Письмо
Ты приснился мне этой ночью. Будто сел у окна сутуло. Ты спросил, словно между
прочим, плащ повесив на спинку стула, обо мне, новостях вчерашних, о политике
и погоде. Я проснулась. Мне стало страшно, ведь тебя уже нет три года...
Похоронный венок терновый выцвел весь и шипы утратил. Я взрастила бы скоро
новый. Только нужен тебе он? Вряд ли. Корень зла - это память грусти. Славно
тем, кто живет в незнании. Наше ложе дано Прокрусту, он отрубит воспоминания.
Предначертанность бесконечна, будто линия горизонта. Я могла бы печаль
извлечь, но этот корень поглубже зонда. Остается клочок бумаги. Он исчерчен,
искомкан, брошен. Из кармана я для отваги вынимаю, как меч из ножен карандаш
и хватаю снова белый лист, хоть не жду ответа, чтоб тебе написать хоть слово,
написать и отправить в Лету. Но о чем рассказать не знаю. Мир не стал ни добрей,
ни хуже. За окном ветер гонит стаю птиц на юг. Я готовлю ужин. Даже стыдно
тебе признаться, все по-прежнему. Кофе горек, сладок чай - это если вкратце.
Много американских горок (вверх и вниз - вот кардиограмма) мне пришлось
пережить, но все же это горе - моя лишь драма. А вокруг все одно и то же. Ты
скажи мне, скажи на милость, этот сон все же что-то значит?.. Знаешь, мало что
изменилось в этой жизни. А в той иначе?
***
Жаль, не курю, иначе бы поджигала
Кончик бумажки, скрученной, словно силы,
Что завязались в узел в конце скандала
(есть что сказать, но струсила - так совпало,
что промолчала, зубы опять сцепила).
Перекурить. Так лучше приходят мысли,
Только они совсем не нужны ночами.
Мы - молоко: вскипели и сразу скисли.
Знали же, знали, что в воздухе злость повисла,
Но почему так долго о ней молчали?
***
Великий повар в мире есть один,
В его рецептах миллион закладок.
А жизнь - всего лишь сочный апельсин
,
И наперед не знаешь: горек, сладок?
Ну, а пока живем среди надежд,
Одна мечта - любя стерпеть и выжить.
Жизнь - апельсин. Коль ты захочешь fresh,
Не удивляйся, если будешь выжат.
Грустная русская сказка
Раз Ивану, да не дураку, сон приснился сказочный и странный.
Змей Горыныч, словно на духу, в нем поведал о душевных ранах:
"Головам так скучно на плечах, - трехголовый улыбнулся криво, -
А Кощей совсем уже зачах, как цветок без должного полива -
Об игле все мысли. Наркоман. "Завязал", опять иголку спрятал...
Богатырь заглядывал в стакан, потому в горячке белой спятил.
Воду в ступе все толчет Яга. Расплелась коса у Василисы.
На речных кисельных берегах провели меж царствами границу:
В Тридевятом нет царя, увы, в Тридесятом все война, траншеи...
Отрубил бы кто три головы на моих клонированных шеях"!..
И растаял сон. Подушка, плед... будто все по-старому, как раньше.
Засыпал Иван - кудрявый мальчик, а проснулся седовласый дед...
По кругу
За кругом круг. Так проверяет время
На сколько лет нас хватит. Поглядим...
Рисковый город деловое племя
Впускает в день, где каждый нелюдим,
Но сыт и горд своим под солнцем местом,
Пусть даже тучи есть над головой.
Маршрут простой - от кресла и до кресла,
Где кресло выше, там и есть покой.
А, впрочем, жизнь, она ведь вся по кругу:
Семья - работа - снова дом-семья...
Дворовый пес - вот, кто лишен испуга
И не скулит про тягость бытия.
Пес возлежит охранным зверем сфинксом
На пыльной стройке прямо у ворот.
Не приманить ни колбасой, ни свистом -
Невозмутим, и смену не сдает
Тем, кто умеет подсидеть и сбросить
С высот карьерных. Лает не в дугу...
Но и его однажды время спросит:
"Как ты спасешься-то в седьмом кругу?
"
Вот круговой порукой скован август:
По кругу лица и авто
в час пик
Сквозь "утро-вечер" (сколько там осталось)
Сквозит усталость. Видно, невелик
Запас терпенья у людей, что летом
Мечтают втайне круг прервать на миг
И завладеть главнейшим кабинетом -
Тем, что на небе. Но седой старик,
Который в церкви нарисован строгим,
Не одобряет глупой суеты,
Не пустит всех в небесные чертоги.
И станет страшно от самой мечты:
А вдруг однажды все из-под контроля
Внезапно выйдет, искромсав края?
Боимся круг порвать, порвать до крови...
Нет, все вернется на круги своя.