Перевела с испанского
Маргарита Жердиновская
И царица родила сына, которого
назвала Астерион.
Аполодор. Библиотека,
III,
I
Я знаю, что меня обвиняют в надменности, мизантропии и даже в
безумии. Эти обвинения смехотворны, и в своё время я покараю людей,
которые распространяют такие мысли. Это правда, что я не выхожу из
моего дома, но правда также и то, что в моём доме огромное
количество дверей, открытых и днём, и ночью как для людей, так и
для животных. Может зайти, кто захочет. Здесь нет женской роскоши
или пышности дворцов, но есть покой и одиночество. К тому же , тот,
кто войдёт, увидит дом, какого нет больше на земле. (Лгут те,
которые утверждают, что в Египте есть нечто подобное). Даже мои
доброжелатели допускают, что в доме нет никакой мебели. Совершенно
смехотворна и мысль о том, что я, Астерион, пленник. Могу
повторить, что в моём доме нет ни одной закрытой двери или замка.
Однажды вечером, когда начало темнеть, я вышел на улицу, но вскоре
вернулся, так как меня ужасали лица простолюдин, бесцветные и
плоские, похожие на ладони. Солнце уже зашло, и вдруг послышался
беспомощный плач ребёнка и исступлённая мольба толпы. Я понял, что
меня узнали. Люди молились, бежали, падали на колени, были такие,
кто взбирался на верхушку храма, другие сообирали камни. Кто-то,
помню, бросился в море. Недаром моя мать была царицей, меня
невозможно смешать с чернью, если бы мне даже этого хотелось.
Дело в том, что я уникальный. Меня не интересует, что один
человек может передать другому посредством письма, как философ я
думаю, что письмо некомуникабельно. Неприятные и тривиальные мелочи
не привлекают мою душу, которая создана для чего-то великого. Я
никогда не мог отличить одну букву от другой. Какое-то благородное
нетерпение не позволяло мне научиться писать и читать. Иногда я
жалею об этом, потому что ночи и дни здесь очень длинные.
Конечно ж, у меня в доме достаточно развлечений. Как баран,
который готовится к атаке, я бегаю по каменным галереям, пока не
падаю почти без сознания на пол.Иногда прячусь в тени водоёма или
возле поворота коридора и воображаю, что меня ищут. Есть тут плоские
крыши, с которых я прыгаю вниз и, бывает, разбиваюсь до крови.
Существует у меня и такая игра: я притворяюсь, будто сплю, закрываю
глаза и спокойно дышу, иногда действительно засыпаю, в другой раз
день сменяется ночью, когда я открываю глаза. Но самое любимое моё
развлечение состоит в том, чтобы представить себе встречу с другим
Астерионом. Мне кажется, что он приходит ко мне в гости, я показываю
ему мой дом и с большим удовольствием говорю: « А теперь вернёмся к
предыдущему перекрёстку» либо: « Я же говорил, что канал тебе
понравится», или»: «Сейчас ты увидишь цистерну, полную песка»,
либо»: «Вот увидишь, как склеп раздваивается». Иногда я ошибаюсь, и
мы вдвоём смеёмся.
Я не только изобрёл такие развлечения, но часто думал о доме.
Здесь всего много, нет одного водоёма, одного двора, одного водопоя,
одной кормушки; их очень много: кормушек, водопоев, дворов, водоёмов
– их бесконечное количество. Дом имеет размер вселенной. Но всё-таки
меня утомили эти дворы, водоёмы, каменные галереи, покрытые пылью, и
я вышел на улицу, увидел храм и море. Что это такое, я не понял, но
ночью мне было видение и мне открылось, что храмов и морей тоже
бесконечное количество, но есть две уникальные вещи в мире: вверху
непонятное солнце, а внизу Астерион. Может быть, это я создал звёзды
и солнце, но уже об этом не помню.
Каждые девять лет в дом заходят девять человек, чтобы я
освободил их от всех несчастий. Я слышу их шаги или голоса в глубине
галереи и весело бегу к ним. Церемония длится несколько минут. Один
за другим они падают, а у меня даже крови на руках нет. Они остаются
там, где упали, и их тела помогают отличить одну галерею от другой.
Не знаю, кто они, но помню, что один из них предсказал в час смерти,
что когда-нибудь придёт и мой освободитель. С тех пор я не чувствую
себя таким одиноким,так как знаю, что где-то живёт мой спаситель, и
в конце- концов он появится в пыли каменных галерей. Пускай бы он
повёл меня в такое место, где меньше дверей и коридоров. Кем буде
мой спаситель? – спрашиваю я себя. Быком или человеком? Может быть
он будет быком с лицом человека или, как я, человеком с лицом быка?
Утреннее солнце отражалось в бронзе шпаги. Уже не было ни
одного следа крови.
- Поверишь ли, Ариадна – сказал Тезей. – Минотавр
совсем не сопротивлялся.
|