Надежда Далецкая

Стынет  осенняя  медь….

Жизнь – затянувшимся сном:

календари не выносит!

Мой оккупирован дом.

Кто заселился в нём? Осень.

 

Что-то мешает взлететь…

Путы, года  иль разлуки?…

Тянет осенняя медь

к сердцу остывшему руки.

 

Что-то уснуть не даёт.

Кофе, обида, досада?

Осень задумчиво льёт

музыку листьев из сада…

 

Памятью полнится слух:

шёпоты, шорохи, вздохи –

тополем сброшенный пух

на тротуары эпохи.

 

Что ж не поверить никак

к новой весне – в  пробужденье?

Вместо ладоней – кулак…

Вместо прозренья – презренье…

 

Нет! Не уснуть, не взлететь,

не рассмотреть, не расслышать!

Стынет осенняя медь…

Стонет капельная крыша…

 

Мыслей усталых вода

за воротник возжеланий:

«Мне не взлететь никогда

в небо пустых обещаний!..»

 

Ещё не вечер

 

Устроившись за столиком кафе

на выставке каких-то достижений,

я наблюдала, как сползали тени,

слегка шатаясь, словно подшофе.

Как тяжелобольная, не ждала,

но жаждала, как избавленья, встречи,

гоняя замордованные речи,

затасканные фразы и слова.

Из воздуха знакомый силуэт,

ворочая свинцовыми ногами,

возник, присел, и комплексный обед,

как пограничный столб, встал между нами.

Салат из вялых и засохших фраз,

приправленный слегка щепоткой жеста,

не находил во мне пути и места,

не насыщал ни слов, ни рук, ни глаз.

И словно сквозь магический кристалл,

я наблюдала, как лениво тают –

след, что оставил на столе бокал,

и ты, и день, и осень золотая…

А сбоку, как взъерошенный птенец,

с отчаяньем щенка,  в плену потери

хозяина, как кислый  леденец,

сосала девочка свою беду. Не веря

ни в жизнь, ни в счастье! Как же хороша

была она в своём порыве чистом!

Как будто из-под пальцев пианиста,

в минор вплеталась музыкой  душа!

Прозрачна, словно капелька дождя,

печаль её. А худенькие плечи

поникли хрупко…  Мимо проходя,

меню просматривая следующей встречи,

я прошептала ей: «Ещё не вечер!»

 

Любовь

 

Рассвет холодною щекою

прижмётся к моему плечу.

Как, неужели вновь со мною

всё это?! Нет, я не хочу!

Но тонкой нитью паутина

петлю по горлу в круг сомкнет…

Янтарь слезою без причины

прольётся. Память оживёт –

дрожаньем листьев, синей жилкой,

пульсирующей на руке,

разбитой вдребезги копилкой,

скользящей лодкой по реке.

И захлебнётся сердце ночью,

глядящей пристально в глаза.

И разлетится сердце в клочья!

О, Господи, за что же?! За…?

 

Не судьба

 

Под вечернею столицей

рельсов гул, вагонов стук.

Сидя, стоя едут лица

по кольцу, за кругом круг.

Ноги переходы топчут –

боты, шпильки, башмаки,

спотыкаясь ближе к ночи,

кто - с устатку, кто - с тоски.

На коленях - сумки, книги.

На плечах – усталость, злость.

Заключенные  в вериги

серых буден  вкривь да вкось.

Промельк за стеклом мозаик

никчемушной красоты.

Еду я в метро на запад.

На восток  в машине - ты.

Из туннеля гаркнет поезд –

Иерихонская труба!

Под вечернею Москвою

нам не встретиться с тобою.

Нереально. Не судьба.

 

И лань, и женщина, и кошка…

 

Как уживаются во мне

и лань, и женщина, и кошка?

Вот так присутствуют в струне

у скрипки звуки понемножку.

 

И фа-минор, и ре-мажор:

всё дело в том, кто струн коснётся.

Какой порыв, какой напор

в душе у скрипача проснётся!

 

Что завладеет скрипачом,

его талантом, слухом тонким?

Звон колокольный за окном

или весёлый смех девчонки?

 

А может, лёгкий шелест волн,

а может, вещий скрип кукушки,

а может, тихий плач и стон

осенних сосен на опушке…

 

Всё в звуках есть. Вот так и я.

То сладко трусь о чьи-то ноги,

то в страхе, голову сломя,

несусь в тревоге без дороги…

 

Иль чищу на печи трубу -

любовный пепел выгребаю,

иль ночью штопаю судьбу,

иголкой пальцы протыкаю…

 

Мне б выбрать что-то для себя!

Но вновь у моего окошка,

не жалуясь и не скорбя,

сидят, соседствуют, любя,

И лань.

            И женщина.

                                И кошка…

 

Не во власти душа…

 

Частоколами фраз,

бессердечностью слов

оградим этот мир от вторженья.

Нам любовь –  не указ,

мы мечту – на засов.

Мы в бокалы плеснём пораженье.

Кто из нас победил,

кто пал Римом у ног?

Победитель – пропащий для счастья…

Не закусим удил,

не изменим дорог –

не во власти душа, не во власти!

От щедрот мудрецов

ты со мной согреши

под забором любви и забвенья.

Цокот звонких подков –

на просторах души

выбивает сомнения время.

 

Всё никак не можем встретиться…

 

В.Б.

 

Всё никак не можем встретиться…

Без ступенек, без перил

перекинутая лестница

между нами. Чай остыл,

много раз для Вас заваренный.

По заснеженной Москве

ходим разными бульварами.

Мысли вихрем в голове:

Вам – прозрачнейшею прозою,

мне – туманностью стихов.

Вы – певец морозов с грозами.

Я – жилица топей, мхов.

Пустотой зияет лестница.

Скоро Новый год придёт.

Не судьба нам, видно, встретиться…

Время, как рулетка, вертится:

мне - на нечет, Вам – на чёт.

 

Уходит   день…

 

Уходит день. Как много сотен,

уже прошедших без следа!

Увы! И этот день бесплотен.

Неудержимо как вода

 

скользит поток нелепых будней.

Не сожалею. Не скорблю.

Ведь чем быстрей, тем неподсудней

моё прощальное люблю.

 

Тем  неподвластней эта смелость.

Тем безоглядней мой испуг.

Уходит день… Белее мела

лица растерянного круг.

 

Жаль этот день! Ещё страница

привычно проросла в быльё.

Слеза из глаз. В полёт, как птица,

воспоминание моё.

 

Ты опять меня проглядел…

 

В городе пустом, низкорослом

мартовская сырость и дрожь.

задаюсь нелепым вопросом:

«Как же без меня ты живёшь?»

 

Кое-как житьё обустроив,

расселив привычки в дому,

то ли с тою, то ль с пустотою,

как живёшь ты? Я не пойму…

 

На вокзальном, гулком перроне,

где унылая суета,

и в седьмом купейном вагоне

всё гадаю: «Я или та?»

 

Поезд ускоряет движенье,

как в забытом старом кино.

Расстоянье терпит крушенье –

в шесть утра погибнет оно.

 

И завертит круговоротом

суетливых, хлопотных дел…

Как живёшь ты? Где ты? И кто ты?

Ты опять меня проглядел…

 

Годом больше, годом меньше…

 

Над Москвой сгустился вечер.

Годом больше, годом меньше –

Жизнь издалека

машет крыльями-руками.

Набухает ручейками

Вечности река.

Вот и мы, мой друг, с тобою

скоро, скоро той рекою

в путь, шагнув с крыльца.

Где волной уносит лица

в безмятежность. Колесница

катит, в воздухе клубится

прошлого пыльца.

 

Перевёрнута страница

третья от конца.