Чур меня, чур! Сюр… (рассказ)

Танки в городе!

Какие танки? Этого не бывает, просто не может быть, всё это осталось где-то там, в прошлом веке. Один танк, правда, стоит на постаменте – возле недостроенного собора Александра Невского. Как страшное напоминание о войне. Но на него давно никто не обращает внимания – войну забыли.

Война!? Неужели снова война? Банки практически не работают, возле касс – огромные очереди спешащих погасить кредиты и оплатить коммунальные. Люди испуганы, но еще не озлоблены: мамочку с младенцем пропускают к окошку.

Господи, при чём тут я? Я обычная женщина, вдова, бухгалтер с почти тридцатилетним стажем. В чём моя личная вина? А платёж в банке не приняли, висят компьютеры. Они что, бельё на верёвке, чтобы вот просто так висеть? Но висят. Так говорят банковские служащие – вежливые, красивые, безликие.

Еду на работу, на душе тревожно. Маршрутное такси дёргается и, кажется, хрипит. Тревога сидит внутри салона тяжелой черной тушей, заставляя пассажиров вплотную придвинуться к окнам и вглядываться, вглядываться…

Чур меня, чур! Я мысленно крещусь на купола собора. Они равнодушно отсвечивают золотом и не отзываются на мои мольбы. Перевожу взгляд вниз – да, вот он, танк! А на крышке люка непривычный мне трехцветный флаг. Рядом на афишной тумбе реклама фотовыставки «Городской сюр». Что такое «сюр»? Странное слово и чужое знамя вдруг сплетаются в единое целое, словно не проклюнувшаяся личинка тарантула в трехцветных шелках савана-кокона. Или скорпиона. Впрочем, я ничего не понимаю в насекомых, только чувствую, что когда тарантул или скорпион проснутся, станет поздно. А кругом люди, люди… Много людей, еще ничего не знающих о смертоносной личинке в трехцветном коконе.

И вдруг я вижу этих. Говорят, они пришли меня спасать. От кого? Я родилась здесь, на этой земле, я привыкла к своим двум соткам помидоров и роз. Но я всегда боялась войны, потому что мой отец видел ее маленьким. Наверно, этот страх перешёл по наследству. А я – не хочу, не хочу! Но эти, эти! Противная дрожь схватила липкими пальцами за колени, поползла к икрам ног. Огромные зеленые машины без номеров. Между машинами пятеро. Стоят, широко расставив ноги, на лицах – маски, из-под надвинутых зеленых касок – глаза. Живые? Бронежилеты с запасными обоймами, автоматы на плечах стволами вниз. Эти пятеро вцепились в своё оружие, будто ждут приказа. Но от кого? Нашивок, эмблем, шевронов нет. Кто они? Они живые?

Чур меня, чур меня! Сюр…

Вот прилепилось слово, хоть бы знать, о чем тут толкуют. Вот дебет с кредитом… Мысленно вспоминаю бухгалтерские проводки по счетам – с какого на какой, чтобы правильно закрыть ту или иную операцию и выйти на нужный мне баланс. Это на время успокаивает.

Операция. Военная операция? Меня спасают? Но от кого? Я, например, привычно запутавшись между дебетом и кредитом, только вчера узнала, что на моей маленькой уютной родине, окруженной теплым морем, другая власть. И глава нашего правительства теперь не обрюзгший хамоватый чиновник из центра, а колоритный красавец с мужественным лицом. Я его вчера по телевизору видела – под чужими трехцветными флагами, рвущимися на ветру, словно языки драконов. Он говорил, будто топором рубил, и толпа, в которую он вколачивал слова, послушно и гулко скандировала в такт: «Сво-бо-да!».  Что это? Что это мне напомнило? Какой-то очень старый фильм, еще черно-белый. К горлу подкатилась тошнота – стало страшно. Я поспешно нажала кнопку пульта, и вдруг позвонила моя подружка: «Ты слышала? Слышала? Ка-акой мужчина! Нет, ты слышала?..». Я что-то промямлила в ответ, но подружка меня не слушала. Последний раз она была так возбуждена, когда влюбилась сдуру в водителя нашей автобазы, на пятнадцать лет младше ее. Что-то у них там было, но, вроде, недолго. После этого она снова стала степенной и рассудительной.

…Захожу в офис. Хочется быстрее спрятаться, перед глазами – дула автоматов, направленные в асфальт, и пустые холодные глаза в прорезях масок. Кажется, что они вот-вот начнут стрелять. Всего-то делов: движение верх, движение пальцем – и кровь, стоны, трупы. Как в боевике. Только эти, которые пришли меня спасать, всамделишние, живые. Или уже нет? Беру валидол. Зовут в соседний офис на кофе с печеньем. Иду, чтобы не оставаться одной. Страшно.

Мои приятельницы, перебивая друг друга, взахлеб рассказывают, как всё правильно и хорошо, какое счастье, что они – эти – есть, иначе бы другие – те – нас уже… Что «уже»? И кто это: «те»? Сюр, сюр, сюр! Перед глазами медленно поднимающиеся стволы, пальцы жмут курки, и моя реальность на миг исчезает в черной дыре страха. Счастливый смех сослуживиц приводит в чувство.

День проходит. Два. Неделя. Две…

Привыкаем. Автоматов уже никто не боится, молоденькие мамочки с детьми гуляют, резвятся и фотографируются на фоне автоматов и масок с прорезями для глаз, белозубо улыбаются в объективы камер. Глаза в прорезях остаются холодными, бездушными.

Растут цены. Люди тащат в объемных целлофановых пакетах гречку, рис, сахар и постное масло. Покупают спички и свечи. Цены продолжают подниматься. Денег в банкоматах нет. Или еще есть, но уже почти нет. Огромные терпеливые очереди. Ходят странные мужчины в камуфляже, на ногах – кеды, кроссовки, ботинки. Мимо всё время движется транспорт, на капотах – чужие трехцветные флажки.

Захожу в соседний офис. Больше не смеются. Грустят. Нет денег, нет товара. Дебет с кредитом давно сошелся, но зачем это нужно, если считать больше нечего? Новая реальность. Сюр. Тарантул уже почти вылупился, плещутся на ветру драконьи языки. Я уже спокойна, привыкла. Только вот сердце болит. А у моих приятельниц – губы поджаты, глаза испуганно бегают. Одна из них что-то исступленно ищет в Интернете, откуда то и дело вываливаются силиконовые блондинки и накачанные герои. Ее наманикюренный ноготок мелко дрожит на колесике компьютерной мышки. Другая говорит, что надо привыкнуть и немного потерпеть. Тревога. Какая тревога? Нас ведь уже спасли! Кто спас? От кого? Никто ничего не знает, но все говорят, что спасли. Чужие люди, чужое оружие, чужая страна.

Сюр… 

Март, 2014