 |
|
|
Елена
Кантор
Стихи
|
|
Неважно, что от жажды хочешь жиру, Неважно, что душа от жара к югу Тянется, как будто девочка бежит по лугу, Бежит по лугу, а он всё не кончается, Упрямится… Неважно, сколько воска, сколько лоска! Неважно, что и сёстры − те же тёзки… Зачем же лгать, из глаз − всё та же лужа, А ты совсем не гордая, ты − клуша… − Не струшу, − говоришь, − не брошу… Нам сверху боженька, наверно, булку крошит Иль сыплет манну… Остановись, не мучайся с приданым. Не надо, господи, пожара-хвори-жира, Наверно страшно, что одна бежишь по миру… По лугу, глупая, в цветах − по лугу, А он всё не кончается с испугу. *** Отступите, прошлые и мнимые… Даже каторжник зовёт меня невестою, Гостарбайтеру, увы, я - милая, Кто ж я президенту - неизвестно… Непонятны мне его стремления Сделать меня барыней иль идолом, Ха, всё Божие, на Божье усмотрение, Так вот из толпы и замуж выйду я, Где толпа вперед, а я в обратную, Сколько подолов топтала, дёрнувшись, Сколько лиц не узнавала, статная, Ёжится душа моя, вся - в ёжиках… Колко, да? А мне не боязно… Я в отрыве от толпы, вне веры я. Если повезёт, доеду поездом…. Если нет, сожмусь до клевера… И уже тогда не имя, время ли? Встану однозначно - в одуванчиках. Каждому пройтись - а вот и премия, Всякому сорвать - и жить с обманщицей. Каждому не сметь…. А смогут выстоять? На таком вот цветнике, что кактусом… Как себя представить, чтобы выступить? Милая, сама ты как? А как ты сам? *** А снег пойдет, и бабушка умрет, Наверное, дожив до снега… И серый бес в душе её орёт, Что он герой, и тоже, Боже, с неба… А ей –то что, когда ей умирать? Когда ей подготовиться к победе? Ей здесь, в людской одежде, прогорать Осталось мало, вспомнилось о лете… Цветы, их столько, что и не взрастить, И не сорвать их голыми руками. И начали луга кружить, кутить… А ей бы ублажать их и ногами, В траву зарыться, глянь, и молодая… Зима-то далеко, а здесь такая жизнь, Такая встреча поздняя: «Когда я?,.. Какие розы алые, держись…» Сорвать? Зачем? Ведь пять минут до снега. Кружить во сне, и вновь такая нега… Такое лето яркое, что − лживо. «А вот лыжня, и мне по ней так живо… Лыжня вдоль трав, наверно, ищет мрака… Уходит далеко, за ней собака, Чужая, серая, как облако, седая… А я молчу. Я не пойду, куда я?» Вот снег пошёл, аж закружил метелью, И бабушка укуталась постелью, И смотрит, беса нет, он, дурень, на ветру. И Бог зовёт в вечор иль по утру… Быть может, сложно расставаться с миром? И мир нечеткий, и лыжня пунктиром… И сердце − медленней, и день похож на ночь… Пуста постель, кому в неё прилечь? *** Ты знаешь, ты любишь, но это возня, Возня с каждой веточкой, шишкой да лучиком света… Ты будто в лесу, лес прекрасен, но это сосна… Там нет ни березы, ни светлого, белого лета… Там даже не жёлтая яркая осень, листва?... Откуда ей взяться, зелёная томная хвоя. И так высока эта зелень, что в небе её рукава, И ты смотришь в небо: «О господи, господи, вот я!». И ты, как ребенок, за каждым огромным стволом… Любить – это верить, и, может быть, прятаться в детство. С игрушкою, плачешь, буянишь, бежишь под столом… Но с кем или с чем в том гигантском лесу отогреться? Мохровом лесу, о господи, ложь – этот мох… Да, снег он честнее, хотя тоже чёрств и надменен. А ты не заблудишься, просто таких вот дурёх, Наверное, мало с мольбою к дурным откровеньям. Где небо неясно, и ветви, что облачный след, А может быть, чёрные рваные страшные тучи… И станет дремучим пейзаж, и побед уже нет… Но ты еще видишь себя на коленях – могучей. А ты все взываешь к любимым рукам, и ручьём Бежит твоя мелкая пылкая песня. Закройся от страха, он слеп и разбит, Боже, параличём. Он сам не уйдёт, пока не взобьёшь это тесто… Послушай, не ешь этот хлам, не травись, любовь – это бой, Надежда на светлое синее небо… И что бы ни делать в лесу − оставаться собой, И просто расти, заходя в эту грубую, праздную небыль. *** Пойдём до вечера на рыночную площадь, Посмотрим там, как нынче продавцы… Мы сможем так же? Так смеется лошадь, Когда на силос падают ловцы, Борцы за жемчуг? Где он там – в помёте? О, господи, опять Вы не поймёте, Чтоб жить на что-то, надо захотеть… А что в руках вертеть − баранку или фишку, Или сыграть на всё, на всё − до дохлой мышки, Которая валяется в углу… На рынке что? Стоят торговцы в кучке, Наверное, до следующей получки Моей, твоей, ну, пожалей в дрожании юлу. Пойдем гулять на рыночную площадь, Тебе и так мозги давно полощут… А ветер свил семь строчек на полу… *** Совсем не в том году¸ но в этом быть уже… Ты будто бы стоишь на рубеже. С открытой дверью в прошлое, Как по ногам сквозит… С закрытой − в будущее, и она дерзит. Ты будто бы с тоской и горем на руках. И страх от анфилады - уйди же, подлый страх! Смотри вперёд! Там что – рубаха, гвоздь?.. Занозы хочется аль колеи, ты брось Лукавить, где тебя сквозит? А сзади жизнь безбожно тормозит Своей любовью к прошлому, вот лёгкий ветерок, Какую-то мыслишку поволок… Куда ж она? За потолок иль пол? А может быть, готовится укол? А может быть, готовится указ?… Ой, дай нам бог, что сказка не про нас. *** Мой страх упал в молельню, Прежде чем на службу зашла я … И как мне его вынести, вытрясти, Этот огромный камень, Который жил во мне уже столько лет? Он разбил ступени, колонны и двери… Он напугал прихожан… Да, беда моя заразительна, но как удержать её в себе? Как справиться с этим? Другой вырастит камешек, словно почечный валун… Господи, помоги из храма его вынести, Восстанови всё внутри, Я завтра приду на службу… − С другим чудовищем? − усмехнулся господь… − Боже, за что мне такой огромный страх? Чтобы кидаться им в прохожих, распугивать друзей, Портить храм и своё жилище? − Очиститься надо, девочка, − сказал Господь, − Помоги в очищении ближним, и ты, как пушинку на одном пальце, Поднимешь шар Земной величины. *** Я остаюсь жива, потому что мама слышит каждый мой стон, Потому что любая моя слеза у неё на руках… И неважно кто с ней − Будда или Аллах, Иешуа иль его Отец − мать на моих губах. Любовь через плоть и выше, да будет вдох… Мама, ты слышишь мой выдох, ведь ты − мой дух… И будет вечно духовная наша любовь, Если в делах мирских я слепну, приподними мне бровь… Если дурнею уже, и мельница в голове, Дай домолоть любое зерно пути… Мама, ты скажешь, ты всё за собой проверь, Пока что открыта дверь, Дающая право войти…. Я даже иду еще, только мой ропот тих, Только топот мой глуп, а разум − глух. Я помолюсь за тебя, и ты услышишь мой поцелуй, что стих… И ты поможешь расти мне. Вот я пишу: «Прости». |
 |