Владимир Ободзински

Инстинкт признания

 

  

«Я дышу... Я живу... Я иду по улице... Я думаю...»
Георгий Иванов, «Распад атома»

Статья посвящена двухлетию проекта «Другие берега»

 

Все мы независимо от возраста, уровня культуры, духовной организации, моральных принципов хотим быть счастливыми. Все мы стремимся достичь каких-то целей — добиться положения в обществе, заработать кучу денег, стать мудрее (значительно реже), стареть без признаков одряхления. Все мы хотим быть услышаны, быть понятыми. Все мы жаждем признания! Все мы хотим любви и быть любимыми, но это уже высшая форма Признания. Но никто не желает его так, как поэт, музыкант, режиссер, одним словом — художник. Чем тоньше и ярче духовное богатство человека, тем выше потребность в признании, тем в большую зависимость от людей ставит себя художник.

У эмиграции, являющейся для подавляющего большинства судеб эволюцией скепсиса, — особый стиль влияния на психику, оттенки которого зависят от духовных потребностей, а точнее — от глубины духовной жажды признания. В новых условиях, возникших в связи с перемещением во времени и пространстве, начинается неумолимый процесс изменения своего «Я». Другая реальность методично «стирает» прежние односторонне-инфантильные представления о роли человека в построении общества и, что самое главное, меняет качественную оценку своего «Я». В эмиграции все без исключения начинают жизнь с начала, с утверждения себя, с культивации пресловутого самоуважения; при этом в начальном периоде непременно используется опыт прежней жизни, который в большинстве случаев не работает. И тогда ничего не остается как познать процесс интеграции, — это слово мне всегда дается с трудом, — но только со временем понимаешь — чтобы выжить в чужом монастыре, недостаточно следовать только чужому уставу. Чтобы выжить — необходимо найти такую форму сосуществования своего прежнего «Я» с новым «Я», чтобы конфликт между этими личностями не разрушил тебя окончательно. Этому процессу посвящены не только романы, повести, стихи, симфонии, этому отданы жизни. Все зря! Этот опыт непередаваем. Впрочем, целью творчества меньше всего было и будет желание передачи какого-то там опыта. Вначале, в самом начале конфликта между двумя «Я» инстинкт признания подсказывает писателю единственно возможное решение — чтобы не сойти с ума, надо писать. Интересно, что на чужбине начинают писать те, кто никогда бы не сделал этого на родине, из моих наблюдений — чаще всего так поступают женщины, которым дано природой более чутко прислушиваться к голосу души, а значит — подсознания.

Инстинкт признания, лицемерно завернутый в упаковку «жажды общения», заставляет нас объединяться в клубы, союзы, конгрессы, альманахи, сайты... что реализовать в эмиграции значительно сложнее. Но неизбежный дефицит общения, который всегда лучше избытка, постепенно дает возможность и осознание необходимости глубже проникнуть в тайны мотиваций, что отнюдь (увы!) не способствует признанию человечества, как высшей формы жизни. И здесь не происходит для писателя замыкание порочного круга, здесь начинается точка отсчета иной формы жизни, ближе всего к которой художник-эмигрант, потому как именно ему дана возможность прожить несколько жизней, сравнивая в них себя, свои мечты, надежды, поражения и открытия.

Инстинкт признания для художника — неистребимость потребности принятия его духовных открытий. Можно менять страны до изнеможения, вместе с ними будут меняться язык, традиции, ландшафт, денежные знаки, пенсионный возраст, плата за квартиру, за парковку... неизменным останется только одно — государство и поощряемый им человеческий кретинизм. И было бы верхом лицемерия добиваться признания в таком мире... В этом контексте мне не до конца еще понятно стремление пишущего увидеть свое произведение на бумаге, и не просто на ней, а в виде бумажного литературного журнала, но еще лучше — в высшей литературной лиге — книги. Книга, холст, кинолента, камень — все это материализованный продукт духа, каждый имеет свою цену, в появлении каждого был мотив и ожидаемый результат. Результат...

Опыт в познании человека, которым обладает писатель-эмигрант, это всегда опыт своего вынужденно деформированного «Я», спроецированного на общество «новых» братьев по разуму, построивших в сравнении с его родиной лучшее с точки зрения эстетики и функционирования общество, но оставивших чрезвычайно мало места для мыслящих чужаков. В добровольном или вынужденном изгнании очень быстро оказываешься перед выбором — войти в новую реальность, окончательно переплыв на другой берег, отдав ему тело и душу, или остаться посреди реки, предоставив свою судьбу течению с его опасными порогами и дивными островами.

Литература эмиграции — не одна из форм повести о человеческом несовершенстве, но чрезвычайно высокий стиль жизни одинокой души.

Жизнь этой души — искусство отречься, не отрекаясь, и принять, не принимая.

Италия, 28 мая, 2006 г.