.
─
Нагулялся?
Мозги на
место
встали?
─
Да пошёл
ты… ─ начал
было
Петька, но
директор
не дал ему
договорить.
─
Давай-ка
возвращайся.
Нечего
ерундить.
Надо три
втулки
выточить
для
теплосети.
Срочный
заказ.
─
Значит,
понадобился?
─ нехорошо
осклабился
Петька (ну
вот, опять!
Господи, да
что же это у
него
язык-то
такой
дурацкий!
Отрезать и
выбросить
– всё легче
жить
будет!).
- Не
можете,
значит, без
Парамонова
Петра
Васильича?
Директор
нехорошо
сузил
глаза.
─
Опять? ─
сказал он. ─
Никак не
угомонишься?
Петька
набрал в
грудь
побольше
воздуха…
От
напряжения
свело
скулы и
защипало в
глазах.
Только
прослезиться
мне сейчас
не хватает,
подумал
тоскливо.
Подумает,
что я готов
ему
ботинки
лизать.
Назарыч,
похоже,
понял его
состояние
и
отвернулся.
─
Ну, чего? ─
переспросил
глухо. ─
Договорились?
─
Ладно… ─
выдохнул
Петька. ─
Когда
выходить-то?
─ Я
ж говорю:
срочный
заказ.
Тянуть
некогда.
Завтра, с
утра.
─
Ладно, ─
кивнул
Петька.
Говорить
ему сейчас
совершенно
не
хотелось.
Директор
тоже
кивнул
(договорились),
почему-то
ссутулился,
шагнул в
строну,
пошёл к
мясным
рядам…