Виктор Балан

Считается, что уровень русской поэтической переводческой школы очень высок. Я  с этим не согласен и хочу подтвердить сказанное на примере многочисленных переводов  монолога Гамлета. Правда, орешек этот крепкий, но и попыток было десятки. Я обращаюсь только к тем, кто согласен со мной, что "Мы ехали шагом, мы мчались в боях" - поэзия, а "Хотят ли русские войны и т. д." - нет. Замечу также, что я  не переубеждаю тех, кто считает иначе.

Мое замечание об "уровне русской поэтической переводческой школы" не относится к поэтам "первого ряда" - к Пушкину, Лермонтову, Блоку, Маршаку. Их переводы, а чаще переложения, на уровне их оригинальных произведений.

Я просмотрел 26 переводов монолога от А. Сумарокова (1748 г.) до А. Елохина (2003 г.). Над "Гамлетом" трудились (кроме малоизвестных) Н. Полевой,  Н. Кетчер, П.Гнедич, М. Лозинский, В. Набоков, К. Романов, А. Радлова. И, конечно, Б. Пастернак. Не касаясь художественности, точности и соответствия смыслу оригинала,  замечу: с годами язык переведенной пьесы становился всё более корявым,  труднее читаемым, труднопроизносимым и малопонятным для зрителя (всё-таки это драматическое произведение), а главное - "менее русским".  Судите сами (беру для сравнения  перевод одного и того же отрывка).  

Сумароков:

Болезни, нищету и сильных нападенье,

Неправосудие бессовестных судей,

Грабеж, обиды, гнев, неверности друзей,

Влиянный яд в сердца…

М. Врончеко (1828):

…поношенье света,

Обиды гордых, притесненье сильных,

Законов слабость, знатных своевольство,

Осмеянной любови муки…

Н. Маклаков (1880):

Насилье грубое, издевки века,

Неправды деспотов, презренье гордых,

Тоску отвергнутой любви, законов

Бездействие, судов самоуправство.

Наступает просвещенный, отмеченный высоким вкусом XX век. Посыпалось: "судей бесстыдство, законов медленность, презренье тли к заслуге скромной" (Н. Россов, 1907)), "любви напрасной боль, закона леность" (В. Набоков, 1930), "судей медливость (?)" (М. Лозинский, 1933), "пинки, что терпеливый и достойный от недостойных получает" (А. Радлова).

            Пресловутое "быть иль не быть" - результат ошибки первого переводчика XIX века (С. Висковатова, 1810), не знавшего, очевидно, хорошо английский язык. "Tо be" означает не только "быть",  но и "жить", "существовать".  Типичный случай буквального, «словарного» перевода. Первая фраза монолога, по сути, выражает не риторический вопрос героя, а его душевное смятение, что и показал Сумароков: "Что делать мне теперь? Не знаю, что зачать".

Неуместна и тирада "Вот в чем вопрос?", вошедшая почти во все переводы.   Взято прямо из речи прокурора.

Перескакиваем в заключительные строчки. Назвать Офелию НИМФОЙ в русском тесте   можно только с "намёком", ибо НИМФА - это (в античной мифологии) спутница развратника сатира или (в биологии) какое-то водное насекомое. По-английски  это действительно звучит в переносном смысле хорошо -  красивая девушка. Но мы-то читаем не по-английски, а по-русски. Может ли служить оправданием сила традиции? Не уверен.

Вот еще  примеры стилистических нестыковок, прозаизмов, канцеляризмов: "когда мы совлечем с себя покрышку плоти" (А. Соколовский, 1883), "пинки  страдальцам, нахальство власть имущих" (Д. Аверкиев, 1895), "все счеты мог покончить каким-нибудь ножом" (К. Романов, 1899), "вот где затор", "когда освободимся от шелухи сует», «вот остановка", "под грузом жизни кряхтеть, потеть", "всех трусами нас делает сознанье", "глубокие затеи меняют направленье и теряют названье действий" (В.Набоков).

"Что благородней духом" (М.Лозинский) - вообще неграмотно, и  можно ли о себе говорить так: "благородно". "Так трусами нас делает раздумье" (он же).

            Отдельно следует сказать о переводе Пастернака. В общем мнении это - почти верх совершенства. Охмуривший весь читающий мир поэт Андрей Вознесенский выразительно охарактеризовал эту работу такими словами: "Все переводили "Гамлета", а Пастернак перевел Шекспира". Оценка, ставящая вровень Пастернака и Шекспира.  Трудно доказать низкое (на мой взгляд) качество пастернаковского перевода, могу только  указать концом карандаша на такие строчки, по которым  пусть каждый судит по своему вкусу и эстетическому уровню: "терпеть удары и щелчки обидчицы судьбы", "тысячи лишений, присущих телу", "кряхтя под ношей жизненной", "в трусов превращает мысль", "терпят неуспех у самой цели", "замыслы с размахом и почином".

            Перевод Пастернака стал считаться классическим, каноническим. Но Высоцкий не смог произносить этот текст и переделал его, как ему удобнее было играть. Спектакль на Таганке шёл в литературной редакции прекрасного актера-поэта.

            Разговор о Пастернаке чаще всего начинается и кончается безоговорочным восторгом. Работа об объективной оценке его неоднозначного творчества, по-моему, даже не начата.

Много лет я находился в недоумении (почему никто не замечает того, что мне ясно?) пока не прочел оценку еще более резкую, чем моя: "Перевод Пастернака "Гамлета" - преступление, он перевел его полуинтеллигентской, полублатной скороговоркой 30-40-х годов". Принадлежит эта оценка В. Муравьеву, литературоведу, переводчику Вашингтона Ирвинга, О.Генри, Ф.Скотта Фицджеральда, Уильяма Фолкнера. У меня от сердца отлегло. Не один я в русском мире. Отрицательно Муравьев отозвался и о переводе Лозинским "Божественной комедии", что я полностью разделяю. Есть у него несколько метких мыслей, которые хочется привести.

Нет хороших переводов, есть только удачные. Любой перевод стихотворения "Я помню чудное мгновенье" будет выглядеть пародией.

Главное в переводе - не буквальная точность, а образность. Прекрасный пример: название повести "Над пропастью во ржи" (Сэллинджер - Рита Райт-Ковалева). А ведь в оригинале и близко ничего похожего нет. Если есть образность - хочется искать смысл.

Нет среди русских поэтических переводов лучше пушкинской картины дантовского ада с его невыносимым смрадом: "Я нос закрыл, отворотив лицо".

Но не всё так мрачно в переводческом деле, в переводах "Гамлета" тоже. Есть  удачные места, ставшие крылатыми словами. Однако это, как правило, лёгкие случаи: обращение к другу Горацио, "Бедный Йорик!", "Слова, слова, слова" и им подобные.

Всё сказанное выше является вступлением к представлению моего варианта монолога Гамлета. Это мой первый опыт в переводе. И вообще в поэзии.

Жестокий рок нам гибелью грозит,

Склониться перед ним иль в бой  вступить

С  бездонною пучиной зла и горя?

Как сердцу честному ответить на вопрос?

Вот   вечный вызов каждому из нас.

             Уснуть навек и  избежать страданий плоти,

Души бессмертной тесной оболочки?

Сомнения и страх терзают разум.

             Какие сны нас ждут в забвенье вечном?

Нет сил представить.  Ужас  смерти -

Нет ничего страшней, нет тайны глубже.

Мы гоним думы. Мы страдать готовы

И бедствий груз влачить без срока.

Но кажется - так быстро и так просто,

Кинжал - в ладонь, сильней и точно - в сердце.

И что нас угнетало, вмиг исчезнет -

Достоинства и  чести  униженье,

Судьи  неправедного ложь,

И боль любви неразделенной,

И злоба  сильного, и подлость негодяя,

И  чванство гордости надменной.

Как трудно, как без меры тяжко

Жить, сознавая - это истребить

Не в силах никому.  И  не найти ответа,  

Что будет с нами, что нас ждет за гробом,

Из царства тьмы нет никому возврата.

Ум  бьется в исступленье,

Рассудок наш  мутится, воля слабнет.

Деянья  наши вмиг теряют цель и смысл.

Былая смелость оставляет нас,

Терзанья мысли гонят ее прочь.

Что ждать от жизни?

Спасения ищу я только у тебя,

Офелия, богиня  красоты. Молю тебя, а ты

Грехи мои  в молитвах помяни.

Согласитесь, что "Былая смелость оставляет нас, терзанья мысли гонят ее прочь"  лучше, чем "трусами нас делает раздумье" и "решимости природный цвет хиреет под налетом мысли бледным". Это лауреат Сталинской премии 1-й (!) степени М. Лозинский. Правда, премия эта была не за "Гамлет", а за "Божественную комедию".