Евгений Вербицкий (Лейзеров)
Ольга Юрьевна Бешенковская… Русский поэт
«
И
в
нашу
жизнь
–
могло
ли
быть
иначе
–
Вошли
Кассандра
, Совесть
и
этап…
»
(из
стихотворения
Ольги
Бешенковской
« А.
В.
Македонову
»)
«Пусть не отец был, дядя арестован,/ пускай не я убит, ведь пуля дура
,/
Но если страх, в обличье хоть крестовом,/ гуляет в мире – мир карикатура
».
Глеб
Семёнов
Смысл поэзии дерзнула сформулировать двенадцати лет отроду: «Поэзия –
петля над пьедесталом И робкая росинка на листке…»
(здесь
и
далее
курсивом
проза
и
стихи
Ольги
Бешенковской
).
Родилась 17 июля 1947 года в Ленинграде, умерла от рака лёгких 4 сентября
2006 года в Штутгарте. Всей её жизни было 59 лет, один месяц и восемнадцать
дней.
Наша
память
избирательна
, и
почему
-то
вспоминая
три
года
общения
с
Ольгой
Юрьевной, совпавшими с последними годами её жизни, останавливаешься
мысленно на декабре 2005 года, когда по телефону она мне сообщила о страшном
недуге, зафиксированном немецкими врачами. Мало того, они при этом сказали,
что ей надо заканчивать свои земные дела, поскольку осталось жить полгода.
Почему память возвращается на самый трагический сгусток воспоминаний, как
будто начисто отсутствуют в их череде радостные моменты? Думаю так и должно
быть, потому что приговором врачей поставлен безжалостный вердикт на
прекращение не только общения, но
и
самого
будущего
.
И русский поэт Ольга Бешенковская это отлично понимает и пишет в начале
декабря того злополучного года за несколько дней трагический цикл стихов
«Диагноз
», строки
из
которого
можно
считать
ответом
на
происходящее
с
нею:
«Ну не торопить же эту дату…/Просто жить, любуясь на зверей./Белка, лира
тёплая, куда ты?/Мы с тобой придумаем хорей!»; «Всё будет так же, как при
мне,/хотя меня уже не будет:/щербинка эта на луне/ и суетящиеся люди».
И
вот
начались
мучительно
долгие
дни
отсчёта
, когда
каждый
день
проводишь
в раздумьях: как помочь, что нужно сделать для избавления от скорой смерти,
неужели
нет
средства
излечения
? Невозможно
свыкнуться
с
мыслью
, что
её
скоро
не
будет. И звонишь Ольге, рассказываешь о лекарствах, разысканных в
Интернете, умоляешь её, чтоб она бросила курить. На что Ольга добродушно
отвечает: «А я уже почти бросила, вместо четырёх пачек, только полторы в день».
И после некоторой
паузы
добавляет
: «Получила
на
днях
свою
новую
книгу
из
Нью-
Йорка
, отправила
вам». Через день получаю её книгу, ставшую последней
прижизненной, с взволновавшей
меня
дарственной
надписью
: «Жене Лейзерову с
любовью и благодарностью – экземпляр №1!», подпись, 22 апреля 2006,
Штутгарт
.
Название книги – «Беззапретная даль», её я сразу же и не единожды прочитал.
Несколько дней находился под впечатлением прочитанных стихов и
автобиографии, которую Ольга окрестила «Дети полукультуры». И через неделю
появилось первое
стихотворение
, посвященное
творчеству
и
здоровью
поэта
:
* * *
В «Беззапретную даль» окунуться
И прочувствовать (сердцем прирос)
Боль прошедшего…
Тихо очнуться
И задать запредельный вопрос:
«Сколько ж, милые, это продлится
И доколь – всё терпеть и терпеть?»
Будет в сумерках ветер клубиться
И позёмка ночами звенеть…
Почему написал такое стихотворение? Конечно, творчество Ольги
Бешенковской я знал давно. Всё же коренные ленинградцы, посещали в своё
время самые востребованные ЛИТО в городе. Хотя Ольга посещала среди прочих
и самое выдающееся, самое лучшее ЛИТО «Нарвская застава», руководитель –
Глеб Сергеевич Семёнов, мучившийся от своей принадлежности к легитимной
системе тонкий человек и мудрый, прирождённый педагог, воистину Учитель. И
я тоже не один год учился в «Нарвской заставе», но к моему глубокому сожалению
в год моего вступления (1982) Глеба Семёнова уже не было в живых, но ученики,
с которыми разговаривал, навсегда запомнили его петербургский аристократизм
духа, писательское всеведение и индивидуальный подход к каждому. Об этом
поведала Ольга не только в прозе и в стихах, но даже в романе –
ПРИЗВАНИЕ В
ЛЮБВИ (1977 год. САМИЗДАТ) Что-то
вроде романа
в стихах…
Г.С.Семёнову. Позже, в 2008 году вышла в свет в Санкт-Петербурге посмертная
книга с этим названием. Она появилась, благодаря усилиям мужа, фотохудожника
Алексея Кузнецова, который полностью её составил, написал предисловие,
оформил обложку, предоставил интересные фото из семейного альбома. Роман
публикуется в самом начале книги после значимого пятистишия:
Душа – не
птенчик из нуля,/Ей целый мир – письмом в конверте./Есть место действия –
Земля./И время действия - /Бессмертье.
Подумать только: Ольга написала этот роман, 128 страниц в книге, в 1977 году,
когда Глебу Семёнову было 59 лет, возраст, когда ее не стало … И у меня в год,
что прошел после смерти поэта, появилось не одно стихотворение, посвященное
Ольге Бешенковской, и вышла пятая книга стихов «Заветных строф родное
благозвучье», где эти стихи опубликованы. Да, когда мы только познакомились,
она стала для меня литературным учителем и своим пророческим даром вскоре
прояснила, что наше общение – своеобразный «час ученичества». Потому моя
книга вышла с посвящением «памяти выдающегося поэта Ольги Бешенковской»,
ведь сила художественности ее творческого письма просто потрясала. Потому я
проводил литературные вечера в Констанце с ее участием, а после смерти поэта
вечера памяти… на которых выступали известные поэты и литературоведы, в том
числе Тамара Жирмунская. Последняя выполнила предсмертную просьбу Оли –
подготовила к изданию рукопись романа «Призвание в любви».
А, основные даты жизни и творческой судьбы Ольги Бешенковской самым
тесным образом связаны с Россией и с Советским Союзом. В день ее рождения –
17 июля, в далеком 1918 году в Екатеринбурге была расстреляна царская семья, а в
год ее рождения – 1947 были отменены продовольственные карточки, которые –
надо же! воскресли в год ее отъезда из Союза в Германию. Правда и Союз –
немыслимый знак совпадения! в год ее отъезда, 1992, перестал существовать. И
вся ее биография – бесспорный факт служения истой Поэзии, несмотря на все
злоумышленные действия, чинимые Властью и Толпой. Как писала прозаик Инна
Иохвидович « Она продолжила печальную русскую поэтическую традицию
противостояния: Поэт и Власть, Поэт и Толпа… И оказалась жертвой
противостояния. Но Ольга Бесстрашная, как я называла ее про себя, не могла быть
безответной, «не могла молчать». Ведь она была Поэтом. И через свою, не такую
уж и долгую, земную жизнь пронесла бьющийся в её душе и сердце ГЛАГОЛ!».
Что можно сказать о ее недолгой, земной жизни? Окончив экстерном филфак
ЛГУ (за 3 года вместо положенных 5), 15 лет работала журналистом в городе на
Неве, но по распоряжению КГБ была уволена без права работать в советской
печати. 10 лет она, как многие ленинградские поэты и художники, трудилась
кочегаром в котельной.
Ольга Бешенковская принадлежала к альтернативной культуре, к так
называемой «второй литературной действительности», стихи и эссе
публиковались в запрещенном самиздате и на Западе. Переехав в Германию в
1992 году, она так изучила и познала немецкий язык, что через несколько лет
смогла на нем писать превосходные стихи и стала в конце 90-х годов членом
Союза немецких писателей Германии.
А вот что говорит поэт о поэте. «Пожалуй, никто из диссидентов так горько и
несамооправдательно не исповедался, как Ольга Бешенковская. Она это сделала за
них за всех. Она в сущности была диссиденткой не политической, а
нравственной, то есть просто жила не по лжи, не участвуя ни в какой
конспиративно- организационной деятельности, в громогласных «акциях
протеста», куда заранее приглашали иностранных корреспондентов.
Когда-то, в пору своего почти не замечаемого поэтического расцвета,
происходившего на фоне диссидентских процессов, скандалов с отказниками,
позорной войны в Афганистане, Оля написала стихи, которые мне удалось
включить в антологию «Строфы века»: «В поголовно счастливой огромной
стране, Максимально приближенной к раю, Я отравленной речкой в глухой
стороне, Незаметно для всех умираю». Она умирала незаметно, но незаметно и
расцветала. Все ее десять стихотворений, вошедших в эту антологию, сейчас
стали еще сильнее – это дано лишь немногим стихам на земле».
Всю свою сознательную жизнь, как и Анна Ахматова, Ольга Юрьевна была
внутренним эмигрантом. Об этом она твёрдо заявляла и в прозе и в стихах.
Стихотворение «А.В.Македонову», последние строки которого заголовок данного
эссе, – красочный пример её отношения к происходившему в стране:
А.В.Македонову
Мы нараспев дышали Мандельштамом,
Почти гордясь припухлостью желез…
И жизнь была бездарностью и срамом,
Когда текла без мужественных слез.
Оберегая праздников огарки
Средь ослепленной люстрами страны,
В дни ангелов мы делали подарки
Друзьям, что были дьявольски пьяны…
Так и взрослели: горечи не пряча,
Брезгливо слыша чавканье и храп.
И в нашу жизнь – могло ли быть иначе –
Вошли Кассандра, Совесть и этап…
И Ольга в эссе «Рыцари духа»
вспоминает хрупкого, щуплого Андриана
Владимировича Македонова, наделенного большой и несгибаемой личностью. Еще
Твардовский в их студенческие смоленские годы нарек университетского друга
«Сократом». Прозвище прижилось, оно зафиксировало высокий лоб, в котором
всегда теснились
не суетные, укрупняющие явление мысли.
Когда на Твардовского легло клеймо «кулацкого поэта», именно Македонов
завалил гневными письмами все влиятельные газеты. И, конечно, добился…
Безграмотная власть всегда считала, что российским Сократам климат
Крайнего Севера подходит больше…
Ссыльный Македонов неожиданно для себя заинтересовался камнями, учась у
них терпению и молчанию.
- Понимаете, — говорил он мне, уже давно доктор геологических наук (в
филологические генералы и не стремился) – геологию нельзя обмануть. Даже
КПСС бессильна назвать известняк как-либо иначе. Я смотрела в его голубые,
незамутненные двоедушием, всегда
любопытные до всего на свете глаза и немного обижалась на не слишком
любезную поначалу супругу, которая явно ревновала его, их время – к нашему. Она
таки оказалась права.
Потому что Андриан Владимирович всегда искал приключений на свою седую
голову. В его академической книге, посвященной русской поэзии, впервые в
Ленинграде взошли
наши
имена… А до обломков самовластья было еще далеко…
И поневоле спрашиваешь себя: а вмешались бы здесь остепененные коллеги в
чью-то
еще не сложившуюся судьбу, рискуя своим личным благополучием? В
экстремальной политической ситуации – допускаю. В вялотекущей
повседневности – вряд ли.
Самым запомнившимся, радостным моментом в общении с Ольгой были
вечера Литературно- музыкального Салона, на который она приезжала а к нам в
Констанц из Штутгарта.
Разве можно забыть, как её стихи восторженно принимали, и как некоторые
строки из них до сих пор, спустя двенадцать лет, помнят наизусть? Совсем
недавно был вечер нашего Салона, где я просто был изумлён поэтической
памятью русских жителей Констанца.
Вот, например строки из стихотворения (выделены мною, Е.Л.), которые, и не
только эти, очень часто – и в стихах, и в прозе – становятся афоризмами.
* * *
А умирать – на родину, дружок,
В родное петербургское болото…
Всего один пронзительный прыжок
На запасном крыле Аэрофлота!
Скользнёт пейзаж, прохладен и горист,
Нахлынет синь – воздушный рай кромешный.
И ни один угрюмый террорист
Не просочится в раструб кэгэбэшный…
(Хранит Господь и воинская рать…)
Потом припасть к земле и повиниться:
Стремятся все в Россию умирать,
А жить – так вся Россия – за границу.
Как светел снег! Как церковь хороша!
Теней друзей порука круговая…
На честном слове держится душа.
На честном слове…
Крепче – не бывает.
И в стихотворениях Оли, посвященных поэтам
четырёхгранника Серебряного
века, (Анне Ахматовой, Осипу Мандельштаму, Борису Пастернаку, Марине
Цветаевой) также неповторимые афоризмы.
Памяти поэта
Слава Богу, что так в Елабуге,
а иначе бы шли за гробом
равнодушносмурные лабухи,
каждый – нанят, и каждый – робот.
А в Париже или в Берлинии
провожали бы языками
злыми. Платьями – сплошь павлиньими.
(Время – бросить последний камень…)
Кто травил – тот бы первый – плаксою
над челом, что уже увенчано…
Если мазал при жизни ваксою,
возопил бы: «Святая женщина!»
Ты и так им, как Богородица,
отдала все свое святое…
Не страдают от безработицы.
Не бывает у них простоя:
расшифровывают, печатают,
набиваются в фавориты…
Хорошо, что ушла, печальная,
прямо к Богу! – Без волокиты…
И – поклон тебе от поэзии.
И – ночной мой дрожащий шепот…
Мне легко танцевать по лезвию:
у меня – твой бессмертный опыт…
Стихотворение написано в 2004 году после поездки по цветаевским местам в
Чехии. Сравнивая свою творческую судьбу с постигшими любимую Марину
Ивановну несчастьями, Ольга заранее предвосхищает – недаром же Кассандра –
всё то, что с ней случится. Тем более что годом ранее в журнале
EDITA она писала
о тревожащей ее ситуации в поэзии.
«Радоваться или огорчаться, что эмигранты пишут и пишут стихи, даже те,
кто этим на покинутой родине вовсе не занимался? Главное, конечно, как пишут,
но есть и ещё один немаловажный момент, как они к своим творческим опытам
относятся…
Эссеист и поэт Вадим Перельмутер (Москва – Мюнхен) заметил в своих
«Записных книжках», что графоман над листом бумаги пьянеет, а писатель
трезвеет… Ёмко сказано.
И так уж исторически сложилось, что моими корреспондентами (а их –
намного более ста) становятся те, кто трезво оценивает результаты своих
творческих порывов. Потому что во всех иных случаях я честно говорю, что
человек самозабвенно влюблённый в себя (закономерный парадокс…), обратился
не по адресу. Пожалуйста, мы живём в свободном мире, печатайтесь, если
можете, где хотите, устраивайте конкурсы и издавайте сборники, но
поостерегитесь поминать всуе святое слово «поэзия»… И, конечно, не
пытайтесь использовать моё имя в качестве отмычки к закрытым
редакционным дверям…
Ольга Бешенковская не могла даже представить и в самом страшном сне, что её
имя после смерти начнут использовать далеко не сведущие в поэзии люди для
устройства конкурсов и бешенковских чтений, где победителями объявлялись
явные графоманы, а короткие чтения в течение полутора часов превращались в
профанацию самой поэзии. Об этом порочном явлении её стихотворение 2005
года:
Так всегда на свете было,
оттого и тёмен свет:
надругалось мерзко быдло
над понятием «поэт».
Ну-ка, бедный небожитель,
землю жри… Горька на вкус?
И сверкнёт гебешный китель,
и мелькнёт вождецкий ус.
Ну а раньше. Ну а прежде?
Тот же метод, та же страсть:
на Христе порвать одежды –
и Учение украсть.
Но бессмертно наше слово,
наша слава – впереди.
Пётр и Павел, вам – улова!
И – смятения в груди.
Ну а быдлу – то, что быдлу,
что желает и само:
приравнять дерьмо к повидлу,
и – роскошное ярмо…
…И вот совсем недавно мной написано итоговое стихотворение.
Об Ольге Бешенковской
Но если по дороге – куст
Встает, особенно – рябина…
Марина Цветаева
Похожа была на Ахматову,
цветаевский почерк в стихах,
уверенный, словно подхватывал
рябиновый шелест в кустах.
Какое же всё ж совпадение
Москва с Петербургом сошлись
на Ольге… –
Благое видение
поэзии русской земли –
двух женщин, поэтов великих,
(но без венценосных пут)…
На Ольге их гордые блики
И в классику горний путь!
Книги Ольги Бешенковской – прижизненные: «Переменчивый снег» (1987),
«Общая тетрадь», изданная под чужим именем, (1992), «Подземные цветы» (1996),
« Zwei Farben –
zwei Sprachen» (1997), «kleine kernwoche”
(1997), «Песни пьяного
ангела» (1999), «Надпись на рукописи» (2000), «Петербургский альбом» (2003),
«Травля» («2005), «Беззапретная даль» (2006), «Люди мужества» (2006);
посмертные: подготовленные и составленные вдовцом поэта Алексеем
Кузнецовым – « Голос поэта» (2007), «Призвание в любви» (2008), «Публикации
из архива» (2012).
1. Сергій Дзюба Якби Конфуцію пот...
