Геннадий
Владимирович Кононов родился 30 сентября 1959 года. Окончил
Псковский педагогический институт, филологический факультет.
Большую часть проработал преподавателем русского языка и
литературы. Умер 22 июня 2004 года, не дожив до 45 лет.
Творческое наследие составляет около 2000 стихов и 18 повестей.
Стихи Геннадия Кононова ещё при его жизни были опубликованы в
известных всероссийских и региональных изданиях: в
литературных журналах "Юность", "Москва", "Русская
провинция", "Литературная учеба", в альманахах "Истоки",
"Третье дыхание", "Предлог", "Приют неизвестных поэтов,
"Скобари" и др., в газетах "Литературная Россия", "Трибуна".
(подборка стихов подготовлена литературным
наследником Геннадия Кононова Исаевой Людмилой Николаевной)
* * *
Теченьем времени меня к
полуночи несет.
Скоропостижно постарев, я
потеряю все.
Хочу успеть, пока меня к
истоку не вернут -
извлечь молитву из простых
вещей или минут.
Один кричит: "Греби
левей!" Кричит другой: "Правей!"…
Смотрю в чужую глубину из
глубины своей.
Свою банальную судьбу,
построив, как концерт,
пою, с предельной высоты
срываясь на фальцет.
* * *
За гранью зари
в сосуде бетонном
опять фонари
раскроют бутоны.
Присядь, покури.
Тут все под рукой,
от плоти и дела,
и храм над рекой.
Тяжелое тело,
и плотен покой.
Нальем. За успех,
за близкие дали,
за ясность, за всех,
с кем ели и спали,
за утренний смех.
Прекрасна, чиста,
навзрыд в снегопаде
плывет темнота
как в окнах, во взгляде.
Замри у креста.
НЕ ПРОЛЕЙ
Не доверяй полночным
голосам,
их лживой правде, голой и
недужной.
Я - твой костер, и я
погасну сам.
Мочиться на меня совсем не
нужно.
Отстранись, улыбнись,
потерпи, продержись,
не спеши, не споткнись,
не пролей мою жизнь.
Не проливай, когда бываю
слаб,
когда под низким и тяжелым
небом,
тупой и ненадежный Божий
раб,
давлюсь страстей
заплесневелым хлебом.
Не проливай, когда я не с
тобой.
Не проливай, когда душою
болен.
По лезвию меж бытом и
судьбой
иду, непонимающе спокоен,
и кровью наливается закат,
и ложью я окрашиваю фразу…
Качели жизни матерно
визжат.
Не проливай, их нужно
только смазать.
Мы в доме на песке и из
песка.
Как лампочка, любовь
перегорела.
Я нажимаю на звонок соска,
прислушиваясь к запертому
телу -
отстранись, улыбнись,
потерпи, продержись,
не спеши, не споткнись,
не пролей мою жизнь.
* * *
Холодные цветы исхода лета
по осени особенно нежны.
Химические сумерки на веках
да компас боли с левой
стороны…
Неповторим под мягким слоем
грима
последнего цветка спокойный
лик.
…Осенний праздник пахнет
жертвой, дымом,
а жертва пьет вино и ест
шашлык,
и ждет с очаровательною
ленью
финала и открыта всем
ветрам…
Люблю я заржавевшие
растенья,
люблю седые травы по утрам.
Так любят мысль свободные
умы,
так любит перекрестки сила
Тьмы,
так любят землю, где в
пустой ночи
бессонно сердце Господа
стучит.
ГАМЛЕТ
- РЕПОРТЁРУ
(монолог в
зале для фехтования)
Перед рукопожатьем,
надевши личину,
меж нательным распятьем
и местом причинным
на одну лишь минуту
я чую свободу,
острый холод дебюта,
дрожь первого хода.
Сводит мышцы и кишки…
Осклабившись хмуро
(у друзей свои фишки,
Офелия - дура),
первый делаю шаг.
Нет бы внешнему миру
о правилах вспомнить,
затупить бы рапиры
да кубки наполнить,
снять решетки, покровы…
Но с тронами рядом
все непрочно - и слово
становится ядом.
Значит, двигаться к цели,
дождавшись сигнала.
Не слепец я и мне ли
не ведать финала?
(Но сие - не для прессы.
Жаль, что коротки пьесы)
* * *
Мать моя, с заботой на
челе,
с мерою в расчетах и часах,
женщине, рожавшей на земле,
не родить меня на небесах.
Вновь очнусь от жизни в
пустоте,
там, где моль не ест, не
точит ржа…
Тайну, что у куклы в
животе,
не узнаешь с помощью ножа.
И непостижимы смысл и цель,
и бездонны, как последний
стон -
март, что воплощается в
апрель,
да надежда с четырех
сторон.
* * *
К полудню растает.
А вечером, под сквозняками,
стекло зарастает морозными
сорняками.
Ты вместе со мною,
на грани меж матом и шахом.
Мы кормим больное
Отечество собственным
страхом.
Лишь небо над нами,
и звякают звезды, как
льдинки.
Касаюсь губами
весеннего лона гвоздики.
Дрожит переулок,
и в лужу вмерзает нечетко
набухший окурок.
Весна холоднее, чем водка.
* * *
День похож на вопрос, и
захочется лечь, заболев наповал.
Над холодной рекой сны
деревьев и черные птицы.
Видишь - осень кружит
Саломеею в танце семи покрывал?
Что продлится еще? Что уже
никому не приснится?
Ночь - почти что ответ.
Безымянным потоком волочат тела
к завершенью судеб. В этом
опыте свет познается.
Разблокируй свой мозг и
столкни свой стакан с плоской тверди стола.
Ты увидишь сама, что вино
из него не прольется.
* * *
Входит грусть, жены вернее,
и шуршит дождем в эфире.
Мир прохлады и покоя,
капель, птиц…
Запись августа включили за
стеной, в реальном мире
без искусственных пределов
и границ.
Вижу, глаз не отрывая, как
ползут по стенам титры
в паутине неувязок и
длиннот,
вижу темный зал концертный,
где идет скрипач к пюпитру
с темной картою созвездий
вместо нот.
* * *
Ангел крест в небесах
задевает крылом,
а внизу, где жарища и
облако пыли, -
свист автобусов. Горы
Святые, шалом!
Я повернут затылком к
великой могиле.
Тут на плиты бросают цветы
по пути,
и обрывки газет ветерок
подметает.
Я повернут. Затылком. И
надо идти.
Пусть насмешливый дух над
толпою витает.
В этот знойный, зеленый
полуденный час,
незаметно шагнув из своих
измерений,
он присядет, свободный от
тела, меж нас,
меж случайных прохожих, в
случайное время.
АЗБУКА
Мяч у Пети. Портфель у
Нины.
Тихо тая в небесном свете,
шла машина, шуршали шины.
Разбежались - но были! -
дети.
Собирайте мир осторожно,
к слогу слог и предлог к
предлогу.
Ведь из азбуки строить
можно
текст, молчание и дорогу.
На лужайке щенки. А вы бы
сняли вечную книгу с полки.
"Ерш и щука - смешные рыбы,
а у елки иголки колки".
Все в ней нравственно, и
несложно,
и неложно, мой брат
похмельный.
Все из азбуки сделать
можно:
душу, тело и крест
нательный.
Кто стоит у креста в
тумане?
Кем работает мама Димы?
Словно в Библии и в Коране,
все ответы необходимы.
Незаметно приходит зрелость
-
и, возможно, придет с
годами,
раз из азбуки можно сделать
Еву, Змия и сад с плодами.
Мальчик бегает в ней
дворовый,
но недвижны, как изваянья,
керамические коровы
в рыжих сумерках покаянья.
В этой книге, подобной
храму,
о Марии напоминая,
мама вечная моет раму,
и мила нам земля родная.
Все в порядке: обмылок мыла
обменяла на шило Мила,
труд - для папы, у мамы -
дети,
Мила - с шилом, а мяч - у
Пети.
* * *
1.В меняющийся
март,
магически безличный,
сползают небеса
овсянкою больничной,
и бедная весна
то розовым, то сизым
клубится за окном
под согнутым карнизом.
Будильник не спешит,
однако и не медлит.
Он вяжет день, как шарф,
секунд считая петли.
Да, бедная весна
с обрывками тумана,
и мокрый снег, и свет
от имени Светлана.
Я все еще живу
и ощущаю счастье,
осознавая смысл
гвоздики или страсти.
2.
Меж твердым декабрем
и мартовской погодкой
Россия грела нас
любовью - или водкой.
Меж будней череды -
печали до упора,
идеи от Балды,
штаны от Пифагора.
И чувства, и долги
в пространствах музыкальных
при свете наших звезд
не очень-то реальны,
и всех равно влекут
священные проселки
в один и тот же миф…
|