Александр Хавчин

Смерть поэта

 В школе мы учили наизусть это стихотворение Лермонтова, хотя в нем есть элементы религиозной пропаганды: с уверенностью говорится о неизбежности Высшего Суда и существовании Грозного Судии. Но ради гневного осуждения царизма автору все прощалось.

 В другом стихотворении  во имя патриотических мотивов даже то, что в небесах он видит Бога.

Я не раз убеждался в том, что хуже всего мы понимаем произведения, вызубренные с детских лет. Недавно мне почти случайно  довелось перечитать «Смерть поэта» и с удивлением обнаружить, что содержание этого текста существенно отличается от того, что с давних пор запечатлелось в моем сознании.

Я попытался реконструировать первые впечатления от знакомства со знаменитым текстом критика поверхностного, прямолинейного, но далеко не глупого и не лишенного художественного вкуса.

 

Император Николай Павлович вскрывает пакет, поступивший из Третьего отделения, и начинает читать:

"

"Погиб поэт - невольник чести, пал, оклеветанный молвой..."

«Плохо сказано! - морщится царь.- Звание рогоносца есть оскорбление, а не клевета. Если  молва клевещет, то на Натали, а не на Пушкина.

 «Невы ль сперва так злобно гнали
его свободный, смелый дар…»,- читает далее Николай  и удивляется:

 «Сперва» - это в начале царствования брата Александра? Но кто тогда "гнал" дар Пушкина? Ну, был он отправлен в ссылку, однако же стихи его в журналах не запрещались, книги  издавались беспрепятственно, его величали первым русским поэтом, рядом с Жуковским и впереди Батюшкова. Я разрешил ему издавать журнал, цензура стесняла его менее всех современных поэтов. И это у них называется "злобно гнали"?!

Да кто ж они, эти злобные враги Пушкина? Эти ужасные палачи его гения и славы?

Ага, вот прямо сказано: восстал он против мнений света и за это былубит.

Так "погиб" или "убит"?  "Сочинитель не может определиться, протестовал ли Пушкин против предубеждений общества, которое того не простило, или, напротив, разделял эти предубеждения и стал их  заложником и в конце концов жертвой? Насколько лучше  понимал жизнь сам  Пушкин: "Дико светская вражда не любит ложного стыда". 

Незнакомый с обстоятельствами дела человек-  скажем, иностранец или дальний наш потомок,- подумает, что имел место не несчастный случай, а тщательно продуманное и подготовленное злодейство.... Помилуйте, кто ж был способен предвидеть сей ужасный исход? Поединок есть поединок. Пушкин стрелял в противника, попал в него, хотел - и при другом раскладе случайностей - мог убить. Сам же автор не скрывает, что Пушкин был обуреваем жаждой мщенья и досадой, что не он убил, а его убили... Чувства, конечно, не христианские....

"Не вынесла душа поэта позора мелочных обид»....

Да, всем известно, что сочинители- народ обидчивый, у них тонкая натура.Не те мелочные обиды, так иные, не Дантес, так что-нибудь другое довело бы нашего гения до крайности…. В долгах погряз, Натали и детей без копейки оставил…. Безответственный человек, Бог ему судья…  Надо сказать, чтобы по его векселям из казны заплатили.

Знай они наперед, чем все окончится, друзья-приятели Пушкина, а особливо приятельницы, проявили бы больше чуткости,так сказать,  деликатности, больше заботливости, внимания... Но что толку, как Пантелей-истопник  говорит, после драки махать кулаками...

Прав этот поручик: "Судьбы свершился приговор… Значит, судьба? Никто не виноват? Так сложилось… А если кто и виноват, тот наказан – с позором выдворен из России, пусть благодарит Бога и государя, что легко отделался.

«Смеясь, он дерзко презирал земли чужой язык и нравы…

Это о Дантесе-повесе?Что за чушь, мне докладывали: Дантес - настоящий шармер, со всеми весел, мил и услужлив,   имел в свете много друзей и приятелей, особливо среди прекрасного пола. Говорят, покойный Пушкин узнавал в нем самого себя в молодости, оттого и был к нему так придирчив.

О насмешках над всем русским, о презрении сказано для красного словца, чтобы изобразить французика сущим диаволом.

Пушкина автор уподобляет Ленскому – плохому поэту и праздному болтуну, это некоторым образом унижение. Дантес, следственно, некоторым образом возвышен, ибо уподоблен Онегину, человеку также пустому, но любимцу Пушкина.  

Любопытно, что для Дантеса поручик находит какие-то смягчающие обстоятельства: «Не мог понять… на что он руку поднимал», т.е. не ведал, что творит. «Великосветские же круги» суть несусветные чудовища, не заслуживающие ни малейшего снисхождения. Они способны веселиться, узнав о смерти Поэта. Они для потехи натравливают его на предполагаемого соперника и раздувают его ревность.У них даже кровь черная. Иегову называют суровым Богом, Он установил, что невинная кровь оскверняет землю и может быть смыта кровью пролившего оную кровь. Убийцам Пушкина автор и в этой возможности отказано...."И вы не смоете...."

Хотя в другом месте говорится о рыданьях/ оправданьях, похвалах - откликах на смерть Пушкина...Чьих откликах? Тех же самых великосветских монстров и палачей, которые травили и мучили поэта? Искали, как бы его погубить? 

"А вы, надменные потомки известной подлостью прославленных отцов...."

Николай раздраженно подчеркивает эпитеты "известной" и "прославленных":

 "Прославлены известностью? Экое косноязычие!"

«Надменные потомки»… - это, насколько можно понять, представители новой аристокрации, в отличие от «игрою счастия униженных родов», т.е. аристокрации старой, к коей Лермонтов относит, очевидно, и самого себя.Он не знает или забыл, что интригу против Пушкина затеяли князь Долгорукий и Жанно Гагарин: аристократы – древнее некуда.

"Таитесь вы под сению закона, пред вами суд и правда - все молчи...».Закон есть установленный в государстве порядок вещей, кто находится под его сенью, тому нет надобности таиться.Противупоставлять Закон и Правду, т.е. Справедливость – значит, утверждать, будто законы основаны не на справедливости и, хуже того, будто  высшее общество попирает и ставит себя выше государственных и гражданских установлений, что есть очевидная клевета.Хотя бы в свете того,  как знатнейшие аристократы-рюриковичи строго наказуются за преступления, а люди простого звания за отлично-ревностную службу возвышаются до наиглавнейших в империи чинов и должностей. 

Навести справки о поведении Лермонтова и не был ли он обойден по службе и тем обозлен на все власти.

Предположение, будто враги Пушкина, представ пред Господом, прибегнут к злословью, обличает в авторе дурака, принимающего своих читателей такими же дураками.

Сослать поручика в действующую на Кавказе армию, разъяснив в частном порядке, что наказан он не за грубые нападки на великосветские круги, а за нелепость, голословность сих тяжелых обвинений. Упрек же покойному Пушкину, что напрасно поверил тот словам и ласкам ложным, недоброжелателями может быть понят как косвенное обвинение вдовы, что неблагородно по отношению как к ней самой, так и к Пушкину. 

Ежели вместо любовных стишков поручик вздумал накропать политический памфлет, так пусть знает, что колкости, даже несправедливые,поэту простительны, а   косноязычие и сбивчивость выражений - нет… 

 

ЗАВЕТЫ ВЛАДИМИРА ДАЛЯ

« Пьян да умен – два угодья в нем».Попробуем сделать буквальный перевод этой русской пословицы: « Тот, кто пьян, но сохраняет разум, соединяет в себе два достоинства».

И это прославленная мудрость русского народа?!

Мы всего-навсего убрали щегольское созвучие «умён – в нём» - и озорной парадокс превратился в нечто вялое и плоское.

Переводные сборники пословиц народов мира, так же как и своды библейских изречений («Книга притчей Соломоновых», «Премудрости Иисуса, сына Сирахова»). не производят впечатления особой мудрости, особенно по сравнению с  афоризмами  Эпиктета, Марка Аврелия, Паскаля, Шопенгауэра, Амьеля. Может быть, причина как раз в том, что в переводе остается голый смысл, а главное и самое ценное как раз не в нем, а в фиоритурах – рифмах, анафорах,ассонансах и прочих  необязательных штучках, на которые так изобильно русское устное народное творчество..Эти вещи очень тонко чувствовал великий лингвист, этнограф, собиратель фольклора Владимир Иванович Даль.

Я пытаюсь вообразить, как происходил сам процесс собирания фольклора. Русский крестьянин – существо не слишком доверчивое\. Вряд ли селяне и станичники стали бы откровенничать перед первым встречным/ тем более если тот не расстается с записной книжкой, в которую постоянно что-то заносит

Мне почему-то кажется, что приезду Даля  - знаменитого врача, к тому же  автора лучших в то время учебников зоологии и ботаники, действительного члена Императорской Академии наук, а кроме того, крупного чиновника, а кроме того, известного литератора, публиковавшегося под псевдонимом Казак Луганский.

 

Надо полагать, о предстоящем посещении такого человека губернское начальство извещало начальство уездное и волостное, предписывая оказывать всяческое содействие господину статскому советнику.  Упоминалась и цель посещения, и становилось ясно, что приезжий, хоть и важная птица, но большой беды от него ждать не приходится, он не по полицейской части, не по взысканию недоимок или рекрутскому набору, а так – ерунда безделица: загадки, пословицы…

Конечно, такому почетному гостю не пристало ходить с расспросами по домам. Самые грамотные и толковые жители собираются ради него на площади.Даль просит вспомнить, что в народе говорят про щедрость и жадность, труд и безделье, смелость и трусость. Обещает платить по гривеннику за подходящие фразы. Гривенник – деньги немалые. Дело постепенно идет на лад. Владимир Иванович едва успевает записывать….Правда, почти все уже знакомо, но это не беда. …. Он разрешает всем разойтись по домам, попросив остаться трех-четырех, которых от заметил и выделил как  самых активных, памятливых и сметливых. Обстановка становится более интимной. Не исключено, что Даль наливает собеседникам по чарочке – для создания максимально доверительной атмосферы. И на этот раз просит поделиться «заветными» пословицами. Заветными не в смысле особо дорогими, бережно хранимыми. А в смысле «не для всех предназначенными, теми, что не принято произносить в присутствии начальства, особ духовного звания, дам и детей. Это народная мудрость, затрагивающая святых угодников, иконы, попов, монахов – притом не слишком уважительно, - а также детородные органы и некоторые физиологические отправления организма. Разумеется, такого рода изречения составитель планирует включить не в общее собрание,  предназначенное для печати и подцензурное, а в особенный раздел, предназначенный для крайне ограниченного круга читателей и представляющий  чисто научный интерес. Станишники не сразу понимают, что, собственно, нужно, гостю. Он приводит для примера несколько пословиц, услышанных в соседней губернии:   

 

            «Ж… ночью барыня: что хочет — лопочет.

                 Бык ревет, корова ревет: сам черт не разберет: кто кого е….

 

Голос как в жопе волос: и тонок, и нечист.

Ешь говно, да не капь, возьми ложечку да и ешь понемножечку.

 Не дивися, Василиса, что четыре ноги сплелися, а ты б дивовалася, куда третья девалась.

Не протянув между ними нитки, этого не докажешь (незаконного сожительства).

Не хвались едучи на рать, а похвались едучи с рати.

…Общество не сразу верит, что ТАКОЕ может заинтересовать ученого господина:

- Ахти, экой страм! И охота тебе, барин, всякую похабщину записывать?! Мало ли что в народе говорится, да не всякое лыко в строку годится.

Даль терпеливо разъясняет, что для этнографа и языковеда слово «жопа» не менее красиво и любопытно слово, чем «генерал». И что разграничение приличного и неприличного, печатного и непечатного условно и не заложено в природе самих понятий и выражений, а основано на договоренностях, которые меняются. ..

Даль раздает наиболее отличившимся не по гривеннику, а по двугривенному… Мужички, понизив голос, снабжает академика богатым материалом…

И пощупаешь — мокро, и понюхаешь — г….

 Ты бы, барин, никому эти глупости не показывал,- советует на прощанье один мужичок из бойких.- Неровен час, увидит твои записи немец – что об нас, русских, подумает?

Трогательный патриотизм!

Владимир Иванович вспоминает свой давний разговор с Пушкиным.Он, Даль, предсказывал, что в скором времени отрывки из «Евгения Онегина» будут зубрить в гимназиях и училищах, как нынче зубрят оды Державина и басни Крылова. В ожидании этого прекрасного времени не лучше ли очистить роман от нескольких игривых строчек, дабы не смущать юных девиц. Поэт процитировал Буало или кого-то другого из французов: мол, он пишет не для девственниц,у Цицерона и Овидия соблазнительных пассажей полным-полно, и никто не ставит это в вину классикам. Чем строже запрет, тем сладостней кажется плод, чем тверже правило, тем сильнее искушение его нарушить, говорил тогда поэт. Русский человек любит играть с огнем, ходить по лезвию и балансировать на грани,. однако ж так, чтобы при опасности всегда можно было вернуться.

Чтобы ощутить себя вполне свободным,  надобно изредка  становиться чуть-чуть свиньей. Главное, не промедлить с возвращением в свое человеческое естество...

Этнограф и лингвист трясется на ухабах, перелистывая заветную книжечку.

Грязь, циничность, смакование

безобразного, глумление надо всем, что есть святого и сокровенного в религии, в обрядовых таинствах, в отношениях полов!

 Но наряду с этим, сколько истинного юмора, горькой насмешки надо всем окружающим и над самим собою! И как искусно низменность предмета искупается, смягчается, преображается неожиданным изяществом формы – рифмой, смелым сравнением,прихотливым иносказанием.озорным эпитетом…Право же, странно, что тропы русского фольклора,  используемые для обозначения предметов тайных и запретных, до сих пор не стали темою  магистерскихи докторских диссертаций.

Кстати, черту, отделяющую небо от земли, здесь называют небоземом, а в Астраханской губернии более выразительно – окоем. 

 Сочетание всеохватывающей глумливости со столь же беззастенчивым выставлением на смех самого себя русские называют ерничеством.   

Надо признать, что ерничество не менее присуще русскому национальному характеру с его уникальной духовостью, чем чистейшая стыдливость и удивительное целомудрие… Кстати, черту, отделяющую небо от земли, здесь называют небоземом, а в Астраханской губернии более выразительно – окоем. 

Гони, Федор! Нам к вечеру еще в один уезд нужно!