| Авторы | Поиск по сайту | Текущий номер |
Князев Юрий Владимирович
Охота на Снарка
Вторая Экспедиция
Питер Весли-Смит
Экстаз, в восьми приступах и стартах
Иллюстрации Полa Станиша
Посвящается Шейле
Предисловие
Книга Питера Весли-Смита - продолжение эпической поэмы Льюиса Кэрролла
“Охота на Снарка”. Поэма Кэрролла, которая по утверждению самого автора
не означала ничего, кроме нонсенса, превосходно интерпретировалась Мартином
Гарднером, как "поэма экзистенциальной агонии". Однако, представленное
здесь произведение является экстазом — что бы это ни означало. Полная
изобретательности, фарса, высокой трагедии, хороших намерений и плохого
каламбура, она считалась до настоящего времени неизвестным рассказом о
второй экспедиции за Снарком. Драматическая напряженность охоты –
“Окажется ли Снарк снова Буджумом?” – в конце концов разрешается
торжеством Надежды, Жизни, Любови, Удачи, Успеха и подобных эфемерных
эмоций.
Питер Весли-Смит написал стихи для детей: "Омбли-Комбли", "Хокус-Покус" и
"Грязная домашняя птица". Жизнь и работы Льюиса Кэрролла были темой его
мюзикла "Буджум!", музыку к которому сочинил брат Питера - Мартин.
Сиднейская филармония выпустила двойной компакт-диск. В настоящее время
Питер Вестли-Смит живет в Гонконге, где преподает в университете.
Старт Первый.
Конец первой Экспедиции.
Он своими словами хотел донести
Среди смеха и слез, вот обидно,
Что внезапно и плавно он должен уйти,
Так как Снарк был Буджумом, как видно.
Вот таков замечательной сказки финал,
Щедро сдобренный юмором ярким.
По горам, по долам, среди моря и скал,
Проходила охота на Снарка.
Был печален конец, словно мистики мгла,
Словно тайна, покрытая мраком.
А какой же судьба тех героев была,
Что пустились в погоню за Снарком?
Вы, конечно, запомнили их имена:
Это был Баламут и Бобер,
И Банкир, и Битюг, чья судьба не ясна,
И Башмачник был очень хитер.
Буквоед и Барышник, Беретчик, а вот -
Бильярдист — на манжетах ремарки,
А последним был Булочник принят на борт,
Что свихнулся на поисках Снарка.
Вот и время пришло о судьбе их узнать —
Пусть печальный рассказ мой, но честный.
Им на полках пылиться – равно, как страдать,
Если новый башмак слишком тесный.
Приступ Первый.
Сон Буквоеда.
Буквоеду чудесный привиделся сон:
Дело Снарка в суде проходило,
Но зато гонорар был настолько весом,
Что храпел он с улыбкою мило.
В подстрекательстве к бунту был Снарк обвинен
Королевским судом за раздор.
Буквоед, в черный атлас одет и шиньон,
Колотя себя в грудь, выл: "Позор"!
Он ревел: "Ваша Честь! Я прошу Вас учесть
Безошибочность выводов Маркса,
Что куда ни пойдешь, то повсюду найдешь
Настоящих и подлинных Снарков!”
"Непригляден их вид, их обычаи - стыд,
И чернее чернил их угрозы;
Вот плохие ребятки, не берут они взятки
И краснеют, как майские розы.
"И одна из примет безошибочных - вот:
Список смертных грехов на подбор.
А вторая - энергия: несколько вольт
Зажигают зловещий их взор.
"Третья – шутки до них никогда не дойдут.
А четвертая? – Грязь, без сомненья".
Снарк в сердцах завопил: "Протестую! Абсурд!"
Я прошу отозвать обвиненье!”
"Всем известно, купальных кабин я фанат,
Мне они очень нравятся даже".
"Ну конечно!” – кричал Буквоед-адвокат,
"Но они весьма портят пейзажи”.
“И что больше того", - продолжал Буквоед,
Ради шутки я это сказал,
Каламбуры – для Снарка закрытый предмет!"
Подсудимый, откашлявшись, встал:
"Это правда, и я с облегченьем вздохну,
Кто посмеет меня обвинить?
Подстрекательство к бунту мне ставят в вину,
А где факты, позвольте спросить?”
"Преступленье серьезное, должен сказать,
Эти шутки со мной не пройдут!"
Стал тогда осужденный вовсю хохотать,
Дикий смех сотрясал его грудь.
И судья, и присяжные впали в конфуз,
Буквоед был мрачней темной ночи:
Он считал, что не сбросить ходатайства груз,
И был этим весьма озабочен.
"Доказательство где?" – вопрошал снова Снарк,
"Подстрекательства я не снесу!"
Обвинители сразу поникли, а клерк
Ковырял отрешенно в носу.
"У меня оно есть!" – Буквоед прокричал,
"Достовернее нет, так и знайте!"
И, взяв книгу, торжественно он зачитал:
"И огонь из него высекайте!”
"А теперь, в наши дни эффективны огни,
Светят словно прожекторы ярко;
Но, боюсь, что тотчас забастуют они,
Обнаружив поблизости Снарка!"
Ликовали присяжные. Вот корифей!
Как он логику прозой донес!
Буквоед просиял, а судья поскорей
Дернул бедного клерка за нос.
И, пока оглашали присяжные зал,
Клерк, опешив, глядел на судью.
"Ah merci!" - Буквоед по-французски сказал,
Ну а Снарк снова сел на скамью.
Тут судья о виновности вынес вердикт,
Буквоед произнес: "К выполненью"!
Снарк привычным движеньем поправил парик,
Заявив: "Этот бред - нарушенье".
Буквоед, торжествуя, запнулся и сник,
В тишине, где и муха слышна;
Бормотал он: "Ну, ладно я съем свой парик",
Когда он пробудился от сна.
И, хотя это был только жуткий кошмар,
Его гордость звенела, как зуммер;
Не смогло его сердце осилить удар,
Пробудившись, он понял, что умер.
"Я погиб!" – его голос сорвался на хрип;
"Я погиб! Говорю раз второй;
И еще один раз повторю: Я погиб!"
Так ушел достославный герой.
И была вся команда ошеломлена:
Что он трижды сказал, так и сталось;
За помин прикатили бочонок вина,
И бутылка иль две опростались.
Приступ Второй.
Судьба других.
Для команды и в правду была словно шок
Скоротечная смерть Буквоеда.
Я был так потрясен, что едва бы я смог
Об их судьбах различных поведать.
Но настал, я скажу, Баламута черед,
И по звездам их курс пролагая,
Бормотал он под нос: "Ибо Англия ждет...",
Горы Марса в трубу наблюдая.
Был бушприт, как всегда, перепутан с рулем,
И прервался злосчастный маршрут,
Солнце голову жгло нестерпимым лучом,
И за борт угодил Баламут.
Он забулькал и сгинул в пучине морской,
Экипаж ему гимны пропел.
Он умел лишь звонить только в колокол свой,
Ну, а плавать, увы, не умел.
Обезумев, команда рыдала навзрыд,
Провожая подводный трезвон.
За помин капитана бочонок был вскрыт,
По себе отзвонил нынче он.
А Беретчик стал шить, белый саван кроить,
Баламуту на вечный покой.
Но шальная слеза застилала глаза,
Умер он от печали такой.
Бильярдист потерял к приключениям пыл,
Жил у моря он в домике белом,
Мемуары писал, на охоту ходил,
Кончик носа намазывал мелом.
А Бобер лишь сидел, да вязал на корме,
Тихо плача в свой желтый платок.
Хмуро гнездышко свил он вороне-куме,
Но беды пережить он не смог.
Если вспомним, Битюг, в размышлении туг,
Нож ужасный все время носил,
Убивал лишь бобров, но такую любовь
Он однажды к Бобру проявил.
Таких верных друзей, как Бобер и Битюг
Вам навряд ли удастся сыскать,
Но остался Битюг в одиночестве вдруг,
Он не будет уж прежним опять.
Как мы знаем, Битюг был на лирику скуп,
Друг покинул, зови – не зови,
И напрасно бы было от птицы Джубджуб
Добиваться ответной любви.
Щебетала Джубджуб, взгромоздившись на дуб,
В оперении пестром она.
Зазевался Битюг и упал среди мук
Прямо в бочку из бивней слона.
Ну, а Булочник встретил Буджума у скал
И внезапно исчез, как туман.
Бормоглот на Банкира в то время напал
И бедняга свихнулся с ума.
А Башмачник пытался начистить сапог,
Но лишь имя свое замарал.
“Никому я не нужен", - промолвить лишь смог,
И, в слезах захлебнувшись, упал.
И Барышник, который считал барыши,
Был, конечно, по-своему прав.
Набивая в мошну свою щедро гроши,
Щебетал соловьем средь дубрав.
Пятерых уже нет, одного простыл след,
И умом повредился другой,
Кто-то просто исчез, кто-то в бочку залез,
Ну, а кто-то ушел на покой.
Об удаче и славе мечтали они,
И опасности жизнь подвергали,
В Экспедиции Первой в те славные дни
Настоящего Снарка искали!
Старт второй.
Канделябрщик, Картограф и Кукушка.
В Экспедицию Первую давних времен
Где Бобер с Битюгом спелись хором,
Канделябрщик не был, увы, приглашен,
И считал это страшным позором.
Он Кондуктору другу разок намекнул:
"Все бы стало на свете прекрасно,
Если б я к Экспедиции этой примкнул,
На гитаре играю я классно”.
"Вот секрет – настоящего Снарка поймать:
Лишь мотивчик напеть ему славно,
А потом невзначай на гитаре сыграть,
И затем прошептать: “Как забавно!”
Но Кондуктор сказал: "Я никак не пойму:
Его ловят с надеждой и вилкой,
Угрожая железной дорогой ему,
Соблазняя коварной ухмылкой?"
"Ерунда!" – Канделябрщик парировал тут,
"Этот метод всегда без успеха!
Возвратился ль со Снарком домой Баламут?
Эти бредни достойны лишь смеха!”
"Я скажу: нужно спеть только Снарку куплет
И исполнить припев на гитаре,
А затем прошептать: Как забавно!” — в обед,
Когда день будет в полном разгаре.
"Приблизительно так!" – он к гитаре прильнул,
И по струнам ударил рукой,
А Кондуктор, однако, тотчас улизнул,
Лишь запел его друг дорогой:
"Ничего в мире лучше подсвечников нет!
Это я, как эксперт, разумею,
Обойди ты в полмесяца весь белый свет,
Иль за пару недель – нет милее”.
"Ничего в мире лучше подсвечников нет!
Чуден персик омытый росой,
Как прекрасен у розы и яблони цвет,
Но подсвечник затмит их красой!”
"Ничего в мире лучше подсвечников нет!
Красных, белых иль винного цвета,
Аромат восхитительный славных побед,
Ничего их божественней нету!”
"Ничего в мире лучше подсвечников нет!
Но на Снарка охотиться славно!”
Отложил он гитару, закончив куплет,
И шепнул, просияв: “Как забавно!”
Канделябрщик долго лелеял мечту
Экспедицию снова собрать,
И в повторной попытке, презрев суету,
Натурального Снарка поймать.
Он искал высоко, он искал далеко
Всех ловцов настоящего Снарка,
Риск любил он вдвойне, зато были в цене
Вера в дело, проворность, смекалка.
"Нужен парень такой", - Канделябрщик сказал,
“Чтоб на карте он знал все ремарки:
Чтобы наш экипаж по морям не блуждал,
Плыл туда бы, где водятся Снарки”.
"И наш атлас не будет убогим таким,
Что купил Баламут по дешевке:
Чтоб указано место и крестик под ним,
Где у Снарков обычно парковки".
И Картограф, который как раз проходил,
Загорая при свете луны,
Что на карту Буджумландский шельф наносил,
Молвил: "Снарка вы видеть должны!”
"Картография - просто отличный предмет", -
Объяснил он, - "как тут не крути.
Ничего в этом мире чудеснее нет,
Свое имя на карте найти".
У безумной Кукушки слетели катушки,
Улизнула она с зоопарка,
Пусть все мысли вразлет, только смелым везет.
Не свихнувшись не выследишь Снарка.
Психиатр прокашлял: "В башке вашей каша:
Вы в безумие по уши влезли".
А Кукушка сказала: "О воле мечтала".
Доктор ей: "Это признак болезни".
И тогда Канделябрщик решил перед другом
Полоумною мыслью блеснуть:
“Коль тропа на охоте не прямо, а кругом,
Значит нужно изгиб обогнуть”.
Приступ Третий.
Кардинал, Крокодил и Кондуктор.
Им псалом прочитал пожилой Кардинал,
Он о славной команде молился,
Только день прогостил, но остаться решил,
Ведь каблук у него отвалился.
Он сказал: "Знаю, Снарков не просто найти,
Чтоб вы к подвигу были готовы,
Должен я обеспечить во время пути
Покровительство духа святого”.
"Заведет вас охота в такие места,
Где и библии нет под рукой;
Вот моя. Стоит только прочесть пол-листа,
И вам Снарк покорится любой.
"Изучил я предмет и узнал я о том,
Что опасность повсюду таится —
И за каждой скалою и каждым кустом
Дикий зверь тебя ждет или птица.
"Птицу Джубджуб увидев, испустишь ты дух,
Бормоглот напугает любого,
Но опасности есть пострашней этих двух
О которых твердят снарколовы.
"Наихудший же – Грампс, зверь настолько суров,
Добряков он не может терпеть.
И один из его легиона грехов –
В божьем храме обычно храпеть".
"Ну, довольно!" - его Канделябрщик прервал,
Нам здесь проповеди не нужны.
Если с нами пойдете, месье Кардинал,
В этом нет кардинальной вины".
В этот час Крокодил все галоши намыл,
Сто семь разных шампуней налил,
Черепаху ругал и примеры решал,
Свою обувь он шибко любил.
В желтых бриджах и синем жилете он был,
Пестрый шарф прикрывал его ушки,
Крокодиловых слез он немало пролил,
Когда пел для безумной кукушки.
Подмигнув конокраду, подцепил он в награду
Вирус гриппа - немалую дозу,
Он на солнце лежал, он себя ублажал,
И чихал и пыхтел паровозом.
И, сняв трубку, приятелю он позвонил,
Бородавку чеша на колене,
И, чтоб солнца удар его вдруг не хватил,
Загорал он в тропическом шлеме.
Говорят, будто был он древней старых гор,
Он сказал: “Может быть. Это мило”.
Но на жабры его стоит бросить лишь взор,
Был он старым весьма крокодилом.
С аппетитом он ел все, что шло ему в рот:
Человека и зверя и птицу.
Он как опытный боцман был принят на борт,
Юный Снарк мог им бы гордиться!
А Кондуктор за ниточку дергал порой,
Лишь молитву начнет Кардинал,
Лучше всех он умел обращаться с толпой:
Плату с них за проезд собирал.
И талантов иных у него было тьма:
Чистил рыбу с особым задором,
Электричество мог проводить он в дома,
Также мог дирижировать хором.
Приступ Четвертый.
Композитор, Компрадор и Контральто.
Композитор мелодию стал сочинять,
О подсвечниках чудную сказку,
Для фаготов и труб мог бы он написать,
На гитару глядел он с опаской.
"Я могу сочинить для гобоя, на спор
Сочиню я для ложек сонату,
Но писать для гитары – абсурд и позор!"
Так сказал он свечному фанату.
"Я могу джаз оркестру концерт сочинять,
Для гитары же - нет моих сил!"
И тогда Канделябрщик начал рыдать,
Инструмент его тяжко заныл.
Композитор продолжил: "Создам я пассаж
И в бемоле, диезе, миноре”.
Но не смог он открыть нотный свой саквояж,
Так как ключ потерял, как на горе.
А затем Компрадор, поставляющий грог
До компании честной дошел,
Хотя пил он, как черт, и хоть ел он, как волк,
Но зато он работал, как вол.
Он ревел, словно лев, он медведем рычал
И качал головою, как слон,
Был, как ящерка прыток и зайцем скакал,
Словно скунс был по запаху он.
И Контральто – певица пришла к концу дня.
Экипаж джентльменов дал слово,
Пусть и женщина будет (но только одна!)
В их бесстрашных рядах снарколовов.
Очень стройной она и прекрасной была,
Две бретельки свисали, как жилки,
Грациозна она, остроумна, мила,
Ну а голос газонокосилки.
"Не беда!" - Канделябрщик пробормотал,
Затушив свой фитиль, - "Но, быть может,
Ее девственный взгляд на проблемы финал
Нам в охоте на Снарка поможет".
Было девять их, также как в Первый Поход,
Вдохновенные, верные делу,
И азартно они устремились вперед
К своему роковому пределу.
Это был Канделябрщик с безумной Кукушкой,
Крокодил, начищавший галоши,
И Кондуктор, блестевший своею макушкой,
Дирижировал хором хорошим.
Кардинал, воздыхающий, как Баламут,
Кто звонил и зимою и летом,
И Картограф, нашедший Снаркландию тут,
И Контральто с прощальным приветом.
Компрадор закатил два бочонка на борт,
Чай заморский в невиданной таре,
Композитор для Снарка придумал аккорд,
Что нельзя проиграть на гитаре.
Экипаж состоял из таких вот людей.
Как манящая звездочка ярко
Перед ними сияла достойная цель:
Отыскать настоящего Снарка.
Приступ Пятый.
Добыча легла на дно.
И добиться от них не могли репортеры,
По каким шла охота местам.
На вопрос: “И к чему же вся эта афера?”
Был ответ: “Потому что он там”.
Но его не нашли, хоть искали везде:
В вышине, в черных безднах планеты,
Нет ни шепота Снарка, ни звука нигде,
Ни свидетельства, что его нету.
Ни движения Снарка нельзя уловить,
Ни почуять его аромата,
Ни пера и ни пуха его ощутить,
Ни заметить зловещего взгляда.
Шла охота в горах и дремучих лесах,
И в пустынях, в ущелиях гулких,
Прочесали охотники каждый овраг,
И обшарили все закоулки.
Они с гор снисходили, в пещеры ползли,
Опускались в морские глубины,
И за каждой волной ожидали вдали,
Не покажет ли Снарк свою спину.
На него в одиночку охотились так:
В целлофан завернув угощенье,
Опасались от Снарка наземных атак
Ну а также с небес нападенья.
И одной ногой здесь, а другой далеко,
С уст готова сорваться ремарка,
Носом чуя беду и дыханье веков,
Ухом слыша мелодию Снарка.
Экспедиция, выйдя в поход до зари,
Больше года зверюгу ловила,
Но они не нашли ни брови, ни ноздри,
И ни клюва, ни уха, ни рыла.
И ни пуха они не нашли, ни пера,
Ни следа, ни тропы, ни помета,
Не слыхали они ни мур-мур, ни кря-кря,
Ни хи-хи, ни подобное что-то.
Обнаружить жилища его не смогли,
Ни кола, ни двора и ни юрты,
Ни гнезда, где детишки у Снарка росли,
Ни какого иного приюта.
Испытания ждали еще впереди,
Пострашнее всех ужасов ада,
Об опасностях, что поджидали в пути,
Сообщать мне навряд ли вам надо.
И Картографа карты рассыпались в прах,
Компрадор разливал все, что было,
Кардинала молитвы навязли в зубах,
Как злосчастный шампунь Крокодила.
Ну, Кондуктора можно еще бы стерпеть,
Канделябрщик исполнил куплеты,
Хоть напастей немало у них было впредь,
К ним добавилась музыка эта.
Вскоре жизнь потерял пожилой Кардинал,
Был в унынии он от романса,
Прогуляться хотел, осторожен и смел,
Но он встретил ужасного Грампса.
Когда зверь зарычал, то священник молчал,
Подчиняясь божественным планам,
У него под пятой умер, словно святой,
Принял смерть он простым капелланом.
А у бедной Кукушки поехала крыша:
Не смогла одолеть жуткий страх.
С облегченьем команда вздохнула, услышав,
Что Кукушка исчезла в часах.
Только семь их осталось, такая вот малость
Шла в погоню за Снарком тогда,
И команда, как лучше все сделать старалась,
Но случилось опять, как всегда.
Приступ Шестой.
Окончание.
По утру Канделябрщик тогда заявил
В настроении очень слезливом:
Что провал его бедное сердце разбил,
И они отплывают с приливом.
"Мы провал потерпели! Мечты не сбылись!
Ожидали победы мы яркой,
Дорогою ценою нам всем обошлись
Неудачи в охоте на Снарка”.
"И был близок успех: вы же помните день,
Когда Снарка мы к стенке прижали?
Жаль, конечно, над нами преступная тень,
Но мы Снарка, увы, прозевали”.
"На ошибках учитесь, любезные други:
Скромность с разумом вечно соседи,
Вместо этого мы в своей тщетной натуге,
Неубитого делим медведя.
"Мы считались умней Башмака с Баламутом,
Но теперь нам раскаяться надо,
И мораль до смешного простая как будто:
Будь доволен любому раскладу.
"Мы мечтали. Мечты оказались пусты,
Но теперь мы внезапно открыли
Эту правду бесценную средь суеты.
Но желал бы, чтоб мы победили!"
Когда он говорил, стало тихо вокруг.
Где б услышать сии изреченья?
"Это - Снарк!" – они хором воскликнули вдруг.
Осознав все величье мгновенья.
Канделябрщик тут же гитару извлек,
Контральто и ноты не спела,
Крокодил, ухмыльнувшись, сигару зажег,
Так как время к полудню приспело!
А Кондуктор корректно в тот миг себя вел,
Песню Снарку исполнил исправно,
Командир, отложив инструмент свой на стол,
Улыбнувшись, шепнул: "Как забавно!"
Этот шепот затихнуть еще не успел,
Средь зловонных миазмов и с шумом
Фыркнул Снарк, появившись, и вновь засопел,
Так как не был, видать, он Буджумом.
КОНЕЦ