3. Валерий Бохов. Гончар
Валерий Бохов
Гончар
 Второе лето подряд я в составе международной  комплексной экспедиции  работал в Узбекистане, под  Самаркандом . 
Нас привлекали Голубые купола Самарканда –  ровесника Рима, Афин и  Помпеи тем, что много артефактов  накопилось за 2500 лет  в землях этой столицы  Тимуридов ,  занимавшей  ключевое положение на Великом шелковом  пути из  Европы в Китай.
Так как экспедиция была международной, то быт наш  был организован  образцово: биотуалеты и, что особенно  ценно при жаре – каждые два дня  цистерна со свежей  водой. Действовала даже передвижная баня. Был медпункт.  Имелись свои автомобили, которые повара и заготовители  использовали, в  основном, для поездки на базар, в город, за  продуктами.
Над раскопами простирались натянутые навесы,  дававшие желанную тень .
В комплексную экспедицию входили археологи,  биологи, географы,  почвоведы, художники и фотографы.
Я, молодой археолог , ранее побывал на раскопках в  Египте и в Италии.  Находки – изделия майолики -  керамики  из обожженной глины с использованием  расписной  глазури, покрытой непрозрачной эмалью.
Здесь же, под Самаркандом, всё было мне знакомо:  серебристые тополя,  растущие вдоль пыльной дороги; арык,  в желтых водах которого мы иногда  купались; дувал,  окружавший несколько домиков в отдалении;  меланхоличные  ослы, изредка пылившие мимо наших  раскопок с восседавшими на них сонными  хозяевами в  цветастых халатах . Автомобили и автобусы по этой дороги  почти не  ездили.
Интересно, многое ли изменилось здесь со времен  Тимура? - в воздухе  время от времени повисал вопрос,  который я мысленно себе задавал.
Жара была обычным явлением для этих мест.  Мобильники здесь  «оживали» , если отойти  от наших  палаток  на бугорок метрах в  четырёхстах. Если  нас  спрашивали, «как погода», а спрашивали про погоду всегда,  то мы лаконично  отвечали «сплошной ташкент». И тут  «ташкент» не был названием города; это  было сленговое  определение состояния климата.
- Смотрите, верблюды, верблюды, живые верблюды!  – это звонко  закричала молодая лаборантка Лиля. Она  приехала с нами из Москвы и  раньше  встречала кораблей  пустыни только в зоопарке. Она отвечала за нумерацию  экспонатов экспедиции и описание их. Мы называли её  «наш нумеролог ».
Пяток вялых верблюдов вёл мимо нас погонщик.
- Не шибко – то они живые, - ответ Лиле нашёлся  сам собой .
Долгое время ничто не отвлекало нас от работы. Но  вот какие – то звуки  сначала неясные, потом заунывные  стали долетать до нас. Наконец, мы увидели  три длинные  фигуры, которые шли по дороге и всё время наигрывали  печальные  мелодии. Это был оркестрик с флейтой, бубном  и местным струнным  инструментом . Одеты оркестранты  были в яркие бухарские халаты.
Впереди музыкантов неторопливо шел ослик,  который диктовал всей  процессии (так мне казалось, а,  может быть, так и было) темп ходьбы и задавал  темп музыки .
Толстяк, сидевший верхом на осле, держал обеими  руками огромный  барабан. Он не играл на инструменте, а  только удерживал его.  Ноги толстяка  висели, не касаясь  живота осла. Веревочные стремена, подвязанные высоко,  петлями свисали по бокам скотины.
Ослик подошел совсем близко к нашему раскопу,  вместе с ним весь  оркестрик подошел к нам. Вот они  остановились возле раскопов, и, не переставая  играть,  смотрели на нас. А мы смотрели на них. Все три музыканта  были  неотличимо похожи друг на друга. Одинаковой  расцветки тюбетейки были на них.  Сидевший на осле  толстяк был стар, сед и слеп. На голове у него высился  огромный тюрбан. Осел с любопытством смотрел на нас,  хлопая огромными  ресницами. Так они стояли минут пять -  семь. Потом ослику надоели наши  скучные неподвижные  фигуры и он двинулся дальше и унылые музыканты , не  прерывая игры , отправились за ним.
Здесь , при раскопках, в прошлом году, нам  встречалось много изделий из  глины. В этих местах  сырцовый и жженый кирпич был распространенным  материалом для постройки крепостей, храмов, жилищ.
Часто мы находили остатки глиняных печей –  тандыров, служивших для  изготовления  лепешек .
Ещё находили много остатков медных кубганов –  кувшинов; среди них  попадались и целые. Мне же  несказанно повезло:  я раскопал фаянсовую вазу  сказочной  красоты. И очень тонкой работы. И эта ваза, к нашему  удивлению, была  целой. Она была расписана белой  глазурью с синими узорами. Раскопанная  находка была  упакована в хорошо сохранившуюся в сухом песке  деревянную тару.  Внутри этого ящичка, вокруг вазы было  много сгнившей бараньей шерсти, как  удалось определить.
При подробном осмотре всех поражала необычная  для этих мест  форма  вазы. Показанное экспертам  - видным  искусствоведам гончарное изделие было  признано  несомненным шедевром . 
В одной упаковке с вазой хранилась  глинянная  дощечка, на которой  сохранились древние писмена.   Дощечка была отправлена ученым Узбекистана, а  слепок с  нее и фотографии были в Москве переданы на расшифровку  криптологам  – лингвистам.
И вот в один из обычных раскопочных дней, пришла  телеграмма, в  которой давалась расшифровка текста древних  писмен.
В телеграмме сообщалось  «…мой единственный сын,  вот этой рукой  (отпечаток руки) сотворил сию вазу. Больше  он ничего не успел слепить . Жизнь  его оборвалась. А было  ему всего  …семь лет. Усто (имя мастера )».
             
Top