Виктория Андреева

1942, Омск – 2002, Москва

Стихи

 

Вступительное слово Аркадия и Антона Ровнеров

 

Виктория Алексеевна Андреева выросла в Москве. Окончила филологический факультет МГУ (1960–1965). В 1974 эмигрировала в США; училась в Нью-Йоркском университете на кафедре сравнительной литературы. Была одним из двух редакторов журнала «Гнозис» (совместно с Аркадием Ровнером) и одним из четырёх редакторов «Антологии Гнозиса современной русской и американской литературы и искусства» (Нью-Йорк, 1982). Стихи начала писать с 1960-х годов. Примыкала к подпольным, неофициальным литературным кругам Москвы 1960-х и 1970-х годов. Стихи публиковались во многих эмигрантских сборниках и журналах, а с 1989 и в российских журналах. Автор поэтического сборника Сон тверди (1987, Нью-Йорк, «Гнозис пресс»; переиздана в 1989 там же с параллельными переводами английского поэта Ричарда Маккейна и в 2002 в дополненном виде – в Москве). В 1989 вместе с Аркадием Ровнером написала театральную пьесу Чаадаев (1989, Нью-Йорк). Автор многих статей о литературе и религиозной философии (Вл. Соловьёв, Блок и Белый, Бердяев, Киреевский и Чаадаев, Толстой и Фет), которые публиковались в эмигрантских журналах, а с 1989 и в российских. В 1985–1991 написала Телефонный роман – новаторский роман, состоящий из телефонных монологов одинокой русской писательницы в Нью-Йорке (напечатан в 1997 в Литве). С 1994 жила в Москве. Работала над проектом публикации Отцов церкви (Ориген, Климент Александрийский, Иероним Стридонский) в серии «Учители неразделённой церкви».

Имя Виктории Андреевой ассоциируется с двуязычным журналом Гнозис, с Антологией современной американской и русской литературы, графики и живописи, со статьями о современной русской и западной литературе, со стихами, прозой, переводами современных западных поэтов. Ее эстетическая и поэтическая позиции вполне артикулированы. Это – метареализм, творческий прорыв в область трансцендентного. В своих стихах она прекрасно демонстрирует умение заглянуть за пределы явленного и передать это в своих прозрачных, «настроенных по ветру снов» стихах. Виктория Андреева – поэт искушенный и ненавязчивый. Ей присущи собранность, такт и рефлексия. Культурно освоенное пространство ее стиха органично впускает диссонанс, перебои дыхания и ритма модернизма. Она – поэт глубоко индивидуальный. Ее стихи не спутаешь ни с чьими другими «лица не общим выраженьем». Ее называют герметическим поэтом, хотя на первый взгляд они и могут показаться обманчиво доступными. И в этом смысле они очень московские. Она была не громким, но полноправным участником московского литературного подполья, будучи дружески или опосредованно, через друзей, связанной со многими литературными активистами того легендарного периода. Она была одной из первых, кто заявил о существовании нового поэтического пространства. Ее статья о московской и питерской поэзии «В малом круге поэзии» была опубликована в нью-йоркском «Новом русском слове» уже в 1978 году. Имена Станислава Красовицкого, Леонида Аронзона, Генриха Худякова, Анри Волохонского, прозвучали в ней с полным уважением, которого достойны эти поэты.

Она выросла в Замоскворечье под мерный гулкий перезвон часов Спасской башни, под «куполами-облаками» Пятницких церквей. Московский университет был ее alma mater. Она училась в докторской программе Нью-Йоркского университета. Стихи, проза и эссеистика Виктории Андреевой печатались в периодической печати в Москве, Париже, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Филадельфии. Книга ее стихотворений «Сон тверди» вышла в Нью-Йорке. Среди других ее публикаций – двуязычная книга ее стихотворений в переводе замечательного английского поэта и переводчика Ричарда Маккейна.

  

Сон Тверди (1978-1984)

 вечер ветви наклонял
солнце пряталось за ними
сероглазыми немыми
с облаками по краям

вечер листьями дрожал
птицы нежное движенье
черно-сизое паренье
промелькнуло здесь и там

ветер с шорохом дышал
трели в вечере звенели
облаками сиротели
по небесным по снегам

и кривила ствол унылый
икибаною застылой
холодком далеких стран
странный северный обман

сосна

***
дня долгий вздох
все переходы утра
по коридорам гулким
холода печаль
минуты воплощенье смутно
реки медлительное русло
и вялая ее спираль
четыре вектора движенья
две перекладины креста
и боли предостережение
ландшафт под аркою моста
томительное заземленье
минут в слепом квадрате дня
и тело холода что непрерывно ткется
из обморока солнцестояний
и поглощается спиралью
реки гребущей против ветра
к своему истоку

***
квадрат печали грустен и высок
и стрелы ветра холодят висок
и обреченность дышит в волнах света
в зеленом вздохе трав
в округлости наивной
лета
в пунктире
птичьих криков
в прямолинейности цветов
торчащих небу дико

печали перекрестный остов
высвечивает тайну угасанья
минуты сей и дня, и лета
волны тьмы задвигались и
задышали эхом
приблизились округлые кусты
и ангела спокойный круга
повторенный движеньем листьев
облаков
схождением холмов
в барочные покои горизонта

***
шуршанье времени
терпения пролог
исходы темени
наискосок
и ночь
прохладою дыша
и снег
меланхолический
из вечности побег

***
пятнами света
выйти из лета
выйти из Леты
отблеском где-то
мелькнуть средь туч
как испуганный луч
и внезапно погаснуть

***
вечереющее дело
отложили на вчера
птица пела так несмело
занавескою летела
постепенно шелестело
отлетающее РА

***
зеленого квадрат
оттуда
око лампы
лиловеет
уюта желтизной
протянута рука причуды
здесь надо мной
синеет воздух
завершая дня овал
и мотылек мучной садится на руку
и ждет
передвигая стрелки ветра

***
настигает осень-зверь
по небесно голубому
и по городу больному
холод рыщет – ищет дверь
размеряя шаг неверный
над распластанною бездной

ясностью поверен день
звонко падают минуты
и стремительно запутан
и размерен
ритм ветвей

слышу смысл чередованья
чуть замедлено дыханье
дня
здесь паденье
там шуршанье
и страданье
шевелится серебрится
нежной тайной засыпанья
запоздалая змея
дней осенних верея

***
внося всю бездыханность утра
в размеренную грубость дня
храни спасительную смутность
пятой зажатого коня
и лиловатое безумье
косящее внаскок
зари
терпи-храни-запри сомненье
и безразличие творенья
и запоздавшее спасенье
яви

***
и если б легкому лучу
бездомно тонкому
бездонно затерянному
средь эха
задумчивого голосов
и снов
и сов
пушисто кругло
вкрадчиво молчащих
с блестящим полнолуньем глаз
в полетах серого угасших

и если б звонкому лучу
петляя в звуке -ля-
пропеть октавами
творенья
свергаясь с высоты небытия
в разверзнутые хляби вдохновенья
рельеф со впадиной объяв
поющей линией округлой лиры

и если б яркому лучу
явиться облаченной солнцем дланью
внося потоки света и огня
в отмеренную вечность мироздания

***
двоится линия холма
круги кольцуют атакуя
и центром мощного ствола
упруго крону неба рву я
и каждой клеткой веткой я
вверх рвусь извилисто минуя
препоны тлена и огня
макушкой острою ликуя
я – дуб восставший на дыбы
пятою землю попирая
корявые мои листы
непрошеные гости рая
я – вечный дерева престол
я – холм зеленых медитаций
я – танец Шивы, жизни сон
Uhrplantz предвечных трансформаций
извилистую сеть плетя
по небу я ползу ветвями
и солнце – вечное дитя
играет синими лучами

***
скольжу по зелени сквожу
сквозь облака зеленый флер
под радугой зеленых гамм
квадратом без квадриги дом
я заперта сомненьем тут
его зеленый свет в окне
и круглолицый стук минут
и блики солнца на стене
я слышу вечности испуг
смятенье веток, ветра всхлипы
геометрические хрипы
и птичий шорох высоты
невоплотившегося утра
и продолженье точек линий
в дрожащей ночью бездне синей

***
Белую лилию с розой
Алою розою мы сочетаем
Вл. Соловьев

синий парус несется над бездной
солнца посланник ветер летит
запахов брызги волны покоя
мельканье веток смещенье орбит
белые звезды в зеленых объятьях
желтые луны повисли меж них
и птеродактиль малины весь в ятях
шмелями облеплен, густо звенит
ангел покоя птичьих трелях
крыльев стремительный лет
чашу с зеленым настоенным зельем
бережно-грустно несет
белая лилия – вздыбленный стебель
света струящийся столб
зелени дар разлетается спектром
в желто-оранжевый сноп
красные грани белые срезы
лета сверкающий хор
розы молчания с лилией белой
смелый плетется узор

***
два полумесяца:
слева – горы
справа – месяца
и робкие загляды
неба сквозь плетения
спиралей
и уплотненье темноты
смелей
а разгоранье полумесяца
пронзительней
и – по контрасту – ярче
свеченье неба
истончается слабеет
словно память старой женщины
готовая покорно слиться с мраком
лишь нежно оттеняет темноту
пред тем как стать
огромным глазом ночи
где только месяцу дано светить
холодным беспощадным светом мысли

***
средь моря посреди земли
средь неба, гор и Среди –
земноморья
сухой стрекочущий мотив
и ветер пряно теребит
зеленые макушки лета
и речь французская стрижом
стрижет опушки поднебесья
и эхо
празднечным холмом сбегает
в каменное буролесье
Сезанна
коричневая светотень
орнамент щедро-праздных мыслей
у виска
волокна облака повисли
и волны света катит день

***
прожив чужую жизнь
и побывав однажды
в чужом раю-краю
на час на два
попав чужою дверью
в парадиз случайный
в мир обручивший
моры небо горы
трезубцем солнца
отраженным в волнах
узнав размеренный баланс
воды огня и камня
и диссонанс дворца
испуганно печальный
увидев горний свет
рассеянный над морем
и продолженье улиц
в коридорах гор
размытую границу
неба и воды
и встречу Галии и Рима
во дворце Монако
где ветвь чужой династии
упорно стелется
отважно тщится
между игорным домом в Монте-Карло
и вокзалом в Ниццу

***
лаванды терпкая печаль
сухая прелесть иммортелей
растрескавшиеся пленеры
Прованса –
неба
сиреневая пастораль

***
барокко эксовских фонтанов
рассеянная тень платанов
и клубы сизого тумана
и неба белые листы
Сан-Виктуар пошел войною
китайской каменной стеною
на ней качается от зноя
японской графики сосна
и глина красная Адама
и лепет сосен Фукияма
парят застенчиво и странно
аркады римской кружева
Прованса полдень затухал
в предместьях суверенов Экса
он нежной белизной дышал
и каменные пилигримы
склоняли преданные спины
струился солнца нимб
гора вдали рябила бренно
средь золотых раструбов пенно
вздымался мраморный Олимп

***
две бережных реторты влаги:
земля и неба, ночь со днем
и капли неземной отваги
летят стремительно до
ждем
наполненные серым ды
ханием минут
и голубыми островами
лет
округло неподвижных
сначала падают
потом плывут
задумчиво обвиснув
дрожа меж небом и листом
мерцая сверху светом
снизу – тьмой и
зеленью бездонной и глухой –
взлетает серо-голубое
меняется пейзаж минут

***
сбегая молодо с холма
мелькая сизым небом
разбрасывая облака
паденьем смелым
напролом
вторгаясь в ветхий бурелом
роща зеленела
и мягко
облака дышали
амброзией зеленой дали
округло
наполняя чашу ущелья
пленер смягчая на мгновенье
седые крылья воздымали
кропили брызгами меня
анно Домине сего дня

***
антибесные будни
зеленая вода
компактно и уютно
расставлены суда
и яхты
форт Карре
звездою Первозванного
в оправе серогранной
на праздничной горе
сверкают солнце
море небеса
встревожено и чутко
цветные паруса
настраивают ветер
на коридорный лад
то древний антиполис
средь каменных аркад
взбирается по небу
оранжевый фасад