Виктория Андреева

 Стихи

 
безветренна бессонница
вдали клубятся сны
тяжелой неподвижной марой
движенья их суетливы и неряшливы
как беспорядок брауна частиц
сны проползают по стене стеня
вздыхая влажно и протяжно
зевота скулы сводит важно
и шлет гонца за сном в Мадрид
и выкликает сон впотьмах –
лунатика блуждающую тень –
смежает веки бархатная тень
и нежно льнет усталая прохлада
в прохладе шелковой забывчивость ловя
магнит недвижности
безмолвно направляет
 
***
воздушный переход
и йодистый наркоз
и чайки одноногий вектор
и ветра ласковый напор
и времени мечтательная вольность
за гранью позапрошлых лет
 
***
вы тени милые
я руку вам даю
я с вами говорю
я с вами отдыхаю
тем редким праздником
тем бережным молчаньем
что неба золотит усталый зрак
 
***
вы вехи прошлой высоты
вы побежденные вершины
“благоуханные седины”
родные тени, сердца сны
ты Ольга – упокой Господь –
твою сияющую душу
родной московский говорок
изгнанницы из Рима слышу
ты, Ольга, наклонясь к лицу,
в глаза Паллады я гляжу –
тот взгляд пронзительный и вещий
и ликом ставшее лицо
пергаментные складки резче
означили теченье снов
потоков прошлого явленье
 
***
Из сновидческих прогулок
 
в пространность городов входя бессонным шагом
к пространностям домов к заброшенным оградам
к свернувшимся кустам змеящеюся грустью
прильнуть не обернувшись
волчицей раненой вокруг оград кружиться
к вам милые мои сквозь обморок пробиться
и лунной тяжестью ссутулив спину
волной лунной к вам прибиться
в ваш нежный мир вернуться снова
с ним слиться и до капли влиться, без остатка
в глаза вам заглянуть и засмеяться
от счастья беспричинно
 
***
темно во облацех
и смысла не дождаться
и знак не явлен
жди-не жди
и чередою сероватых пятен
мелькают дни –
унылые безрадостные будни
чужого языка
чужой страны
чужие сны чужие непробудно
до бриза северной звезды
 
***
в запретность городов
входя бессонным шагом
к пространностям домов
к свисающим оградам
к змеящимся кустам
с сверкающею грустью
поверженным мостом
прильнуть и отдохнуть
рассвета прикоснуться
и лунной тяжестью
себе ссутулив спину
прильнуть к карнизу
и бледное лицо буддийского покоя
беззвучно предо мной свое окно раскроет
 
***
путь долог
беспощаден холод
прекрасен и бесстрастен лик
луны серебряно-лиловой
надмирно-праздничной и новой
двойник
 
***
Душа приобретает опыт
как год что осенью печальной
оплакивает изначальность
и неустроенность природы
как время тающее ночью
как льдинка под лучами солнца.
 
Душа оплакивает время
его ненужность и бесцельность
его распахнутые двери
в которые уйду за всеми.
Душа старается быть схожей
со всеми кто сюда прихожи
кто надолго, кто мимоходом
заглядывает осторожно
а в комнатах сквозные двери
по анфиладам бродит ветер.
 
Душа старается быть схожей
со всеми кто со мною вхожи
кто надолго, кто мимоходом
заглядывает в этот дом…
а в комнате сквозные двери
Хотя наверно ей известно,
Что…?
 
***
мне вдруг стало казаться
да мне стало казаться
что я только лишь гостья
в этой странной стране
чужестранку чужачку
ведь не может касаться
чужедальная косность
на чугунном коне
чужеродность чудовищ
порой забавляет…
если ты не причастна к их заботам больным
чужемудрая глупость порой убивает
или душит как дым
безразлично спокойно
мои дни пролетают
так лениво спокойна
так проста и безвольна
я живу в ожиданьи
напряженном весны
я живу напряженным
ожиданием чуда
я ведь вся не отсюда
я ведь вся из чужбин
 
***
забытую мелодию печали
выводит голос
сладостен и тих
в ней все любовь
в ней все прощанье
в ней жалость и томленье и отчаянье
мучительный и трепетный порыв
 
***
“Не дай мне Бог сойти с ума”
Пушкин

 
Я медленно схожу с ума.
Уже готова мне сума,
С которою отправлюсь в путь
Безумия и не вернусь.
 
Уже дорога ждет меня.
Две ветлы голых у плетня,
С слепыми окнами изба,
Два черных камня у пруда.
 
Уже равно мне далеки
Друзья и вечные враги.
Уже бессмысленны слова.
И мне уж не страшна молва.
1965
 
***
Fantasie
 
Прозрачна синяя вода.
Венеция одна без дожей.
Она печальна и строга.
И дни, когда была моложе
Ей вспоминаются всегда,
Когда шаги людей тревожат
Её почтенные года.
 
Натянутые паруса,
Улужливые гондолеры
И безупречные манеры
Той русской с профилем гетеры,
Что проходила здесь с утра
И мне рассеянно кивнула.
Теперь я здесь одна. Уснула
Тревога дня.
Я здесь одна.
 
Сон 1

переплываю вброд
пересекаю въявь
знакомое пространство дома
и запах сероводорода
толкает в спину
как приклад
где дверь?
спасительная дверь?
с усильем дверь найти
рывком я над вещами зависаю
в отчаянной борьбе
я тяжесть лет снимаю
и с тяжестию лет борясь
в потоках воздуха взмываю
раскрытая ладонь добра
окошко в жалюзях жасмина
и облак белые кувшины
и вознесенные стада
и голубые голоса
кружат вокруг прохладным эхом
 
Сон 2

идем несчастной группкой по путям
и рельсы взвихрены спиралью
и виноватым псом трамвай
метнулся за угол подвально
страх знания в спине, в плечах
во взмахе сумки обреченном
и голос имя прокричал-позвал
назвал– и ужас уронил ладони
 
и знание беды вошло в меня
своим торжественным обличьем
его уж нет, его несут – ему светло и больно
и глазам уже привычна
гримаса скорбной высоты
и маска чуждости надменной
“он так страдал” –
повторен дважды женский вскрик
одною нотой, плачуще-напевной
 
и трое жалкой группкой на путях
нет сил, нет слов, лишь всхлипы крика
эхом: “он так страдал!”
тот ясный ум, тот друг, тот знак,
что был нам послан на пути в Дамаск
 
***
Я хожу по земле
Странницей.
Странно странно
Все вокруг меня.
Люди, вещи, здания,
Вокзалы многозальные,
Двери, что закрываются
За мной.
Улицы, по которым
Брожу я одна,
Уходя ото всех,
И луна, что всегда
Со мной.
И звезда, которая
Светит мне,
И вечер, что прячет
Меня на земле.
И первые робкие
Строчки во тьме –
Нездешнее сладкое счастье
Во мне,
Как во сне.
 
***
неспроста так хмурилась луна,
дождь змеился по стеклу окна.
В городе хозяйничал туман
Белый бесконечный океан.
В нем тонули улицы, дома
Женщина, что робко шла одна.
Только нервный топот каблучков
 
Нарушал безмолвие домов.
Колдовал, заманивал туман.
Расползался по глухим дворам.
Он обманывал и уводил,
О туманном чем-то говорил.
 
Раздвоялся щурился фонарь.
Крался к Гидеминасу звонарь.
Заиграла музыка в ночи,
Зазвенели медные ключи.
И раздался ржавый хриплый скрип,
День вошел, ворота растворив.
 
***
Две луны в Вильнюсе.
Я одна.
В лужах отражаются дома.
В зеркале белеется лицо.
На руке играет перстенек-кольцо.
Оглянусь направо – темень – тьма –
Черная распахнутая мгла.
Оглянусь налево – яхонт-князь
Ручкой белой машет мне смеясь.
Загляну я в бездны черный круг.
Ласковому князю улыбнусь.
И пойду, шальная, до утра.
Горько улыбнется мне одна луна.
 
***
Уши в замке слышат
Руки, стучащие в дверь
Глаза из башенки видят
Пальцы на замке
Нужно мне отворить
Или остаться одной
До смертного дня
Не увиденной глазами страницы
В этом белом доме?
Руки, вы держите яд или виноград
За этим островом, опоясанным
Скудным морем плоти
И костью берегов
Земля выступает из песков
И холмы выступают из памяти головы
Ни птицы, ни летучие рыбы
Не нарушают покоя острова
 
Уши на острове слышат
Ветер, проносящийся, как огонь
Глаза на этом острове видят
Корабли, снимающиеся с якоря в бухте.
Бежать ли мне к кораблям
С ветром в моих волосах
Или остаться до дня, когда я умру
И не приветствовать ни одного моряка?
Корабли, вы несете яд или виноград?
Руки, грохочут в дверь
Корабли снимаются с якоря в бухте.
Дождь прибивает песок и сланец
 
Впустить ли мне странника?
Нужно ли принять моряка
Или остаться до дня, когда я умру
Руки странника и трюмы кораблей
Что в вас – яд или виноград.