Геннадий Кононов

Стихи

  Геннадий Владимирович Кононов родился 30 сентября 1959 года. Окончил Псковский педагогический институт, филологический факультет. Большую часть проработал преподавателем  русского языка и литературы. Умер 22 июня 2004 года, не дожив до 45 лет. Творческое наследие  составляет около 2000 стихов и 18 повестей. Стихи Геннадия Кононова ещё при его жизни были опубликованы  в   известных всероссийских и региональных изданиях: в  литературных  журналах "Юность",  "Москва",  "Русская провинция",  "Литературная учеба",  в альманахах "Истоки", "Третье дыхание", "Предлог", "Приют неизвестных поэтов, "Скобари" и др.,  в газетах  "Литературная Россия", "Трибуна". 

 (подборка стихов подготовлена литературным наследником Геннадия Кононова Исаевой Людмилой Николаевной) 

* * *

Теченьем времени меня к полуночи несет.

Скоропостижно постарев, я потеряю все.

Хочу успеть, пока меня к истоку не вернут -

извлечь молитву из простых вещей или минут.

Один кричит:  "Греби левей!" Кричит другой:  "Правей!"…

Смотрю в  чужую глубину из глубины своей.

Свою банальную судьбу, построив, как концерт,

пою, с предельной высоты срываясь на фальцет. 

*  *  *

За гранью зари

в сосуде бетонном

опять фонари

раскроют бутоны.

Присядь, покури.

 

Тут все под рукой,

от плоти и дела,

и храм над рекой.

Тяжелое тело,

и плотен покой.

 

Нальем. За успех,

за близкие дали,

за ясность, за всех,

с кем ели и спали,

за утренний смех.

 

Прекрасна, чиста,

навзрыд в снегопаде

плывет темнота

как в окнах, во взгляде.

Замри у креста.

 

НЕ ПРОЛЕЙ

Не доверяй полночным голосам,

их лживой правде, голой и недужной.

Я - твой костер, и я погасну сам.

Мочиться на меня совсем не нужно.

 

Отстранись, улыбнись,

потерпи, продержись,

не спеши, не споткнись,

не пролей мою жизнь.

 

Не проливай, когда бываю слаб,

когда под низким и тяжелым небом,

тупой и ненадежный Божий раб,

давлюсь страстей заплесневелым  хлебом.

Не проливай, когда я не с тобой.

Не проливай, когда душою болен.

По лезвию меж бытом и судьбой

иду, непонимающе спокоен,

и кровью наливается закат,

и ложью я окрашиваю фразу…

 

Качели жизни матерно визжат.

Не проливай, их нужно только смазать.

Мы  в доме на песке и из песка.

Как лампочка, любовь перегорела.

 

Я нажимаю на звонок соска,

прислушиваясь к запертому телу -

 

отстранись, улыбнись,

потерпи, продержись,

не спеши, не споткнись,

не пролей мою жизнь.

 

                              * * *

Холодные цветы исхода лета

по осени особенно нежны.

Химические сумерки на веках

да компас боли с левой стороны…

Неповторим под мягким слоем грима

последнего цветка спокойный лик.

 

…Осенний праздник пахнет жертвой, дымом,

а жертва пьет вино и ест шашлык,

и ждет с очаровательною ленью

финала и открыта всем ветрам…

 

Люблю я заржавевшие растенья,

люблю седые травы по утрам.

Так любят мысль свободные умы,

так любит перекрестки сила Тьмы,

так любят землю, где в пустой ночи

бессонно сердце Господа стучит.

 

                     ГАМЛЕТ - РЕПОРТЁРУ

                 (монолог в зале для фехтования)

 

Перед рукопожатьем,

надевши личину,

меж нательным распятьем

и местом причинным

на одну лишь минуту

я чую свободу,

острый холод дебюта,

дрожь первого хода.

Сводит мышцы и кишки…

Осклабившись хмуро

(у друзей свои фишки,

Офелия - дура),

первый делаю шаг.

 

Нет бы внешнему миру

о правилах вспомнить,

затупить бы рапиры

да кубки наполнить,

снять решетки, покровы…

Но с тронами рядом

все непрочно - и слово

становится ядом.

 

Значит, двигаться к цели,

дождавшись сигнала.

Не слепец я и мне ли

не ведать финала?

 

(Но сие - не для прессы.

Жаль, что коротки пьесы)

 

                                    *  *  *

Мать моя, с заботой на челе,

с мерою в расчетах и часах,

женщине, рожавшей на земле,

не родить меня на небесах.

 

Вновь очнусь от жизни в пустоте,

там, где моль не ест, не точит ржа…

Тайну, что у куклы в животе,

не узнаешь с помощью ножа.

 

И непостижимы смысл и цель,

и бездонны, как последний стон -

март, что воплощается в апрель,

да надежда с четырех сторон. 

                                   * * *

К полудню растает.

А вечером, под сквозняками,

стекло зарастает морозными сорняками.

Ты вместе со мною,

на грани меж матом и шахом.

Мы кормим больное

Отечество собственным страхом.

Лишь небо над нами,

и звякают звезды, как льдинки.

Касаюсь губами

весеннего лона гвоздики.

Дрожит переулок,

и в лужу вмерзает нечетко

набухший окурок.

 

Весна холоднее, чем водка.

 

                                          * * *

День похож на вопрос, и захочется лечь, заболев наповал.

Над холодной рекой сны деревьев и черные птицы.

Видишь - осень кружит Саломеею в танце семи покрывал?

Что продлится еще? Что уже никому не приснится?

Ночь - почти что ответ. Безымянным потоком волочат тела

к завершенью  судеб. В этом опыте свет познается.

Разблокируй свой мозг и столкни свой стакан с плоской тверди стола.

Ты увидишь сама, что вино из него не прольется.

 

                                           * * *

Входит грусть, жены вернее, и шуршит дождем в эфире.

Мир прохлады и покоя, капель, птиц…

Запись августа включили за стеной, в реальном мире

без искусственных пределов и границ.

Вижу, глаз не отрывая, как ползут по стенам титры

в паутине неувязок и длиннот,

вижу темный зал концертный, где идет скрипач к пюпитру

с темной картою созвездий вместо нот.

                                            

                                 *  *  *

Ангел крест в небесах задевает крылом,

а внизу, где жарища и облако пыли, -

свист автобусов. Горы Святые, шалом!

Я повернут затылком к великой могиле.

 

Тут на плиты бросают цветы по пути,

и обрывки газет ветерок подметает.

Я повернут. Затылком. И надо идти.

Пусть насмешливый дух над толпою витает.

 

В этот знойный, зеленый полуденный час,

незаметно шагнув из своих измерений,

он присядет, свободный от тела, меж нас,

меж случайных прохожих, в случайное время.

 

                             АЗБУКА

 

Мяч у Пети. Портфель у Нины.

Тихо тая в небесном свете,

шла машина, шуршали шины.

Разбежались - но были!  -  дети.

 

Собирайте мир осторожно,

к слогу слог и предлог к предлогу.

Ведь из азбуки строить можно

текст, молчание и дорогу.

 

На лужайке щенки.  А вы бы

сняли вечную книгу с полки.

"Ерш и щука - смешные рыбы,

а у елки иголки колки".

 

Все в ней нравственно,  и несложно,

и неложно, мой брат похмельный.

Все из азбуки сделать можно:

душу, тело и крест нательный.

 

Кто стоит у креста в тумане?

Кем работает мама Димы?

Словно в Библии и в Коране,

все ответы необходимы.

 

Незаметно приходит зрелость -

и, возможно,  придет с годами,

раз из азбуки можно сделать

Еву, Змия и сад с плодами.

 

Мальчик бегает в ней дворовый,

но недвижны, как изваянья,

керамические коровы

в рыжих сумерках покаянья.

 

В этой книге,  подобной храму,

о Марии напоминая,

мама вечная моет раму,

и мила нам земля родная.

 

Все в порядке: обмылок мыла

обменяла на шило Мила,

труд - для папы, у мамы - дети,

Мила - с шилом, а мяч - у Пети.

 

                             *  *  *

            1.В меняющийся март,

магически безличный,

сползают небеса

овсянкою больничной,

и бедная весна

то розовым, то сизым

клубится за окном

под согнутым карнизом.

Будильник не спешит,

однако и не медлит.

Он вяжет день, как шарф,

секунд считая петли.

Да, бедная весна

с обрывками тумана,

и мокрый снег, и свет

от имени Светлана.

Я все еще живу

и ощущаю счастье,

осознавая смысл

гвоздики или страсти.

2.

Меж твердым декабрем

и мартовской погодкой

Россия грела нас

любовью - или водкой.

Меж будней череды -

печали до упора,

идеи от Балды,

штаны от Пифагора.

И чувства, и долги

в пространствах музыкальных

при свете наших звезд

не очень-то реальны,

и всех равно влекут

священные проселки

в один и тот же миф…