9. Екатерина Деришева Марина Цветаева
Екатерина Деришева
«Я люблю такие игры,
Где надменны все и злы».
Марина Цветаева
***
Я молчу, когда мне плохо, 
и живу в кармане лжи.
За спиною – крики, хохот,
где же, Брут, твои ножи?
Обернусь я, обертоном – 
громким воем из толпы!
Боронить свои законы
могут: звери... и волхвы!
КОМОЧКИ
Когда я была мукой
ты ежедневно просеивал 
меня
через сито
и я становилась белее и чище...
ты пытался месить
из меня 
тесто
и я поддавалась лепке –
становилась спокойней и мягче:
забывала о своих законах
и прихотях –
жила 
только 
одним 
тобою...
А затем... ты разжигал печь
до ста восьмидесяти
градусов 
и ставил тесто в духовку 
меня стали мучить 
кошмары и приступы –
твои объятья
сдавливали меня так,
что мне 
хронически 
стало не хватать воздуха…
Я жадно дышала в щёлку
печки
и впитывала
любое дыхание
извне...
Мне не хватало воздуха!
Я ждала дуновенья весны,
когда же она вновь ворвётся 
и потечёт по венам,
но её все не было и не было 
не было и не было...
И небо былое исчезло…
А когда я подгоревшая
выбралась на свободу 
и побежала вдогонку
за ветром,
ты что-то кричал о комочках,
которые я оставила, 
когда была мукою…
МетаморФази
Метаморфози твого життя –
Лабіринти думок в пошуках істини.
Непорозуміння з оточуючими виростають
в геометричній прогресії,
наче Вавилонська башта все ще існує
та не зруйнована,
але ви не порозумілися б навіть тоді,
якщо б ти вивчив найголовніші мови світу,
якщо б це сталося,
вони розмовляли б власними діалектами й  сленгами,
заплутуючи теоріями власного бачення:
«світ для гедоністів, гедонізм – для світу».
Ти пройшов через шлях помилок
і тепер обачніше переходиш дорогу
за всіма правилами дорожнього руху),
червоний колір не подобається тобі як раніше,
жінки з червоними кігтями лякають тебе, як фурії,
коли ти бачиш їх у барі,
ти замовляєш «ще більше і більше текіли»,
аби знову про них не думати
та неодмінно підходить якась краля
і заграє, закручуючи обсмалені цигарками патли
каже: любчику, ти такий милий,
не замовиш мені коктейль?»
Посміхається, вивертає накачані силіконом губи
і не почувши твоєї відповіді йде.
Такими були твої дві попередні дружини…
Перед тим як лягати спати,
як баранів, перелічуєш знайомих
від ноти ДО до СІ.
Раптом бачиш стародавнє родинне фото
думаєш – д о л я.
Ви давно вже не бачились
Ти забув якого кольору її очі –
карі чи бурштинові?
тут на фото, бачиш її справжню…
Згадуєш, як ти її образив,
як вона йшла від тебе
і кожного разу повторювала:
«Прощавай»…
Близько третьої закриваєш стомлені очі
спиш непробудним сном
до восьмої.
А вранці знову:
Do you speak English? 
Parlez-vous franсais?
Прости
Прости! Я инженер ¬– не техники, а строф:
детализирую себя в тетрадных дестях.
Прости, что не в науке я нашла восторг,
а в немудрёных и наивных текстах...
Мы пили кофе с пряностью ночи
за разговором наступало утро.
Я вспоминаю – сердце на клочки...
А ты со мной сидишь, как будто,
и улыбаешься, очки надвинув на глаза,
и куришь сигарету с крепким кофе.
Но главное я не успела досказать:
«Соскучилась! Я, знаешь, врать не профи...»
Совсем не профи – всё самообман –
блаженные обманываться рады.
Но память, словно главный талисман
оберегает душу от дурной награды.
БИС
Я каждое утро играю на бис
в глупом и дерзком спектакле.
Ночь – это время самоубийц
и чертей, начертивших пентакли…
Просыпаясь, вижу: грядёт гроза,
покрывалом укутано небо, гудят электрички.
Я же мысленно: «Как бы вернуться назад,
где небесный хорал мне поют по привычке...» 
Мне от неба до ада подать рукою.
Я – Иуда и ангел в едином обличье,
И не знаю, куда попаду – в аду мало коек.
Как глаголют в Раю, на каком языке – на птичьем?
(Но я верю – однажды вернусь в себя,
угольки не дотлеют, и тушить не стану).
Я очнусь от игры, эти краски меня ослепят
И посыплются звёзды мне солью на раны…
Харькову 
Жизнь – вокзал.
Я забываю, кто что кому сказал.
Станцию «детство» давно проехали.
И, когда-то крошечный глобус-мир
страдает – рубцами, прорехами.
Жизнь – вокзал.
Засыпаю под стук колёс
поезд «Запорожье-Харьков».
Мальчик-мир составляет из букв вопрос:
«Правда ль, что по ТВ не покажут терактов?»
Жизнь – вокзал. 
С каждым годом становятся ближе мои города,
люди на севере – теплее и южнее.
Знаешь, а я давно позабыла про холода.
Зимы, в последнее время, только нежнеют.
ПАРАДИГМА
Как будто не было меня и вовсе –
жила посерединке – между светом и гардиной.
Я – млечный путь. Я – неба россыпь.
Я – тоненькая паутина
в руках твоих. Попробуй удержать
песок, что утекает между пальцев,
победы исчезающих держав
и голос преданный и преданный: «останься».
Я – солнце, потонувшее во мгле
морей твоих. Утеряна корона.
И солнце превращается в омлет,
Бог им насытится, и с берега иного
рождаюсь снова...
из прочной глины,
теста,
может быть,
металла
в одной из демиургских клиник.
И наплевать, что жизнь нарисовала 
нечёткость линий.
Плевать!..
Я – млечный путь. Я – неба россыпь.
Представь, как будто не было меня и вовсе...
Клепсидра
Освобождаю текст. 
Плавно текут минуты.
Для поколения next
время не для уюта,
жизнь не одним маршрутом
в поезде на нижней полке.
Горе проходит мимо, будто
грейпфрута долька:
съешь и оттерпнет лихо,
выпьешь бокальчик «завтра».
Станция «прошлое» – выход,
минута любви - дозатор –
клепсидра недолгого счастья –
вымеряешь и забудешь.
Буквы по свету мчатся,
бьются каёмки блюдец.
Раны засолит утро 
солонкою звёзд н е ч а я н н о.
Прошлое время – бутор
сыпется старыми тайнами...
ночьстальгия
Как грустно – дневники и письма
минувших дней.
Пестрят забытые «I miss you»,
гул площадей...
Когда твои глаза – пустыня –
не океан, 
и чай без сахара остынет
на фоне ран.
Всё, что отложено на завтра
и на потом…
Прольётся из высот Монмартра
Второй потоп.